Спустя примерно год, как я вернулся, меня приехал навестить друг из Таши Джонга. «Ринпоче! – воскликнул он. – Вы так выросли».
Я быстро сообразил, что он имел в виду: я стал шире, а не выше.
«Что вы едите?» – спросил он.
Я сказал, что выпиваю по шесть-семь бутылок кока-колы в день и ем много риса.
Он был в ужасе.
«Вы должны остановиться, – предупредил он, – такое питание вас погубит».
Он рассказал о воздействии на организм гигантских количеств сахара, содержащегося в моих любимых напитках, и сложных углеводов в рисе, который я постоянно ел. Я не совсем понимал всё, что он мне говорил, но серьёзность выражения его лица и тон голоса убедили меня внести некоторые коррективы в свою жизнь, заставили действовать.
Уменьшить употребление риса оказалось легко, потому что я не слишком был привязан к рису как части своего рациона. Но у меня ушло семь лет на то, чтобы перестать пить колу. Этот напиток только что появился в моём рационе и настолько мне нравился, что я сразу к нему пристрастился; он стал элементом моего «немонашеского образа», так сказать. Но всё же семь лет – это относительно недолгий срок, поэтому я сочувствую людям, которым трудно справиться с привязанностями и программами, сформировавшимися в более раннем возрасте и влияющими на них на протяжении долгих лет.
Иными словами, бросить пить кока-колу – это одно. И совсем другое – распрощаться с ошибочными представлениями о себе.
К счастью, Будда и великие учителя, последовавшие его примеру, предложили разнообразные методы решения именно этой задачи.
Полнота внимания
Один из наиболее эффективных методов – практика полноты внимания. Скорее, это набор практик, разработанных для того, чтобы помочь нам раскрыть, или разморозить, разные слои «я», препятствующие ощущению естественной искры, скрытой в самой сердцевине нашего существа.
Многие люди – и они мудрее меня – описывали и объясняли значение полноты внимания. Моё понимание, пожалуй, проще пояснений, предлагаемых другими учителями, но оно основано на собственном опыте и опыте многих учеников, с которыми я общался все прошедшие годы.
И как другие буддийские учения, всё, что я могу предложить вашему вниманию в качестве пояснений, иллюстрируется какой-нибудь историей. Для того чтобы понять смысл полноты внимания ума, необходимо иметь немного этого самого ума. Рассуждения учёных на эту тему не прекращаются с давних времён и будут вестись ещё долгие годы.
Ум
Много лет назад, когда один из величайших учителей тибетского буддизма Дилго Кхьенце Ринпоче – крупный мужчина с необычайно безмятежным видом и самым мягким голосом, который я когда-либо слышал, – прибыл в Таши Джонг. Мой наставник в буквальном смысле погнал нас в то место, где Ринпоче давал учения. Мне тогда было всего тринадцать лет, и тридцать лет спустя мне не вспомнить и половины того, о чём он говорил. Однако кое-что тогда отложилось в моей голове.
«Что есть ум? – спросил Ринпоче. – Где он? Какого цвета? Размера? Формы?»
Надо сказать, что подобные вопросы вряд ли заинтересуют тринадцатилетнего мальчика, по крайней мере в том виде, в котором их излагал Ринпоче. Но я думаю, что даже в тринадцать некоторые из нас начинают размышлять, почему мы думаем то, что думаем, почему именно так чувствуем – что, используя американское выражение, заставляет нас «тикать»?
И тут я снова должен признаться в непослушании, столь характерном для меня в те годы в Таши Джонге.
Для того чтобы найти ответы на вопросы Дилго Кхьенце Ринпоче, я начал «одалживать» книги из монастырской библиотеки, которой ученикам моего возраста, по идее, пользоваться не разрешалось. Я брал не целые книги – тибетские книги большей частью состоят из непереплетённых страниц, сгруппированных в сборники, которые на тибетском называются печа, – и почти сразу после прочтения возвращал в библиотеку.
Автором одной из взятых мной стопок страниц был великий учитель тибетского буддизма XIX века Патрул Ринпоче, который почитается всеми тибетскими школами и традициями. Его шедевр «Слова моего всеблагого учителя» является одним из самых понятных руководств по раскрытию человеческого потенциала.
Но страницы, которые я взял в библиотеке, были не из этой книги, а из менее известного, небольшого текста по медитации. Одно предложение в нём глубоко поразило меня и вызвало то, что можно назвать «пробуждающим осознаванием», – ощущение, что до тебя на эмоциональном, интеллектуальном и даже сенсорном уровне наконец-то «дошло», о чём говорят люди. Это предложение приблизительно звучало так: «То, что ищет ум, и есть сам ум».
У меня ушло несколько лет на то, чтобы облечь это пробуждающее осознавание в слова, понятные другим людям. Выражаясь самыми простыми словами, то, что мы называем «умом», не является вещью, это непрестанно происходящее явление, функционирующее на разных уровнях. На одном уровне ум – это обычная, или повседневная, осознанность, которая фокусируется на разного вида относительном опыте: когда мы ведём машину, выстраиваем отношения с близкими или коллегами; определяемся с непростым выбором в мире, взволнованном социальными, политическими и экономическими проблемами. Эта относительная осознанность, или относительный ум, имеет склонность ходить кругами, обрабатывая одни и те же сообщения.
Другой, более всеобъемлющий уровень – это осознанность относительной осознанности. Он идентичен фундаментальной открытости и ясности, о которых шла речь выше.
Два этих аспекта связаны почти как братья или сёстры, протягивающие друг другу руку помощи. Относительный ум в период серьёзных трудностей просит помощи и поддержки у более обширной, открытой осознанности, которая «видит» разрешение ситуации, не всегда доступное пониманию нашей повседневной осознанности.
На некотором уровне наш повседневный, или относительный, ум не воспринимает доступных ему возможностей, необходимых для того, чтобы справляться с ежедневными задачами. Однако временами то смутно, то более отчётливо он признаёт существование более открытой, мудрой и тёплой осознанности и ищет её поддержки.
Осознать эту осознанность можно с помощью практики полноты внимания.
Осознанность и внимательность
Термин полнота внимания ума обычно считается переводом тибетского понятия дренпа – «стать осознанным относительно предмета, условия или ситуации». Точнее говоря, дренпа является тем аспектом сознания, который обращает наше внимание на объект. Однако простое осознавание чего-либо – это ещё не вся практика полноты внимания.
Как правило, мы замечаем всё то, что приковывает наше внимание; иногда сознаваемые мысли и чувства нам так неприятны, что мы отодвигаем их на задний план всех остальных дел, которыми вынуждены заниматься в повседневной жизни. Мы очень часто «внимательны» именно таким образом. Например, когда нас мучает какая-то проблема, как-то: необходимость прокормить семью, оплатить счета или разобраться в испортившихся взаимоотношениях. Этот вид осознанности, которую можно назвать «повседневной», составляет только первую половину практики полноты внимания.
Одной осознанности недостаточно. Необходимо быть бдительными. Испытывая неприятности, трудности или боль, мы должны задаться вопросом: «Что происходит? Что это значит?».
Этот аспект полноты внимания на тибетском называется шежин, что правильнее перевести как «знание собственного осознавания». Шежин является самым центром полноты внимания, бдительным аспектом сознания, с помощью которого мы наблюдаем за самим умом, находящимся в процессе осознавания некого объекта. Поскольку большинство из нас сосредоточивается на своих мыслях, эмоциях и ощущениях, решая одновременно несколько задач в течение дня, мы редко обращаем внимание на ум, который в курсе всего, что с вами происходит.
Например, во время моей первой поездки в Америку в 1990-х годах друзья повели меня ужинать в ресторан роскошного отеля в Сан-Франциско. В ресторан я вошёл в своём ламском облачении, что в Непале и Индии приковало бы к нам любопытствующие взгляды. Монахи и ламы обычно не ходят ужинать в рестораны. Это не воспрещается, но считается не особо «приличествующим» поведением.
В Сан-Франциско официанты и официантки были очень обходительными. Они посадили нас за столик, приняли заказ и отошли – огромная разница с тем, что я привык видеть в некоторых других странах, где, хоть убейся, не найдёшь официанта или официантку – или же будешь вынужден свыкнуться с постоянным присутствием пристально следящего за столиком человека, готового удовлетворить любое твоё желание ещё до того, как сам успеешь его осознать.
Отправляясь в ресторан в Сан-Франциско, я немного переживал, что люди будут смотреть на меня, одетого в красные полотнища, и думать, что я какой-то инопланетянин. Но, к моему удивлению, никто не проявил ко мне особого интереса. Они поприветствовали нас, усадили за стол и приняли заказ. Когда мне было что-то нужно – ещё воды или специй (признаюсь, у меня пристрастие к острому перцу), – и я начинал осматривать стол в поисках этой вещи, через пару секунд появлялась официантка и спрашивала: «Сэр, вам что-то нужно?». Я просил, что мне было необходимо, она приносила и тут же исчезала.
Официантки и официанты не стояли над душой и не глазели на нас, но при этом они были осознанными и бдительными – налицо были и дренпа, и шежин.
Я наблюдал за тем, как они подносили еду к разным столикам. Каждый из них был внимателен ко всему, что его окружало, внимательно следил за тарелками и подносами в руках, за людьми, с которыми вместе работал и которых обслуживал. Другими словами, они практически идеально выполняли практику полноты внимания: осознавали окружающее пространство и внимательно относились к требованиям своей работы. Готов поспорить, что мало кто из них был буддистом. Тем не менее они практиковали некоторые основополагающие принципы буддизма, сохраняя внимательное осознавание окружающей обстановки и участливое отношение к потребностям людей вокруг них. Они были по-особому осознанными.