Отпуск на всю жизнь — страница 4 из 51

анекдот. Так здесь называют особую короткую форму народного устного творчества.

— Пап, ты ж сам ответил! Решила за ум взяться. А разве ты этого не хотел?

— Ещё как хотел, только раньше для тебя существовали только твои хотелки, — он кладёт на другое плечо вторую руку.

— Не знаю я, почему вдруг до меня что-то дошло, — пожимаю плечами, — Ты, пап, взрослый, ты и думай, что со мной случилось. А мне некогда голову всякой ерундой забивать. Мне есть над чем её поломать.

Я киваю на стопку учебников, «папахен» озадаченно хмыкает. А мне не только над школьными пробелами еще работать. У меня из-за оконной решётки осторожно выглядывает мордашка этой придурочной. С ней вот что делать?

— Хватит на сегодня, — он гладит меня по голове, — ложись спать, завтра в школу.

— Нет. Завтра я в школу не пойду, — мотаю головой, — и послезавтра тоже. А вот в понедельник со всем моим удовольствием.

— Это почему?

— Всего лишь вопрос эффективности, — начинаю объяснять расклад, как я его вижу, — В школе мне самостоятельно и с максимальной отдачей заниматься не дадут. Даже у профильного учителя возникнут вопросы, если он увидит, что я штудирую начало учебника или вообще за предыдущий год. Заставит текущие задания выполнять, к доске вызывать. Одноклассники будут разговорами отвлекать. Перемены и время дороги до школы тоже впустую. Не, я дома быстрее пробелы ликвидирую.

— Не переусердствуй, — советует «отец», — Соблюдай школьный распорядок, делай перерывы каждые сорок пять минут. Интеллектуальное истощение штука очень неприятная.

А вот это ценный совет! Он уходит, а я думаю. Ресурсы и возможности Даны не впечатляют. Я и физически чувствую себя, как в цепях или после тяжёлой болезни. Слабосилок она, во всех отношениях. Так что и завтрашнее утро мы встретим даже не зарядкой, а полноценной тренировкой.

Ну, и на сладкое. С лязгом открывается и закрывается стальная дверь. Дана испуганно отпрыгивает от меня в дальний угол.

— Скажи-ка мне, мелкая тварь, про какие ещё проблемы я не знаю?

Молчит, только глазками испуганно хлопает.

— Рассказывай про школу!

— Ты ж сама можешь всё посмотреть.

Это так и не так. Посмотреть могу, но со своей стороны, а мне надо через её глаза, условно говоря. Дана, сначала в стиле тык-мык, но всё дальше, тем бойчее, начинает повествование. Стараюсь спрятать издевательскую усмешку, а то собью её с колеи. Дана — идеальная иллюстрация для тех из нашей расы, кто людей презирает. Доминирующая у нас точка зрения. Слушая эту малолетнюю дурочку, приходится постоянно с собой бороться, чтобы не поддаться эдакому внутреннему расизму. Иначе я здесь просто не приживусь. Да и неправильно это. Она во многом ещё ребёнок, то есть, неполноценна по определению. Как будто у нас по-другому. Понятие совершеннолетия у нас тоже есть.

У этой дурочки все вокруг во всём виноваты. Все, кроме неё самой. Учителя, соученики, соседи, родители. Только она одна во всём белом и красивая.

— Чего ты там шаришься? — возмущённо вопит девочка.

— Не дёргайся! Я только проверяю твои слова, — лукавлю, мне пришло в голову проверить одну вещь. Через секунду облегчённо вздыхаю, хоть в этом месте она не нагадила. У Даны есть подружка Юля, сидят вдвоём за одной партой. И я лихорадочно проверяла, есть ли хотя бы один случай, который однозначно можно трактовать, как предательство друга. Подруги в данном случае. Подводила пару раз, были взаимные обидки, но Дана никогда эту Юлю не сдавала. Ну, хоть одно светлое пятнышко!

С учителями та ещё история. Паноптикум какой-то. А ведь по словам отца школа если не элитная, то очень приличная. Она из платных, и стоимость там не всем по зубам. Для среднего класса. По моим меркам, вполне адекватны только англичанка, историчка, физкультурник и учитель рисования. Но трудности предвижу только с несколькими учителями несложных предметов. Хотя есть ещё словесница, та ещё зануда.

Хорошо, будет день — будет пища. Для ума и характера. Ещё одно!

— А чего ты дёрнулась, когда отец мне руки на плечи положил?

— Ну… не знаю… — Дана как-то смущённо отворачивается, а я чего-то не понимаю.

— Передай мне, что ты почувствовала, я не понимаю, — приходится настаивать, но, в конце концов, девочка подходит и кладёт мне руки на плечи.

Спустя мгновенье меня захлёстывает мощный поток, в котором я тону. Нечто похожее со мной случалось в особо бурный период моей жизни. Я слетела тогда в бурный горный поток. Моя раса вообще воду не любит, а тут удар, краткий полёт и борьба на краю физических возможностей только за то, чтобы воздуха глотнуть. Еле удерживаюсь в сознании среди бушующих эмоциональных волн и еле удерживаюсь, чтобы сразу не выскользнуть из-под рук Даны. Мне надо понять!

Спустя пару секунд я всё-таки вырываюсь. Ещё две секунды, чтобы прийти в себя.

— Всё равно ты не права, — говорю сухо и холодно, — Ты не имеешь права запрещать ей любить твоего отца. Ты же не можешь с ним спать и рожать ему детей. Пока ты этого не примешь, ты отсюда не выйдешь.

Ухожу. Спать пора, и я уже давно в постели, а время пол-первого. Этому телу надо спать часов восемь-девять, ещё одно ограничение. Но надо привести мысли в порядок и кое-что для себя обдумать и решить.

Первый этап вхождения в социум можно зачесть. В семье я своё законное место заняла. Дальше школа, где я особых трудностей пока не вижу. Главная проблема — Дана. Прибить бы её, оставив память, как справочник, и дело бы с концом. Но последствия не предсказуемы. Мы с ней, как сиамские близнецы, умрёт один, второй его ненадолго переживёт. Опять-таки, скучно будет.

И я поняла, в чём дело. И раньше об этом знала, но почувствовать вот так, на своей шкуре не доводилось. Люди неимоверно плодовиты, женщины могут понести раз в месяц, нашей расе такие возможности и не снились. И как всегда, возможности сопровождаются сложностями. Фантастически высокий гормональный уровень, причём слабо контролируемый. Вот в чём я чуть не утонула. Даже уважать Дану стала, она не справляется, её всё время заносит, но как-то выжила и с ума не сошла. И даже девственность не потеряла.

Вот откуда иррациональная ревность к мачехе и все её выходки, абсолютно необъяснимые с позиции разума и логики.


27 февраля

Утром встаю поздно. Когда меня попыталась разбудить Эльвира, удалось её пристыдить, спасибо Данапедии. Нашла там очередной анекдот, — вряд ли сама Дана его помнит, — и зарядила Эльвире.

— Дана, тебе посуду мыть, а это тяжело, когда она засохнет…

— Эльвир, ну так замочи её. И ты понимаешь, что человек, который может разбудить сладко спящего, способен, вообще, на любую подлость? Народная мудрость, никуда не денешься, — последние слова добавляю для смягчения, а то какое-то лицо у неё стало растерянное.

— Тебе ведь всё равно надо привыкать, в школу надо рано собираться.

— У меня вчера тяжёлый день был, — отворачиваюсь и сразу отключаюсь часа на полтора.

Выспалась, но ещё полусонная бреду на кухню завтракать. Мачеха тут же варит мне овсянку, которую я поедаю с неожиданным для самой себя удовольствием. И ещё что-то меня удивляет. Думаю об этом, намывая посуду. Вот тоже удивительно, как после завтрака семьи всего из трёх человек может набраться столько грязной посуды.

— Смажь руки кремом, а то руки будут грубеть и сохнуть, — мачеха протягивает мне тюбик с нарисованной на нём изящной женской ручкой. И когда растираю руки, понимаю, что меня изумляет. Эльвира всё время отирается рядом и до меня доходит, почему. Ей очень скучно оставаться одной дома, а тут вдруг злобная падчерица, как по волшебству, становится лапочкой. Есть с кем приятно провести время.

Вот и пришлось мне заниматься учёбой в общей комнате. Сама инициативу проявляю, устраиваюсь прямо на полу, обложившись учебниками и картами. Начинаю с географии, мне надо знать о мире, в который я попала, как можно больше и подробнее. Эльвира не мешает, устроилась на диване и раскладывает пасьянс. Ей не обязательно постоянно чирикать, главное, чтобы кто-то хотя бы дышал и возился рядом.

Через полтора часа закрываю учебник, переворачиваюсь на спину и, раскинув руки, тяжко вздыхаю.

— Как велик мир.

На мои слова Эльвира произносит какую-то непонятную фразу.

— Чего, из васт? — недоумённо таращусь на неё.

— Плохи твои дела, Дана, — Эльвира продолжает метать карты и говорит, не глядя на меня, — Я перевела на английский твою фразу, но, по-моему, ты даже не распознала английскую речь.

Не распознала, факт. Ныряю в Данапедию, нахожу какие-то обрывки, довольно жалкого объёма. Причём надо учесть, что сама Дана вряд ли сможет вспомнить хотя бы половину того, что нашла я.

— Да, с английским полный швах, — соглашаюсь я, глядя на люстру, — И что делать?

— Как что? Соберём все учебники за школьный курс и проштудируем.

— Ты шутишь так, что ли? — мне аж скулы сводит от такой мрачной перспективы, — Нет, я так не согласна. Мне нужен суперинтенсивный курс, чтобы я быстро вникла.

— Разговорную речь можно быстро освоить, — мачеха смотрит на меня, мелькание карт останавливается.

До разговорной речи не доходит, не сегодня. До обеда закрепляю знания по географии. После обеда штудирую биологию. Точные науки оставлю на закуску, с ними буду работать по утрам до обеда. И барскую привычку спать до девяти часов, заводить не буду.

Эльвира такая душка, не потащила меня по рынкам и магазинам, чем я воспользовалась, вдоволь напрыгавшись и наскакавшись. Тело мне досталось симпатичное и стройненькое, но уж больно слабое. Даже по человеческим меркам. Так что за час я загоняла его до того, что футболку хоть выжимай.

Эльвира берётся за ужин, я у неё в качестве ассистента с широким функционалом «подай-принеси-порежь-помешай». Но смотрю внимательно, не забываю засекать время, которое она тратит на всякие обжарки. Во-первых, мне надо учиться всему, что под руку попадётся. А во-вторых, мачеха от такого внимания буквально тает.