— Ушел один такой, — взъерошил ему волосы Чингиз. — Антон куда лучше тебя работает с Сумраком. Точнее, работал. Видишь ли, все мы здесь свои свойства теряем. Это раньше мы были Иные, Крылатые, «дайверы», «двойники»… А теперь — просто двуногие без перьев. Забудь. Хорошо если хоть в душе что-то остается. Кириллка вон стихи писать не бросил, профессор наш разрабатывает ТМВПР…
— Чего?
— ТМВПР, — с удовольствием продекламировал Чингиз, — Теорию Многомерных Взаимопроникающих Реальностей. Он же философом был, доктором наук… Осмыслить хочет.
Они помолчали. Ничто не нарушало тишины, даже комары попритихли, и лишь невидимые сейчас волны мягко накатывались на пологий берег.
— И что, совсем никак нельзя вернуться? — всхлипнув, поинтересовался Егор. — Ну неужели никаких путей нет?
— Никак, — жестко обронил Чингиз. — Разве что Автор снова про тебя вспомнит, в очередной роман вставит. А самому никак… Ты вот попробуй сейчас, войди в Сумрак… — он рассеянно вырвал коснувшийся пальцев высокий стебелек, механически сунув в рот, пожевал и выплюнул: горько. — Ну, убедился? Пойми, не хочу я тебя сказками кормить, потом все равно хуже будет. Дядя Игорь вон в первые дни тоже пытался уйти… это такой на Деда Мороза похожий, с длинными волосами, седой. Представляешь — пошел просто так, по воде. Он же у нас профессиональный бродяга, роддер номер один, хозяин дорог, блин. Так он уверовал в теорию, что силой воли сумеет изменить здешние законы природы. И изменил, что интересно! Зашагал по морю аки посуху, вода под ним только и гнется… А смысл? Гулял-гулял, а пришел сюда же, на наш остров, только с другого конца. Этот мир замкнут.
— А как же звезды?! — точно за соломинку хватаясь, выдохнул Егор.
— Подними голову, мальчик! Здесь нет звезд. И луны нет. Автор забыл их придумать.
— Значит, бесполезно? — подавленно прошептал пацан.
— Угу… — Чингиз помедлил, словно думая что-то еще сказать, но так и не решился. — Впрочем, не расстраивайся, уж лучше так, чем никак. Все-таки мы есть, мы живы. Да не так уж здесь и плохо, если вникнуть. Тебе должно понравиться. Всегда тепло, купаться можно до посинения, кормежка высший класс. Автор нам сочинил этакий шкаф, где утром еда появляется, о которой ты накануне думал.
— И ананасы? — заинтересованно встрепенулся Егор.
— И ананасы, — серьезно кивнул Чингиз. — Только тебе это быстро надоест. Каждый, кто сюда попадает, сперва на жратву бросается, точно голодающий. Сочиняет себе всякое вкусное… А потом, когда привыкнешь, никакого кайфа. Мы ведь с дядей Падлой первыми сюда попали. Странно, написал он про нас позже всех, а попали мы первыми… Ну вот, и себя пронаблюдали, и остальных. Скажем, тетя Оля, та сперва обжиралась так, что страшно за нее становилось, не лопнула бы. Хотя умом понимаешь: нечему там лопаться, одна видимость, но все-таки… А вот Антон, тот исключение. Тот с самого начала вбил себе в голову, что унизительно это, подачками от Автора пользоваться. Смастерил сети, рыбку ловит, жарит на углях, вкусно получается. Только один хрен, что из шкафа, что из моря. И то, и другое тот же Автор придумал.
— А чем вы тут вообще занимаетесь? — скорее из вежливости спросил Егор. Уж очень затянулась вязкая, убивающая остаток надежды пауза.
— Ну, так… ерундой страдаем… — мрачно признался Чингиз. — В шашки вон играем с дядей Падлой. Какой хакер был, блин, какой хакер! Я тоже кое-что могу, но я ему и в подметки… А-а… Что вспоминать? Теперь вот кроме шашек и мозги не к чему приложить. Дядя Игорь вот на гитаре днем и ночью наяривает, ты послушай, он прикольные песенки знает. Твой Антон, тот в медитацию ударился. Лежит брюхом к солнышку и воображает, что у него духовная сила… что он этой духовной силой Автора ка-а-к долбанет… И говорит, получается. У него видения бывают, говорит. То Автору соседка под дверь мусор насыпет, то коннект оборвется, то в издательстве денег не доплатят, или в бане какая неприятность… Скорее всего, просто снится Антоше. Молодой еще, агрессивный, энергию не на что сбросить… Ну а ребятишки бесятся, само собой. Ты с ними быстро сдружишься, вместе носиться будете. Вам, маленьким, еще ничего. Весело, хотя бы первое время.
— А когда повзрослеем? — неожиданно серьезно спросил Егор.
— А вы не повзрослеете, — нехотя выдавил из себя Чингиз. — Тут не взрослеют, не стареют. Может, оно и к лучшему. Пацаны особо и не горюют. Наоборот, радуются. Напакостят — радуются, уши надерешь — снова довольны. Просто тому, что что-то с ними происходит, что они живы…
— И что же, это навсегда? — сглотнув соленый ком в горле, спросил Егор.
— Честно говоря, шут его знает… — Чингиз задумчиво взглянул на нелепого в своем зимнем пуховике пацана. — Этот вопрос Зальцман тоже разрабатывает. Когда Автор умрет, все это может и остаться… И море, и дом, и заросли «гибких друзей», — усмехнулся он в усы. — Слишком уж плотно придумано, замкнутый цикл. Конечно, всякие варианты вероятны… Ну, ничего. Пойдем-ка, знаешь, обратно. Наши, наверное, заждались…
Костер деловито потрескивал, роняя в черное небо бездымные розовые языки. Время от времени какой-нибудь не согласный на кремацию сучок выстреливал себя в воздух, прочерчивал светлой искоркой тьму, но тяготение побеждало — и он обрушивался в ровно гудящее пламя.
Антон, точно в гипнотическом трансе, не отводил глаз от мелькания рыжих огненных волн, Игорь перебирал струны, и его глуховатый баритон медленно выбрасывал в темноту слова. Ольга, так и не расставшаяся со своим чудовищным зонтиком, недовольно вслушивалась в песню, явно дожидаясь паузы, чтобы внести свои поправки. Но подходящей паузы все не было. Аркадий Львович, не решаясь довериться бревну, сидел на раскладном парусиновом стульчике и кивал в такт словам, но думал, похоже, совсем о другом, о далеком…
Мальчишки, прижавшись с обеих сторон к такому огромному, такому надежному и такому беспомощному Падле, протяжно зевали, терли кулаками глаза, но явно не собирались на боковую, хотя Антон периодически и напоминал, что «котятам пора спать».
Кто они? Где их очаг?
Где голубое их небо?
Кто из них в небе том не был?
Кто в пустоте не кричал
Так, чтобы громко, взахлеб,
Ветры чтоб в горле гуляли?
…Лесом брели и полями,
Песни слагали за хлеб…
Чингиз с Егором остановились на самой границе озаренного огнем круга. Там, впереди, была жизнь — ненастоящая, конечно, но душная чернота за спиной казалась еще страшнее.
А нервные пальцы Игоря срывали с невидимых струн один аккорд за другим, и песня улетала ввысь вместе с длинными языками огня, и вместе с ними гасла, отражаясь от пустого неба.
Кто они? Как их зовут,
Белых и легких как тени?
В зарослях лунных растений
Плачут они и живут.
В темень летят и кричат,
Плачут о небе и доле.
Белые клочья над полем,
Кто они? Где их очаг?
2
— Я даже не знаю, как начать… — он замолчал, уткнувшись подбородком в колени. По его успевшей уже слегка загореть спине деловито побежал муравей, но Егор, казалось, не замечал этого, хотя в другое время криков и просьб «прихлопнуть гада» было бы предостаточно.
— Не знаешь как начать — начни как не знаешь, — участливо посоветовал Падла. — То есть с чего угодно. Мы же тут умные, мы уж как-нибудь разберемся.
Несколько опустошенных бутылок «Жигулевского» уже валялась поодаль, в траве, и Ольга, завладевшая раскладным стульчиком Зальцмана, неодобрительно взирала на это непотребство. Она даже высказалась по этому поводу в пространство, но добилась лишь одного — сумрачный Падла, откупорив очередную бутылку, сунул ее Ноновой — на, мол, успокойся. Теперь Ольга растерянно сжимала толстыми пальцами полулитровую емкость, совершенно не представляя, что с ней делать. На какое-то время это ее нейтрализовало.
— Ну, в общем… — не разгибаясь, глухо произнес Егор, — он зовет…
— Кто он? — тут же влез с вопросами Кирилл.
— Кто-кто, дед Пихто, — огрызнулся Егор. — Не понял, что ли? Этот самый… Автор.
— Подробности? — суховато поинтересовался Антон и как-то весь вмиг подобрался, точно солдат перед боем.
— Приснился сегодня, — пояснил Егор. — Усатый такой, тоже с пивом, как Падла. Только он из кружки пьет, а не из горла. И не «Жигулевское», а «Ярпиво». Ну вот, веселый он, смеется и говорит: «Ну что, блин, Егор, продолжим „Дозор“?»
— Егор! Следи за своей речью! — сейчас же возмутилась Нонова. — Что это еще за блин? Наш язык, великий и могучий, не нуждается в подобных эвфемизмах. Сколько раз нужно повторять о необходимости добиваться культуры речи…
— Заткнитесь, Ольга! — коротко бросил Чингиз, и, странное дело, Ольга действительно замолчала. Чингиз редко говорил таким голосом, но уж если говорил…
— Продолжай, Егорка, — напряженно выдавил Игорь.
— А чего там продолжать? — искренне удивился пацан. Разогнувшись, он досадливо смахнул успевшего переползти на живот муравья и принялся сердито ковырять подсохшую коросту на коленке. — Вызывает. Продолжение будет писать.
— А может, тебе это просто так приснилось? — с завистью протянул Лэн. — Бывают же просто сны…
— Ну да, просто… — передразнил его Егор. — Мне же так все понятно вдруг сделалось… ну прямо как в таблице умножения. И сейчас вот все вокруг какое-то уже не такое…
— Похоже на правду, — заметил Игорь. — Аркадий Львович назвал бы это «перенастройкой ориентации в пространстве реальностей», а я скажу проще: потянуло. Кстати, так уже было однажды, с Маркусом. Всего неделю здесь пробыл, даже загореть как следует не успел — и назад, в «Иные Берега». Так что радуйся, Егорушка, поедешь в реальность.
— А меня спросили? — без особого восторга отозвался Егор. — А может, я не хочу?
— То есть как это? — удивился Чингиз. — Сам же сколько рвался, ревел…