Отрицательное поведение потерпевшего и Уголовный закон
Предисловие
Преступность в России за последние годы приобрела угрожающие масштабы. При этом значительно возросло количество преступлений против личности. Этот процесс идет по нарастающей, и, к сожалению, нет объективных оснований для изменения ситуации к лучшему.
Качественные и количественные изменения в состоянии преступности отразились на характере и уровне виктимизации населения. Ежегодно последствия преступных посягательств ощущают на себе около 10 млн. человек.
Однако государство остается равнодушным к проблеме потерпевших. Статистика жертв преступлений в отчетности правоохранительных органов отсутствует. Основные направления борьбы с преступностью фактически не связаны с задачей обеспечения личной безопасности граждан.
Между тем сложившаяся виктимологическая ситуация требует обратить особое внимание на проблему жертвы преступления. Значимость данной проблемы для научной и практической работы трудно переоценить.
Во–первых, признаки, характеризующие поведение потерпевшего, помогают установить наличие или отсутствие в действиях обвиняемого состава преступления.
Во–вторых, они влияют на типовую степень общественной опасности преступного деяния и лица, его совершившего, и поэтому учитываются при дифференциации ответственности.
В-третьих, полный объективный учет данных о личности и поведении жертвы при индивидуализации наказания способствует назначению справедливого индивидуализированного наказания, а это позитивно влияет на общую и частную превенции.
Заслуживает повышенного внимания проблема отрицательного поведения потерпевшего в процессе дифференциации ответственности и индивидуализация наказания виновному. Как показывают проведенные исследования, в 66% убийств и в 60% случаев причинения тяжкого вреда здоровью жертва своим отрицательным поведением сама провоцировала преступление.
Провозглашенный в УК РФ 1996 г. принцип справедливости требует принятия мер, направленных на защиту интересов не только потерпевшего, но и преступника. Игнорирование «вины жертвы» приводит к ошибочной квалификации деяний в сторону ужесточения ответственности субъекта преступления. Он становится не только жертвой обстоятельств и своей «несдержанности», но и жертвой правоприменительной системы. А это негативно сказывается на уровне индивидуального и общественного правосознания.
На сегодняшний день созданы благоприятные условия для глубоких научных исследований уголовно–правовых и криминологических аспектов отрицательного поведения жертвы. Виктимология накопила большой эмпирический материал относительно природы аморального и противоправного поведения потерпевшего, а уголовно–правовая доктрина долгие годы занимается вопросами уголовной ответственности, ее дифференциации и индивидуализации.
Пришло время на основе значительной научной базы и в соответствии с практическими задачами выработать определенные рекомендации по учету данных о поведении потерпевшего и его влиянии на ответственность и наказание виновного. Особенно актуальной данная задача видится в свете реформы уголовного и уголовно–процессуального законодательства РФ, тем более что в УК 1996 г. игнорируется даже уголовно–правовая природа потерпевшего.
Положения и выводы настоящего исследования могут оказаться полезными в законодательной и правоприменительной деятельности. Так, предложения, касающиеся уголовно–правового и процессуального понятия «потерпевший», а также вопросы уголовной ответственности за эксцесс обороны и аффектированные преступления могут быть восприняты законодателем при внесении изменений в УК и УПК РФ. Надеемся, полезными в правоприменительной деятельности окажутся рекомендации по дифференциации уголовной ответственности и индивидуализации наказания в случаях, когда имело место отрицательное поведение потерпевшего.
В данной работе рассмотрены лишь основные вопросы, связанные с криминологической и уголовно–правовой значимостью отрицательного поведения потерпевшего. К сожалению, многие проблемы рассмотрены лишь в общих чертах, поскольку требуют к себе особого внимания и самостоятельного научного исследования. Часть вопросов, опосредовано связанных с рассматриваемой темой, осталась за рамками настоящего исследования.
Положения и выводы работы отражают авторскую позицию. Они не бесспорны и поэтому могут вызвать дискуссии, в связи с чем будем признательны всем за конструктивную критику.
Глава 1 Потерпевший и преступник: уголовно–правовой, виктимологический и криминологический аспекты
1.1. Понятия «потерпевший» и «жертва» преступления: уголовно–правовой, процессуальный и виктимологический анализ
По данным уголовной статистики, ежегодно в России совершается свыше 30 тыс. убийств, 45 тыс. умышленных причинений тяжкого вреда здоровью, 40 тыс. разбойных нападений, 120 тыс. грабежей, 10 тыс. изнасилований[1]. С ростом преступности стремительно увеличивается количество потерпевших. Только официально их регистрируется до 1, 5 млн человек в год[2]. Процесс виктимизации в России развивается стремительными темпами, и необходимость борьбы с данным явлением стала очевидной для всех. Между тем законодатель и правоприменитель к этому фактически не готовы. Свидетельство тому — масса вопросов, связанных не только с проблемой сокращения числа потерпевших, но и с самой терминологией.
В отечественной науке, наряду с «потерпевшим», употребляется также термин «жертва». При этом возникает вполне справедливый вопрос: какой из этих терминов предпочтительнее использовать и стоит ли вообще развивать их конкуренцию. Ответ на данный вопрос требует тщательного анализа понятий.
В доктрине уголовного права совершенно справедливо выделяют материальную и процессуальную природу потерпевшего[3]. Согласно ст. 42 УПК РФ, «потерпевшим является физическое лицо, которому преступлением причинен физический, имущественный, моральный вред, а также юридическое лицо в случае причинения преступлением вреда его имуществу и деловой репутации. Решение о признании потерпевшим оформляется постановлением дознавателя, следователя, прокурора, суда».
Анализируя уголовно–процессуальную норму, П. С. Дагель и другие ученые признавали понятие «потерпевший» общим для уголовного и уголовно–процессуального права, исходя из того, что «первое предложение дает именно материально–правовое понятие “потерпевший”, а второе предложение определяет, при каких условиях потерпевший становится участником уголовного процесса, приобретает процессуальные права и обязанности».
С данной позицией трудно согласиться. Статья 42 УПК призвана, на наш взгляд, определить только процессуальное понятие «потерпевший», и ключевым положением данной нормы является порядок признания за лицом данного процессуального статуса.
Материальная же природа потерпевшего должна быть закреплена в уголовном законе.
Несмотря на то, что личность и поведение потерпевшего учитываются законодателем при конструировании многих уголовно–правовых норм (ст. 61, 76, 107, 113 и др.), столь необходимое практике понятие отсутствует. Наблюдается абсурдная ситуация. УК безмолвствует, а УПК РФ указывает на некоторые материальные признаки потерпевшего, хотя по логике вещей процессуальная фигура потерпевшего производна от его материально–правового статуса. Несмотря на очевидность данного положения, в науке оно нередко подвергается критике. Свою позицию авторы аргументируют тем, что «вопрос, причинен ли преступлением вред определенному лицу, суд решает при постановлении приговора. Утвердить ответ на этот вопрос и означает признание лица потерпевшим в материально–правовом смысле данного понятия. Таким образом, если признание потерпевшим в материальном смысле является некоторым этапом доказывания и имеет место, когда факт причинения вреда данному лицу доказан достоверно, признание потерпевшим в процессуальном смысле является одной из предпосылок участия данного лица в доказывании и имеет место при наличии оснований предполагать причинение преступлением вреда данному лицу»[4].
Однако сторонники данной позиции не учитывают того, что потерпевший как уголовно–правовая категория порождается реальной действительностью и представляет собой объективное следствие вредопричиняющего деяния виновного (а не результат доказывания в судебном процессе).
Появление потерпевшего в процессуальном качестве связано исключительно с производством определенных следственных действий. Именно поэтому УПК РФ должен решать лишь вопрос о необходимости участия объективно существующего потерпевшего в судопроизводстве в качестве субъекта уголовно–процессуальной деятельности, но не давать его определения.
Несоответствие природы появления потерпевшего в уголовном праве и процессе не могло не породить определенные трудности в правотворческой и правоприменительной деятельности. В. И. Каминская в связи с этим справедливо отметила: «Исходя из подчиненной роли уголовно–процессуального законодательства по отношению к уголовному, представляется, что логика законодательства не допускает такого положения, чтобы при употреблении в процессуальном законе уголовно–правового понятия ему придавалось иное значение по сравнению с уголовным законом либо же чтобы в процессуальном законе конструировались или просто употреблялись какие–либо уголовно–правовые понятия, отсутствующие в самом уголовном законе»[5].
Поддерживая позицию автора, мы считаем, что, во–первых, в диспозиции ст. 42 УПК РФ не должны содержаться уголовно–правовые признаки потерпевшего. Во–вторых, назрела острая необходимость в формулировании в УК РФ материального понятия «потерпевший». С нашими выводами согласилось свыше 90% опрошенных практических работников.