, преподаю английский немецкий в частной школе, мне хорошо платят, плюс индивидуальные уроки. Так что не вопрос.
Алексей знал Энск: он разросся за последние два десятилетия из бывшего дачного поселка, ко-торый и в прежние времена был престижным. Скоростное строительство коттеджей и малоэтажных домов, которые застройщики сдавали целыми кварталами, и стремительное развитие инфраструктуры — школ, детских садов, поликлиник, магазинов класса «люкс», спортивных сооружений, клубов ресторанов — превратили его в городок для состоятельных людей. Неудивительно, что учительница частной школы хорошо зарабатывает.
— Ну что ж… Тогда приступим. Я должен задать вам уточняющие вопросы. Предупреждаю: придется влезать в личное. Случается, люди не понимают начинают нервничать, а то и…
— Я понимаю. Не беспокойтесь.
— Отлично. Будем придерживаться хронологии. То есть начнем с побега вашей дочери. Юля, так? Что случилось перед этим? Вы поссорились?
— Пустячная ссора, ерунда, из-за такого не сбегают из дома. Она всего лишь прогуливала школу, притворяясь больной.
— Притворяясь?
— Она даже не особо скрывала, — вздохнула Оксана. — Сначала Юля заявила, что не пойдет на уроки, так как собралась ехать к своему парню. Это было очень неожиданно: она организованная девочка, самостоятельная, ее не приходится понукать, она сама знает, что следует делать и когда.
И тут вдруг…
— То есть Юля влюбилась? Или у нее отношения с этим парнем уже давно завязались?
— Не могу вам сказать. Они играли в шахматы по Интернету на каком-то сайте, там и познакомились. Виртуальная любовь, понимаете ли. Думаю, это случилось за два-три месяца до ее побега. Она мне ничего толком не рассказывала, лишь как-то обронила, еще летом, что Том ей нравится…
— Том? Он иностранец?
— Не думаю. На сайтах у них у всех псевдонимы, клички.
— И где этот сайт обитает, по какому адресу, не знаете?
Оксана покачала головой.
— Я же не думала, что все может так повернуться… Не видела необходимости выяснять.
— Хорошо, — кивнул Алексей. — Вернемся к хронологии. Значит, Юля вдруг заявила: я еду к Тому, так?
— Примерно. А если точнее, то «завтра в школу не пойду, мне нужно повидаться с Томом».
— То есть Юля решила — или они вместе с ее Томом решили — срочно перевести свои отношения в реал?
— Видимо, — пожала плечами Оксана. — Дочка не пояснила.
— Ладно. Что было дальше?
— Я категорически запретила ей прогуливать школу. Я прекрасно понимаю свою дочь, я не против ее влюбленности, отношений с мальчиком. И я не стала бы возражать, если бы Юля попросилась уехать на выходной. Конечно, после проверки, что это за Том такой. Но вместо уроков? Это ни в какие ворота… Я не позволила.
— И тогда Юля притворилась больной, так?
— Да. И все равно прогуляла школу.
— Вам назло? Отомстила?
Оксана ответила не сразу. Золотой кораблик еще немного покатался по цепочке.
— Понимаете, когда подростки влюбляются, взрослые начинают казаться им врагами. Я не только по своей дочери знаю — я ведь в школе работаю, насмотрелась. У детей нет ничего важнее их влюбленности, у них «пожар любви», а взрослые талдычат: поздно не ложись, уроки делай, оценки хорошие приноси, в комнате убери. Полярная противоположность интересов, ценностей. Поэтому отношения сразу портятся.
— Значит, Юля прогуляла школу…
— И на второй день тоже. И на третий. А на третью ночь сбежала.
— Но она хоть как-то объяснилась с вами?
— Нет, только оставила записку. Не знаю, куда я ее задевала, — в таком была шоке… Но текст помню: «Мама, папа, не обижайтесь, но меня достала ваша опека, я хочу жить самостоятельно. Я уже взрослая, не пропаду, у меня есть друзья и есть дар.
Не ищите меня. Иначе я никогда не вернусь».
— Дар?
— Юля талантливая шахматистка. Победительница городского и районного первенств по шахматам. Наш мэр самолично вручал ей медаль! И скоро она должна участвовать в региональном турнире. Да вот, сбежала… Вы не подумайте, что у нас плохие отношения были, совсем нет!
— Я и не думаю, с чего бы?
— Ну как же, записка в таком тоне холодном написана, прямо ледяном, будто Юля нас не любит. Но, уверяю вас, она нас очень любит, у нас близкие, душевные отношения, — грустно произнесла Оксана.
Кис верил. У такой уютной матери, как она, могут быть только уютные отношения с детьми. Такие, где всем комфортно. И записка дочери отнюдь не свидетельствует о плохих отношениях — это милая Оксана с по-настоящему «плохими» никогда не сталкивалась. В подобных семьях вовсе записок не пишут. В подобных на родителей начихать — станут ли те волноваться, искать свое чадо, не спать ночами? А тут: «Мама, папа, не обижайтесь». Не обижайтесь — это равноценно извинению.
Однако записка девочки была и впрямь сухой, отстраненной. И главное, звучала не слишком убедительно. «Достала ваша опека»… Алексей ощутил нотку фальши в этих словах. Когда подростка действительно достали, он выражается иначе. Резче, что ли… И короче. А эта написана вежливо, хорошо воспитанной девочкой. Не вы, родители, меня достали, — это было бы несправедливо, Юля чувствовала, у них ведь душевные отношения в семье! — опека достала. Будто Юля что-то другое имела в виду, но не сказала прямо.
А друзья, это кто такие? Девушка бежит к любимому, а ссылается на «друзей»… Несколько странно. Словно не хочет, чтобы родители знали, к кому она отправилась. Но какой в этом смысл, если они уже знают о ее намерении? Если из-за этого у них даже вышла ссора?
— Юля, она особенная, — продолжала Оксана. — Это девочка индиго, знаете, существуют такие дети?
— Что-то слышал, — неопределенно проговорил Кисанов, пошевелив в воздухе пальцами. — Но, признаться, так и не понял, о чем речь. И при чем тут индиго? Это ведь синяя краска?
— Сине-фиолетовая. Такое оригинальное определение запустила одна американка. В ее теории все путано, да и не теория это, по большому счету, а так, побасёнки. Собственно, Юля под ее определение не совсем попадает. Но все же речь идет о сверхталантливых детях, и мне нравилось называть мою дочь «девочкой индиго». Она с детства отличалась удивительно взрослым мышлением и в то же время необыкновенно развитым воображением.
— И ранимостью?
— Как раз нет, у Юли сильный характер. Она романтична, но не сентиментальна — нюни никогда не распускает. А почему вы спросили?
— Есть одна мысль… Скажите, вашего мужа, как понял, обвинили в растрате до ее побега?
— Да, накануне.
— Вы не допускаете мысль, что девочка поверила в обвинение, потому и решила сбежать? Это только гипотеза, конечно, но предположим, что ей стало стыдно за отца. При этом ей было так же стыдно в своем стыде признаться, оттого и записка написана сухо… Что скажете?
— Нет, не поверила Юля, что вы! Ни она, ни я. Это какое-то недоразумение, я вас уверяю. Мы ни на минуту не усомнились в честности Юры. Юля отца утешала, что-то такое говорила — мол, мы обязательно докажем правду, найдем виновного! Наивная, что она могла найти и доказать? Юра, конечно, в депрессию впал, даже говорить не мог — сидел и смотрел в одну точку. А дочка все пыталась его растормошить… Но ей тяжело было, конечно. Может, вы правы, и она из-за этого все же решила убежать к своему Тому? — Оксана посмотрела на детектива, будто он мог дать ей ответ.
— Это одно из возможных объяснений, — произнес он, не слишком веря в собственные слова. — Нужно найти Юлю. Объяснения найдутся вместе с ней.
— Алексей Андреевич, я хочу, чтобы вы начали с поисков моего мужа, — заявила Оксана.
Детектив удивился. Обычно женщины больше волнуются за детей, чем за мужей. Оно и понятно: ребенок беззащитен, не сможет постоять за себя, тогда как мужчина… Он хотел было спросить, чем вызвано такое решение, но воздержался. Шаталова — клиентка, и выбор за ней. А почему да отчего, не его дело.
Однако Оксана решила пояснить:
— Я думаю, что дочка жива и здорова. А вот Юра…
— Откуда информация, что с вашей дочерью все порядке? Она с вами как-то связывалась?
— Нет, но я же вам сказала: она убежала к тому парню. Я уверена.
— А что за друзья, которых она упомянула записке?
— Даже не знаю, почему Юля так выразилась. Все ее друзья здесь, в Энске. Она имела в виду Тома, конечно.
— Его адрес, имя вам известны?
— Ну нет, боже мой, если были бы известны, я бы вас не просила! Она свой планшет забрала и телефон, так что никаких концов. Но я за дочку меньше волнуюсь, поймите, я все-таки представляю, куда она делась, я даже в розыск не подавала — а вот Юра… Что с ним случилось? Если жив, почему не возвращается домой? Почему мне одной пришлось убиваться над гробом нашего сына? А если Юра погиб… То я должна это знать. Хотя бы перестану прислушиваться по ночам к каждому шороху за дверью в надежде, что муж вернулся.
Алексей вспомнил: когда пропали Лизанька с Кирюшей, их с Александрой двойняшки, жена тоже первым делом пыталась найти его, Алексея, который очень некстати уехал тогда в командировку… Саша не знала, за что хвататься, куда бежать, как в одиночку пережить беду, свалившуюся на ее голову. Ей требовалась поддержка родного человека, мужа и отца ее детей[2]. Так что желание Оксаны разыскать первым делом Юру совершенно понятно.
— Все-таки время от времени, — продолжила Оксана, — меня охватывает паника: вдруг я ошибаюсь, вдруг с дочкой что-то случилось?! Уговариваю себя — мол, она у своего парня, все в порядке… мне кажется, я это сердцем чувствую — но… Когда вы найдете Юлю, я хочу, чтобы муж был со мной рядом. Потому что если… Если что-то не так… Еще одной потери я не переживу. В прямом смысле.
Ну что ж, молодец, похвалил себя Кис, все правильно понял.
Тем не менее пожелание Оксаны заниматься поисками по очереди вступало в противоречие принципами его работы. Он предпочитал загрузить в мозг задачу (вкупе со всеми известными фактами), чтобы она потихоньку там жила, пускала корни, давала побеги. Вроде бы совсем о ней не думаешь, как вдруг, между разными другими делами, приходит мысль. А там и другая. И так постепенно, будто вовсе не занимаясь следствием, начинаешь представлять ситуацию… Да-да, идеи развиваются в мозгу, как зерна в почве. Александра тоже так говорит: «Я забрасываю зернышко идеи в мозг, и оно там постепенно прорастает». Имея в виду идеи для статьи — она ведь журналистка. Но схема, видимо, общая.