Крутикова-Абрамова Л. Дом в Верколе. Л.: Сов. писатель, 1988; Чистая книга Федора Абрамова. Архангельск: Лоция, 2016; То же. Архангельск: Кира, 2019. Мартынов Г. Летопись жизни и творчества Федора Абрамова: В 3 т. СПб.: ИД «Мiръ», 2015, 2017, 2019; Доморощенов С. Великий счастливец: биография Федора Абрамова. Архангельск: Кира, 2019; Трушин О. Федор Абрамов: Раненое сердце. М.: Молодая гвардия, 2021 (Жизнь замечательных людей).
Аджубей Алексей Иванович (1924–1993)
После войны, большую часть которой он прослужил в Ансамбле песни и пляски Московского военного округа, А., что вполне логично, поступил учиться в Школу-студию МХАТ. Но надолго его актерских амбиций, видимо, не хватило, поэтому уже в 1947 году А. перевелся на факультет журналистики МГУ и в 1949-м женился на своей сокурснице Раде, дочери Н. С. Хрущева, занимавшего в ту пору пост первого секретаря ЦК КП Украины.
Брак, нечего и говорить, завидный, так что в ход сразу пошла хлесткая фраза: «Не имей сто рублей, а женись как Аджубей», — и самого Алексея Ивановича уже в конце 1950-х называли — за глаза, конечно, — «околорадским жуком».
Злые языки понять можно, хотя безусловно, что на первых, по крайней мере, порах своей карьерой А. обязан не протекции, а собственной деловой хватке и неколебимой исполнительности. Придя в 1950 году, еще студентом, на стажировку в «Комсомольскую правду», он на первые роли выдвинулся достаточно скоро. И задания ему стали давать все более ответственные. Так, 15 января 1953 года в «Комсомольской правде» появилась написанная им передовая «Быть зорким и бдительным» об аресте врачей-отравителей. «К стыду своему, — спустя десятилетия признавался А., — я сам принимал участие по меньшей мере в пяти таких газетных кампаниях».
Причем не только в газетных. Например, впервые побывав в Штатах, отметился на страницах «Юности» (1956. № 2) очерком «От океана к океану», где, помимо прочего, вскрыл «всю сущность гнилой, предательской душонки» советолога Г. Струве[10]. И это все шло ему в плюс, да и магия имени его тестя стала неоспоримой, так что никто не удивился, когда в апреле 1957 года тридцатитрехлетнего А. назначили главным редактором «Комсомолки», а еще через два года, 14 мая 1959-го, главным редактором «Известий», произведя его на XXII съезде еще и в члены ЦК КПСС.
Вот тут, когда, — по словам К. Ваншенкина, — «за его спиной стояла родственно-государственная мощь»[11], А. развернулся в полную силу, став — как до сих пор полагают многие — лучшим газетным редактором послевоенной эпохи. Конечно, он временами бравировал своей близостью к первому лицу государства. Мог, скажем, при людях позвонить: «Никита Сергеевич, это Алеша». Мог, — вспоминают его коллеги, — на планерке поделиться: «Едем мы с Никитой Сергеевичем. Видим, очередь большая. Никита Сергеевич останавливает машину: узнай, в чем дело? Узнаю. Очередь за мясом. А почему, товарищи? Потому, что очень дешево стоит у нас мясо»[12]. И коллеги с лету понимали, что уже через несколько дней мясо подорожает…
И конечно, назвать «Известия» газетой вольнодумной или, тем более, оппозиционной было бы сильным преувеличением. Да, именно А., первым ловя августейшую волю и желая к тому же «обскакать» А. Твардовского, за 10 дней до публикации «Одного дня Ивана Денисовича» напечатал в газете рассказ Г. Шелеста «Самородок» — тоже о лагерях, но слабенький и не без фальшивинки (1962). Именно А. взял в «Известия» сатирическую поэму «Теркин на том свете» самого Твардовского (1963). Именно «известинские» статьи поддерживали театр «Современник» О. Ефремова, сокурсника А. еще по Школе-студии МХАТ, пробили путь к экрану «Балладе о солдате» Г. Чухрая, «Гусарской балладе» Э. Рязанова, иному многому.
Но в «Известиях» же прицельно били по И. Эренбургу, громили А. Яшина и Ф. Абрамова, В. Некрасова называли «туристом с тросточкой», а М. Бернеса «микрофонным шептуном». Кесарю кесарево воздавалось, словом, полной мерою. Однако же, оставаясь казенным изданием, газета А. в целом освежила и гуманизировала советский медийный язык, да и в разговоре об общественных проблемах позволяла себе много больше, чем другие. Недаром, — как рассказывают, — свой первый рабочий день в редакции «Известий» А. начал с того, что попросил отложить заготовленные статьи с привычными лозунгами и принести на обсуждение материалы, не прошедшие либо прежнее начальство, либо цензуру.
Так оно и дальше шло. Талантливые журналисты при А., который и сам фонтанировал идеями, просто расцвели, а читатели к его газете потянулись: за пять лет тираж газеты увеличился почти в 4 раза, с 1,6 млн до более 6 млн экземпляров к октябрю 1964 года. А самому А. в редакторском кресле становилось уже тесновато, и есть свидетельства, что Хрущев примерял своего зятя к посту министра иностранных дел.
Что не могло не вызывать раздражение у неверных соратников дорогого Никиты Сергеевича. И спустя месяц после устранения Хрущева из власти устранили и А., которого М. А. Суслов на ноябрьском Пленуме ЦК презрительно назвал не только «политически незрелым человеком», но и «гастролером».
И началась опала. От директивного предложения уехать на низовую работу в провинцию А. удалось все-таки отбиться. Н. Грибачев, с которым А. вместе получал Ленинскую премию за книгу о поездке Хрущева в США (1960), можно сказать, выручил, взяв его к себе на работу в глянцевый журнал «Советский Союз», где А. разрешалось, впрочем, печататься лишь изредка, да и то под выразительным псевдонимом А. Радин. Ничтожные, в сравнении с прошлым, возможности, малые деньги. «И знаешь, как я выживал? — вспоминал он в одном из поздних интервью. — Писал дикторские тексты под киножурналы „Новости дня“. По 100 рублей за фильм. Тоже неплохо. Сам удивляюсь. Осталась группа знакомых киножурналистов — дружные ребята. Никого не боялись, выписывали гонорар на другую фамилию, и человек этот всегда отдавал»[13].
Двадцать один год опалы — срок немалый, но и он завершился. С перестройкой Алексей Иванович вроде бы ожил, постоянно где-нибудь выступал, написал книгу воспоминаний, а в 1992 году даже затеял издание собственной газеты «Третье сословие», про которую говорил так:
Это газета нового, а точнее — возрождающегося в России класса людей, которых я назвал бы владельцами собственного таланта. Класса интеллигентных предпринимателей, ибо интеллигенция наиболее близка к роду духовного предпринимательства[14].
Но то ли предприниматели в России оказались не теми, кого он ждал, то ли требовались совсем новые навыки уже и в газетном менеджменте, то ли просто время его истекло, но «Третье сословие» зачахло, едва явившись на свет, а сам А. ушел из жизни, запомнившись напоследок горькой фразой из своей мемуарной книги:
Ничем себя теперь не оправдаешь, ничего не переменишь, и правы те, молодые, кто не может понять и простить нас, как мы, в свою очередь, не должны прощать тех, кто уродовал нашу нравственность…[15]
Соч.: Те десять лет. М.: Сов. Россия, 1989; Я был зятем Хрущева. М.: Алгоритм, 2014.
Лит.: Алексей Аджубей в коридорах четвертой власти. М.: Известия, 2003.
Ажаев Василий Николаевич (1915–1968)
Принято считать, что человека, попавшего под жернова репрессий, непременно стремились стереть в лагерную пыль. Это так, конечно, но случались исключения, и судьба А. — одно из них.
Свои четыре года по ст. 58.10[16] он в январе 1935 года получил еще первокурсником-вечерником Литературного института, но отбыл на строительстве Байкало-Амурской магистрали всего два, причем и их провел в культурно-воспитательном отделе, где заведовал, в частности, редакцией литературно-художественного журнала и других изданий строительства. Там же в БАМЛАГовском журнале «Путеармеец» и уже в 1935 году (!) был опубликован один из первых его рассказов «Предисловие к жизни», а когда за «ударно-стахановскую работу» срок был сокращен вдвое, А. еще девять лет по найму прослужил в Управлении стройками и лагерями НКВД — МВД по Хабаровскому краю, и — особо отметим — на немалых должностях: инспектор при главном инженере, начальник бюро изобретательства и рационализации, начальник контрольной инспекции при начальнике Управления…
Нам сейчас остается лишь гадать, был ли А. исключительным везунчиком или имел действительно исключительные заслуги перед органами. Но, как бы там ни было, осенью 1939 года его вновь приняли на заочное отделение Литинститута, а в 1945 году назначили ответственным секретарем журнала «Дальний Восток». И здесь уже в первых номерах за 1946 год начал печататься его роман «Далеко от Москвы».
Эта публикация в малотиражном журнале, растянувшаяся вдобавок на два года, прошла бы, скорее всего, бесследно. Однако — если уж везет, то везет по-крупному — роман о строительстве газопровода, и строительстве отнюдь не зэками, а беззаветными большевиками-энтузиастами, приглянулся К. Симонову, и тот усадил за его доведение до ума многоопытных редакторов отдела прозы «Нового мира», да и сам прошелся по тексту рукой мастера.
Результат известен — роман тотчас же после публикации на «новомирских» страницах был признан образцовым, и только А. Твардовский, выступая на заседании редколлегии «Литературной газеты» 3 января 1949 года, позволил себе заметить: «Мы знаем, что вещь Ажаева плохо написана, но мы печатаем и хвалим, во-вторых, мы молчим, а в-третьих, мы не возразим, если будут хвалить»[17].
Возразить, действительно, никто не посмел, поэтому в апреле 1949 года «Далеко от Москвы» отметили Сталинской премией первой, то есть наивысшей, степени, кинорежиссер А. Столпер его экранизировал (1950), тоже, кстати, получив за это Сталинскую премию первой степени (1951), а композитор И. Дзержинский написал по его мотивам еще и оперу (1954). И, само собою, эту книгу издали на всех мыслимых языках немыслимое количество раз («61 раз общим тиражом 1950 тыс. экз.» — уточняется в справке, в марте 1959 года составленной Отделом культуры ЦК КПСС)