Я изумленно посмотрела на девушку.
Что она имеет в виду?
Неужели хозяйка тела занималась самоистязанием? Но зачем? Может быть, она была не в себе?
Или же здесь под «обжигом» подразумевают нечто совершенно другое? Возможно, в этом обществе так называют модную косметическую процедуру, например, лазерную шлифовку?
Мне было крайне любопытно, но я побоялась задавать вопросы при лекаре. Лучше дождаться, когда он уйдет, и тогда можно узнать все у служанки.
— Я тоже не обнаружил новых следов ожогов. — задумчиво кивнул врач, — Но почувствовал, будто госпожа Дарнин выжгла что-то внутри … Внутри своего тела…
Он внимательно взглянул на меня.
Следовало как можно скорее закончить осмотр, пока лекарь не решил устроить для больной новую, более детальную проверку, которую я имела все шансы провалить.
Стараясь непринужденно улыбнуться, я сказала:
— Уверяю вас, лэр Киас, я чувствую себя превосходно. Прошу прощения, если побеспокоила вас из-за пустяка. Возможно, со мной произошел обычный обморок. Благодарю вас за то, что пришли и осмотрели меня.
Мужчина на секунду замер, словно зачарованный, и уставился на меня во все глаза.
— Всегда рад служить, госпожа Дарнин. — произнес он слегка заторможено, — Для меня большая честь служить вашему супругу и вам. Если вам снова понадобится моя помощь, я всегда к вашим услугам. Также я оставлю вашей служанке розовые капли. Знаю, что с их помощью вы легче засыпаете.
— Благодарю вас, лэр Киас.
Лекарь передал Салли небольшую склянку, быстро раскланялся со мной и вышел из комнаты.
Как только он ушел, я решила не терять времени даром. Мне не терпелось встать с кровати и тщательно осмотреться. А также взглянуть на новое тело, в которое я попала.
Салли нервно кружила вокруг, обеспокоенно призывая меня не делать резких движений и по возможности оставаться в постели. Но постельный режим мне не требовался. Я чувствовала себя прекрасно.
Сначала я подошла к распахнутому окну, за которым открывался вид на чудесный сад, в глубине которого скрывалась уютная беседка. Она напоминала тихую гавань среди бушующего моря цветов.
Затем я обошла комнату, восхищаясь красотой мебели. И наконец, остановилась напротив трюмо.
— А почему на зеркале ткань? — спросила я с улыбкой первооткрывателя, жаждущего найти сундук с сокровищами.
— Так вы же сами велите занавешивать зеркала в доме. Особенно в вашем крыле, госпожа…
— Напомни, пожалуйста, причину, по которой я прошу так делать.
Наклонившись, я взялась за край белоснежного батиста, готовая приоткрыть завесу тайны, скрытую за полотном.
Однако девочка молчала. Я обернулась и заметила, что она стоит ни жива, ни мертва, словно выходец с того света.
— Салли, что с тобой? Все в порядке? — с беспокойством поинтересовалась я. — Почему ты так побледнела?
— Вы не очень любите смотреться в зеркала, госпожа. — с ужасом прошептала служанка.
В сердце закралось нехорошее предчувствие, словно змея заползла в нору. Отогнав его, я снова улыбнулась служанке, но она продолжала смотреть на меня, как на восставшее из могилы привидение, у которого ко всему прочему выросли рога.
Надо будет осторожно выяснить, что именно так ее пугает…
Ткань белым саваном упала на пол. Медленно повернув голову, я встретилась в зеркале с чужим отражением. И будто окунулась с головой в ледяной чан. Рука машинально потянулась к щеке. А сама я, непроизвольно вскрикнув, сделала шаг назад, пытаясь отстраниться от моей новой реальности.
Глава 3. Шрам. Прошлое. Воспоминания
На левой щеке зиял уродливый шрам от ожога, захватывавший небольшой участок шеи. Поврежденная кожа напоминала поверхность вспаханной луны. И вся прелесть лица полностью меркла на его фоне.
Что-то внутри болезненно сжалось, заклокотало, завизжало. Потребовало немедленно закрыть зеркало, лишь бы не видеть… Не видеть собственное ненавистное отражение…
Закрыть…закрыть…закрыть…закрыть…срочно закрыть…
Далекий голос, в котором причудливо смешались нотки судорожной истерии, кипящая злость и неистовое страдание, не был моим.
Должно быть, это память тела продолжала подкидывать реакции прошлой хозяйки.
Это, безусловно, очень мило с его стороны, но та женщина меня не предупреждала о подобных эффектах.
Она лишь сказала, что в новом мире… не будет легко. Но все может сложиться намного лучше, чем на Земле.
Именно так звучали слова хозяйки небольшой кондитерской, где я спряталась, убегая от дружков старшего брата, проигравшего меня в карты.
Когда амбалы ворвались в квартиру, первой моей мыслью было, что они ищут Влада. Что он снова, в очередной раз, вляпался в темную историю, и мне нужно немедленно бежать его спасать.
С тревогой спросила у них, где он и все ли с ним в порядке. Заверила, что готова заплатить выкуп, если они назовут сумму. Я ведь уже не раз сталкивалась с подобными ситуациями.
Правда, на этот раз меня пугала мысль, что требуемых денег может не хватить.
Все, что год назад осталось от отцовского наследства, уже полностью испарилось — ушло на долги брата. Но я никогда не жаловалась.
Мы с отцом давно привыкли вытаскивать его из различных передряг, в которые он попадал с пугающей регулярностью.
Старшим из нас двоих был Влад, но я никогда особо не рассчитывала на его защиту или поддержку. Я смирилась с тем, что именно он нуждается в моей помощи.
Папа пытался объяснить Владу, что ему пора взяться за ум. Что именно он должен заботиться о своей младшей сестре, а не наоборот, и стать ее надежной опорой.
Я часто слышала их мужские разговоры за закрытой дверью.
После каждой такой беседы Влад обычно психовал. И исчезал на некоторое время. А потом появлялся с новой проблемой, требующей немедленного решения.
Перед тем, как папы не стало, они с Владом сильно поссорились. Брат ушел, оставив невысказанные обиды, и так и не смог попрощаться с отцом.
Я очень любила своего папу. Он был для меня целым миром. Он заменил мне мать, которую я совсем не помнила. Он был для меня не просто отцом, но еще и наставником, и лучшим другом.
Папа всегда, сколько себя помню, отличался удивительным оптимизмом. Он излучал свет, совсем как маяк, указывающий путь в темноте. Он учил меня, что из любой ситуации есть выход, нужно только как следует его поискать. Он никогда не унывал, не боялся трудностей, он казался мне настоящим героем, чья сила духа была подобна нерушимой скале.
Сколько себя помню, мы не жили в роскоши, не купались в золоте или бриллиантах, но и не испытывали нужды. Наша жизнь была самой обычной, как и у многих других людей.
Папа часто повторял, что счастье не в деньгах. И я всегда соглашалась с ним. А вот Влад мог с ухмылкой добавить: «Верно, бать, не в деньгах, а в их количестве». Его слова каждый раз звучали, как дерзкий вызов.
Папа только качал головой в ответ на такие высказывания сына.
Я хорошо помню, словно это было только вчера, как он улыбался и говорил:
— Никогда нельзя унывать, дочь. Ели ты начнешь грустить, то злая туча сразу же захочет испортить твое красивое платье колючим дождем. Лучше всегда улыбайся и повторяй про себя: «Все обязательно сложится самым лучшим образом». Это очень сильное заклинание, но оно действует, только если верить в него всем сердцем. Если ты будешь повторять его и верить в него, то твоя дорога всегда будет освещена ярким солнышком, и ни одна тучка не посмеет встать на пути.
— Папа, ты же меня не обманываешь? — наивно спрашивала я в детстве.
— Разве могу я обманывать свое любимое солнышко? — отвечал отец, нежно поглаживая меня по голове своей широкой ладонью.
Через пару недель после того, как папы не стало, Влад вернулся в дом.
Все свое имущество отец разделил между нами поровну. Но по какой-то причине брат был уверен, что я что-то от него прячу.
Он с холодной иронией произнёс:
— Наверняка батя оставил своей любимице гораздо больше, чем половину квартиры и жалкие пятьсот тысяч. Ты не думаешь, что ты задолжала мне, Валя? Ведь именно из-за тебя я всегда был у него на вторых ролях, как какой-то забытый пасынок.
Эти обвинения были для меня хуже пощёчин. Они ранили душу, впиваясь острыми осколками стекла.
Я знала, что в них нет ни капли правды. Отец никогда не выделял кого-то из нас, просто Влад часто попадал в неприятности.
Обида душила меня, как петля на шее. Не позволяла нормально вдохнуть. На глаза навернулись слезы. Мне отчаянно хотелось ответить брату, сказать, как он не прав, и как он смеет говорить такое сейчас, когда отец только покинул нас. Но я сдержалась. Ради отца. Ради его памяти и наставлений.
Папа всегда учил, что нужно быть выше людской злобы. Не поддаваться на провокации и не опускаться до уровня того, кто хочет тебя обидеть.
— Ты никогда не знаешь, что переживает тот или иной человек, дочка. Не знаешь дорогу его жизни. Возможно, у него сегодня был неудачный день. Обвинять всегда легче, чем прощать, но ты не ищи легких путей. Не поддавайся соблазну легкости. Легкие пути не делают нас мудрее. Они лишают нас опыта и уроков. И даже в самый ясный день мы не всегда можем понять, где просто, а где сложно. Мы всегда плывем по морю, не зная глубины.
Именно так, мысленно повторяя отцовские наставления, я оправдывала брата. Стараясь увидеть в нем не злодея, а запутавшегося человека.
Сдержав обиду, обуздав бурю в душе, я прошла в свою комнату. Достала из ящика деньги, которые сняла пару дней назад, чтобы отнести в другой банк, затем вернулась на кухню и положила их на стол перед Владом.
— Папа одинаково любил нас обоих. — произнесла я спокойно. — Но если моя часть денег поможет тебе легче перенести утрату, то забирай их. Мне не жалко.
— Ей не жалко. — хмыкнул он и бросил на меня колючий взгляд, — Посмотрите, какая благородная краля! Бати больше нет, и ты можешь перестать строить из себя нравственную девицу. Если бы ты была такой, то не наставляла бы мужу рога, и он бы не ушел к твоей подруге, оставив тебя в одиночестве.