ших его брать, — улыбнулся оперативник.
— Мария сказала? — уточнил шеф.
— Да, она как раз от вас возвращалась со сфабрикованными документами на Шелестова-старшего. А почему бы и нет? Мы работаем над одним делом.
— Понятно, — задумчиво протянул шеф. — Беда с этими Шелестовыми. И мы, и КГБ о них зубы обломали. Ладно. Как там у русских говорится? Первый блин комом?
— Именно, — кивнул Вуд. — Известная пословица. Покойный Майкл её любил. Я с ним и раньше в паре дел пересекался. Жалко парня и всех остальных тоже. Особенно Мэтью и Джину. Хорошие оперативники были, хоть и со своими тараканами.
— Можешь идти, я тебя больше не задерживаю, — сухо распорядился нахмурившийся полковник. — У тебя есть шанс поймать мальчишку и отомстить за их гибель.
— Конечно, сэр, — кивнул Вуд и открыл дверь.
— Что скажешь, Евгений Петрович? — голубые глаза Андропова из-под очков смотрели холодно и отстраненно, губы сжались в тонкую полоску. Холеное лицо председателя КГБ было спокойным и немного презрительным. Но внешняя невозмутимость была обманчива. Давно знавшие Андропова сослуживцы и близкие могли увидеть, что Юрий Владимирович напряжен и очень зол. Тонкие пальцы периодически постукивали по столешнице. От фигуры председателя КГБ веяло арктическим холодом и суровой монументальностью, как перед вынесением расстрельного приговора. Питовранов, обладавший чутьем матерого волка, отточенным ещё во времена сталинских «чисток», оценил настрой шефа и внутренне напрягся.
— Виноват, Юрий Владимирович, прокололся. Задание мы не выполнили. Мои сотрудники, конечно, напортачили, спорить не буду. Но здесь ещё сыграло роковое для нас стечение обстоятельств. Люди, опытные, и клянутся, что делали всё чисто. Ни одного громкого звука не издали при проникновении в дом генерала. Не знаю, почему Шелестов не спал, как ему удалось заметить наших оперативников, но факт остается фактом. Когда мои люди открыли отмычкой дверь, он уже их ждал с пистолетами в руках. Я сначала подозревал, что где-то протекло. Но тщательно всё обдумал и решил, что это невозможно.
— Почему невозможно? — Андропов продолжал сверлить глазами Питовранова, ожидая продолжения.
— Потому что, приказ они получили в последний момент. Я специально дал инструкции, чтобы во время подготовки акции они были вместе. Теоретическая возможность, что кто-то из них смог узнать телефон генерала и предупредить его, имеется. На практике это бы заняло определенное время и в таком случае, Шелестов-старший нашёл бы как обезопасить себя. Подключил бы Ивашутина, устроил бы ловушку во дворе, и взял бы моих людей «тепленькими». Или просто уехал бы с дачи. На самом деле, все обстоятельства перестрелки говорят о том, что наших людей он обнаружил в последний момент, и времени хватило только на то, чтобы схватить пистолеты и приготовиться их встретить.
И ещё один аргумент в пользу моей версии. А какой смысл, неоднократно проверенным сотрудникам, которых мы использовали в самых деликатных делах, предупреждать незнакомого генерала? Тем более самим подставляться под пули. На волге приехало четверо. Двое убито. Один ранен тяжело, другой — легко. Целым не ушёл никто.
— Очень плохо, Евгений Петрович. Сейчас такая буча поднимется. Константин Николаевич Шелестов — не какой-то мальчишка, а генерал-лейтенант со связями и друзьями в самых высших кругах Министерства Обороны. С ним даже Дмитрий Федорович в приятельских отношениях, — Андропов не повышал голоса, но каждое слово звучало очередным гвоздем, забиваемым в крышку гроба Питовранова.
— Мы можем всё обернуть в свою пользу, — торопливо заговорил глава «Фирмы», надеясь переубедить шефа, — вчера я общался с нашими американскими партнёрами. Они уже сфабриковали документы по сотрудничеству Шелестова с ЦРУ, спрашивали по каким каналам их слить.
— Не надо уже ничего сливать, Женя. Поздно, — вздохнул Юрий Владимирович. — Раньше надо было это делать, а не тянуть время. И Остроженко я отбой дал. Хорошо, что он наш человек и дальше его это не пойдет.
— Но как? — растерялся Питовранов. — Почему? Да, Шелестов погиб, но мы можем все равно использовать эти материалы для его дискредитации и, соответственно, дальше по цепочке подтянем Ивашутина.
— Женя, ты, похоже, совсем думать разучился. Или неудача с Шелестовым тебя так потрясла, что два плюс два сложить не можешь, — председатель КГБ, тяжело вздохнул, снял очки. Дужки громко клацнули о поверхность стола.
— Поясните, Юрий Владимирович, — подобрался Питовранов.
— Что тебе пояснить? — устало вздохнул Андропов. — Все же очевидно. Если бы нам удалось взять генерал-лейтенанта и выбить с него показания, мы бы были на коне. Все эти успехи Ивашутина, встречи обоих с Машеровым, не просто так. Я нутром чую, что они что-то задумали. Смотри, что получается, ГРУшники обезвреживают предателей сами. Они наплевали на правила игры, на необходимость прежде всего уведомить Следственный комитет КГБ. Арестовывают офицеров в серьезных званиях. Значит, что получается? КГБ и его председателю они не доверяют. Почему? Здесь возможны два варианта. Первый. За Ивашутиным стоит член Политбюро, который хочет меня подсидеть. Вопрос, зачем, мы пока откладываем, вариантов много, будем все рассматривать, потеряем время. Но это маловероятно. Я всех как облупленных знаю. Никто на такую игру против меня не способен. Кроме Щелокова. Он, да, может. Но зачем Николаю Анисимовичу Ивашутин? У него достаточно средств и людей, чтобы под меня копать. А личная дружба с Лёней позволит чувствовать себя неуязвимым. Разумеется, пока Брежнев генсек. Возможно, что Щелоков обратился к Ивашутину, поскольку у начальника ГРУ, есть внешняя агентура и специалисты, способные накопать на меня компромат. Но это слишком фантастично звучит. Не каждый будет работать против председателя КГБ. К тому же у нас своя агентура в ГРУ есть. А там тишь да гладь, ничего особо подозрительного, за исключением успехов со шпионами.
На всякий случай мы проверили. Никаких контактов между Щелоковым и Ивашутиным не обнаружено. Знают друг друга, да. Здороваются при редких встречах. Но и только. Здесь ещё много вопросов возникает. Например, как сотрудники ГРУ за короткий срок провели масштабную чистку предателей? Поэтому первую версию я решительно отбрасываю.
А вот вторая всё как раз объясняет. Подозреваю, что Ивашутин знает о наших планах и контактах с американцами. Если взять за основу эту версию, всё становится на свои места. Давай прикинем, откуда он мог получить информацию о десятках шпионов и двойных агентов в ГРУ и КГБ. Такие сведения мог дать только кто-то из высшего руководства ЦРУ. О нас с тобой знают несколько человек — президент США, главы ЦРУ и АНБ, пара-тройка сотрудников из их ближайшего окружения. Теперь предположим, что начальнику ГРУ слили информацию не только о перебежчиках и агентах, но и о нашем сотрудничестве с американцами. Тогда все выстраивается в стройную логическую цепочку. Становится понятно, почему Ивашутин не обратился ко мне, и действовал самостоятельно. И обрати внимание, не позвонил, и не попытался объясниться со мной хоть как-нибудь за свои действия.
Также ясно, почему начали с Горбачева. Он наше слабое звено. В ЦК КПСС не вошёл, в Ставрополье на него много компромата. Говорил я ему, чтобы аппетиты поумерил, был поскромнее, не послушал. На словах согласился, а потом, эта ненасытная стерва Райка, опять его настропалила. Брал налево и направо. Царьком себя чувствовал и доигрался.
Теперь смотри, что получается. Против нас играет не только Ивашутин, со своими сотрудниками, но и ещё целая группа людей. У него просто не было таких ресурсов, чтобы провести масштабное расследование в Ставрополье. И кто-то же сохранил оперативные материалы на Горбачёва, а потом любезно передал их сотрудникам. Расследование было проведено действительно грандиозное, я интересовался. Вскрыть такой пласт информации за короткое время без помощи определенных людей в партийных структурах и милиции невозможно.
Так вот, возвращаемся к операции с генерал-лейтенантом Шелестовым. Если бы удалось его взять и расколоть, мы бы поняли, что они с Ивашутиным знают, какие действия готовят. С высокой долей вероятности, могли бы даже узнать, кто им дал информацию о двойных агентах и предателях и сообщил о наших планах. Мы ведь озвучивали их на переговорах с американцами, когда договаривались действовать совместно.
Генерала можно было представить заговорщиком, используя полуправду. Можно было даже морально сломать его, напомнив о сыне, супруге, любимом внуке, которые могут неожиданно умереть, и заставить наговорить на камеру все, что нам нужно. А потом убить при попытке к бегству.
С такими доказательствами, да и ещё и признаниями, выбитыми Остроженко и документами, сфабрикованными ЦРУ у нас был полный карт-бланш. И никто бы после этого неудобных вопросов не задавал. Победителей не судят.
А что получается сейчас? Генерал погиб, застрелив двух неизвестных, которые оказываются бывшими сотрудниками госбезопасности. На самом деле они оперативники твоей «фирмы», но об этом, никто кроме нескольких твоих доверенных людей не знает, правильно?
Питовранов кивнул, продолжая внимательно слушать шефа.
— Теперь если предъявим документы об измене генерала Шелестова, возникнет сразу много вопросов. Прежде всего, к нам. Почему его брали какие-то неизвестные отставники, а не группа «А», задерживающая шпионов такого ранга? Что за ночной штурм дачи? Неужели нельзя было арестовать Шелестова без лишнего шума и пыли, в Министерстве Обороны вызвать в какой-то кабинет, раз были основания для задержания. Или просто быстро взять у входа в московскую квартиру? Где дело, необходимые следственные действия, почему не был подключен Следственный отдел КГБ или особисты из контрразведки? И учти, если мы начнем оформлять документы задним числом, об этом сразу же узнает Леня, а вместе с ним и всё Политбюро. Не зря он ко мне приставил Цвигуна и Цинева. Мимо них такие действия точно не пройдут. А это уже попахивает фальсификацией. И одновременно против нас будет активно копать обозленный Ивашутин. Не останутся в стороне друзья Шелестова среди руководства армии. Они не только до Устинова, до Брежнева дойдут. Константина Николаевича знают, и в его предательство без железных доказательств не поверят. Те документы, которые будут у нас, такими не являются.