— Отвечаю на оба вопроса. Калугин на этом свете. Жив, здоров и находится в надежном месте. И я сознательно буду делать всё, что возможно и невозможно, если от этого зависит безопасность моей Родины и советского народа, — так же сухо ответил Ивашутин. — Что касается съемки. Мы действительно зафиксировали всё на пленку с нескольких точек. Кадры, где Калугин забирает шифрограммы с контейнера, замаскированного под камень в Филевском парке, подлинные. Если вы их внимательно смотрели, то должны отметить, что его лицо в этот момент прекрасно видно. А вот момент его задержания — фальшивка. Мы просто надели плащ генерал-майора на своего человека, фигурой напоминавшего Калугина и сняли это так, чтобы лица не было видно. Он сразу «якобы» принял ампулу с ядом и упал вперед. На самом деле, генерал-майор был взят на выходе из парка, а момент его фальшивого задержания был заснят позднее. Сделали это специально. Калугин — важное звено в цепочке заговорщиков. Он являлся одним из каналов связи с ЦРУ. Если бы было объявлено, что он живой, предатели бы засуетились. Взятый на месте преступления и умерший от яда генерал-майор — полностью безопасен для заговорщиков, потому что уже ничего не расскажет.
— Да кто ж такие эти заговорщики? — взорвался Громыко. — Фамилии, имена сказать можете?
— Я хочу, чтобы вы сами всё это послушали, — невозмутимо ответил Ивашутин. — Сначала от Калугина, а потом от других фигурантов. Моменты их допросов тоже на кассете записаны.
Начальник ГРУ щелкнул рычажком видеомагнитофона и мельтешащая серая рябь, сменилась черным квадратом. Потом на экране возникла фигура сидящего на стуле Калугина. Генерал-майор смотрел прямо в объектив камеры.
— Фамилия, имя, отчество, — раздался голос невидимого следователя.
— Калугин Олег Данилович, — глухо ответил предатель.
— Число, месяц и год рождения.
— Шестое сентября, тысяча девятьсот тридцать четвертого года.
— Должность.
— Генерал-майор Комитета Государственной Безопасности. Начальник управления «К».
— Показания даете в здравом уме и по доброй воле?
— Да. И очень надеюсь, что согласие на добровольное сотрудничество будет учтено судом.
— Когда вы были завербованы ЦРУ?
— Я был завербован сотрудниками ФБР в 1958 году, когда находился в США на стажировке в Колумбийском Университете. Они свели меня с агентом ЦРУ.
— На чём вас взяли?
— Ни на чём. Сейчас даже вспоминать стыдно. Классическая подстава. Проходившие стажировку советские граждане держались вместе, на это была четкая команда кураторов. Но всегда и за всеми уследить они не могли. Периодически мы оказывались на улице и в университете одни. Отошел от товарищей в туалет, подцепил на обратной дороге симпатичную аспирантку-мулаточку. Пообщались. Потом она попалась мне на глаза ещё раз. И ещё. Я, конечно же, понимал, что дело, может быть нечисто, но сомневался. Она особо не навязывалась, ждала, когда сам прыгнуть к ней в постель захочу. А мне двадцать четыре года всего было, баб хотелось, безумно.
Кончилось это тем, что я зашёл в её квартирку, которую девушка снимала недалеко от университета. Классическая медовая ловушка. Только легли в постель, она начала визжать, царапаться, и сразу же ворвались фбровцы с камерами. Дальше поставили выбор — или едем в полицейский участок, скандал, я сажусь на несколько лет за изнасилование, или сотрудничаю и получаю от них деньги. Я подумал и согласился сотрудничать. Первой совместной операцией с ФБР была вербовка агента «Кука». Я тогда перетрусил знатно. Очень грубая работа. Рассказ о знакомстве с супругами Котлобай и последующего предложения раскрыть секрет ядерного топлива, был неправдоподобен, от него разило за версту. Однако, прокатило, КГБ заглотнул наживку. После этого меня сочли перспективным, и перевели к куратору из ЦРУ.
— Как у вас установились контакты с Юрием Владимировичем Андроповым?
— Он знал, что я двойной агент и работаю на американцев. Вызвал к себе в кабинет, предложил проехаться на конспиративную квартиру. Там поговорили по душам. Когда Юрий Владимирович заявил, что ему известно о моей вербовке ЦРУ, меня чуть инфаркт не схватил.
Андропов меня успокоил, сказал, что всё через несколько лет изменится коренным образом, холодная война закончится, американцы станут друзьями и партнёрами, а у нас будет капитализм. Правда, для этого надо ещё как следует поработать. Пообещал, что будет двигать меня по карьерной лестнице и прикрывать во всех возможных ситуациях.
— Как вы думаете, откуда он мог узнать, что вы работаете на ЦРУ? — в голосе следователя явно слышались нотки сарказма.
— Уверен, Андропову меня слили в Лэнгли. Как резервный вариант для связи и человека, с которым можно работать для реализации озвученных им планов.
— Вы сказали, что являлись дополнительным каналом для связи. Кто был основным, знаете?
— Генерал-лейтенант Евгений Петрович Питовранов. Сейчас он заместитель председателя Торгово-промышленной палаты. У Питовранова постоянные контакты с представителями западного бизнеса, в том числе и американского. Он может с ними встречаться практически легально, под прикрытием своей работы.
Евгений Петрович располагает собственными людьми и ресурсами для проведения любой работы: разведки, диверсий, ликвидаций, расследований. У него имеется собственная структура под крылом КГБ. «Фирма» называется. Она работает лично на Юрия Владимировича Андропова. Люди Питовранова в большинстве своем отставники спецслужб, на многих имеется убойный компромат. Выполняют самые деликатные поручения и задания, которые Андропов по ряду причин не может поручить своим подчиненным из Комитета.
— Вы общались не только с Юрием Владимировичем? Знаете и других лиц, задействованных в будущем перевороте?
— Знаю, конечно. Долго перечислять. Из окружения Андропова лично общался с Питоврановым, Евгением Максимовичем Примаковым — директором института Востоковедения. Был в хороших отношениях с Филиппом Денисовичем Бобковым, начальником Пятого Управления КГБ. Помогал ему организовать подбор кадров для командировок в МИПСА и создания ВНИИСИ.
— МИПСА — это Международный Институт Системного Анализа в Вене? А ВНИИСИ — советский аналог в Москве?
— Да, всё верно.
— Зачем это делалось?
— Там готовились экономисты для работы в нашей стране, когда строй сменится на капиталистический. Подбор был сильно усложнен, они должны были быть внутренними диссидентами, готовыми принять западные ценности и внедрять капитализм у нас, но при этом очень осторожными, чтобы говорить об этом вслух. Кандидатуры определялись по различным тестам и определенным признакам, если хотите, могу перечислить.
— Это потом. Можете рассказать, как возникла идея смены общественного строя?
— Здесь все просто. Андропов — выходец из богатой еврейской семьи. Его отец был успешным предпринимателем, ювелиром. Официальная биография Юрия Владимировича целиком вымышленная. Мать ненавидела Советы, считала себя «белой костью» и передала это чувство сыну. Юрий Владимирович был вынужден жить и делать карьеру в Союзе, но при этом ненавидел коммунистов, считал себя обделенным. Ненавидел не только потому, что его папаша был ювелиром. Он рассказывал, что при Сталине жил в постоянном напряжении, ждал, что о его тщательно скрываемом прошлом узнают, и боялся ареста. А в семидесятых нашел себе единомышленника в лице председателя Совета Министров. Андрей Николаевич, его зять Гвишиани, Евгений Примаков, женатый на сводной сестре Джермена, Борис Арбатов были под впечатлением Дартмутских встреч. Они ездили в западные страны, видели, как живут буржуа, и хотели обладать такими возможностями. Окружение Косыгина бесило, что они занимают высокие государственные должности, обладают властью в одной из двух самых сильных держав мира, но ничего не имеют. И в старости их ждет только не очень большая пенсия. А западные политики и функционеры — обеспеченные люди, с миллионами долларов на счетах.
— Откуда вы все это знаете?
— Андропов и остальные считали меня полностью своим, и при мне не особо стеснялись высказывать свои мысли. К Юрию Владимировичу я был особенно близок. Можно сказать, являлся доверенным лицом.
— Косыгин тоже хотел жить как капиталист?
— Нет. С ним немного другая история. Он искренне считал, что плановая экономика в том виде, котором она есть, себя исчерпала. И находился под сильным впечатлением общения с Дэвидом Рокфеллером. Зачем производить свою продукцию, которая будет уступать западной, если можно стать капиталистической страной, продавать сырье, и нормально жить. Во всяком случае, я такое слышал.
— Расскажите, что вы собирались делать, когда придёте к власти? Существовал ли какой-то поэтапный план?
— Конечно. Сначала Юрий Владимирович собирался потратить пару лет на подготовку. Затянуть гайки, то есть максимально настроить людей против КПСС. Объявить борьбу с коррупцией, напугать торгашей и спекулянтов, усилить «трудовую дисциплину» облавами в рабочие часы. Выпустить дешевую водку, чтобы население начало потихоньку спиваться. Затем, постепенно менять экономические отношения. Запустить хозрасчёт и рыночные механизмы работы на государственных предприятиях. Косыгин это уже пытался сделать, но неудачно. Реформы заставили свернуть. Невозможно встраивать капиталистические детали в механизм плановой экономики. Так это не работает, или работает в краткосрочной перспективе.
Помните, как в «Интернационале» пелось «весь мир насилья мы разрушим. До основанья. А затем, мы наш, мы новый мир построим, кто был ничем, тот станет всем». Так и тут, чтобы построить новую систему экономики — капиталистическую, старую социалистическую, нужно было разрушить. До основания.
И одновременно, под лозунгами «гласности», начать мощную компанию против КПСС. Сначала понемногу поднять вой о сталинских репрессиях и преступлениях коммунистов, благо дорожка уже протоптана Хрущевым, затем оседлать тему привилегий партийных работников, мол, они в спецраспределителях дефицитные продукты и товары получают, и на роскошных дачах отдыхают, а простой народ вынужден на одн