Понимаете, Кругловы-старшие на нашу Театральную студию большой зуб имеют. Правда, совсем не из-за Клима, а из-за его средней сестры Женьки. Она в прошлом году нашу школу закончила. Хорошо, между прочим, закончила. Даже серебряную медаль получила. Кажется, сплошная радость для родителей. Кроме того, она весь год готовилась к вступительным экзаменам в Юридическую академию, чтобы, как их мама Аида Ипполитовна, стать юристом. Одновременно Женька играла в нашей старшей театральной группе. Чтобы добиться этого, она выдержала дома настоящий бой. Предки считали, что Театральная студия помешает ей готовиться к поступлению в институт. Женька, однако, заявила, что всю жизнь мечтала играть в школьном театре. И вот наконец такой театр в школе появился. И, если предки не позволят ей в нем играть, она вообще никуда поступать не будет. И, наоборот, если позволят, то обещает хорошо учиться и блестяще выдержать вступительные экзамены. Что и сделала. Вступительные экзамены она сдала на все пятерки. Однако не только в Юридическую академию. Каким-то образом Женька ухитрилась попасть (причем тоже со всеми пятерками) в Школу-студию МХАТ. После чего тоном, не допускающим возражений, объявила родителям:
— Я свое обещание выполнила. Поступила в вашу Юридическую академию. Однако учиться в ней я вам не обещала. Поэтому выбираю Школу-студию МХАТ. Это мое призвание.
Как рассказывал Клим, Кругловы-старшие впали в шок. Особенно мама. Ей жутко хотелось, чтобы кто-нибудь в их семье, кроме нее самой, стал юристом. По ее убеждению, у Женьки из всех детей был для этого самый подходящий характер. Правда, не понимаю, чего Аида Ипполитовна так убивалась. Клим юристом быть явно не хочет, а вот Мишка с Гришкой, когда подрастут, вполне могут выбрать себе именно эту профессию. И тогда в семействе Кругловых возникнут не один, а сразу два новых юриста. Характеры у Мишки и Гришки для этого подходят даже больше, чем у Женьки. Уж они, если им чего надо, всего добьются.
Но, повторяю, Женькино решение Кругловых-старших совсем не обрадовало. Вернее, в семье началась настоящая гражданская война. Папа у них художник. Он с Женькиным решением довольно быстро смирился. Бабушка Елизавета Павловна, мать Аиды Ипполитовны, бывшая балерина, вообще сразу же поддержала внучку. Мол, хоть кто-то в их семействе «продолжит славные артистические традиции». Однако Аида Ипполитовна по-прежнему бушевала. Выслушав мнение матери и мужа, она объявила, что все в семье, оказывается, против нее, и целый месяц потом ни с кем почти не разговаривала. Потому что старшая сестра, Олька, тоже поддержала Женьку.
То есть, сами понимаете, наша Театральная студия могла вызвать у Кругловых отрицательные эмоции. Однако я все-таки не думаю, что они заставили Клима туда больше не ходить. Во-первых, у него пока не одиннадцатый класс, а только девятый, а во-вторых, они другие люди.
Наверное, надо сначала напрямик спросить у Клима, почему он отказался от Театральной студии. Возможно, он объяснит мне. Вполне допускаю, что у него нашлась какая-то веская причина. Но вот если он в ответ на мой прямой вопрос примется юлить или нести чушь, тогда, значит, Зойка права и виноват Сидоров.
Я снова взглянула на него и Клима. Они вновь о чем-то сосредоточенно беседовали. Лучше всего я могла разглядеть Тимура, потому что он повернулся ухом к Климу, а ко мне лицом. Ощутив на себе мой взгляд, он вдруг ухмыльнулся и, оттянув пальцами нижние веки, высунул язык.
Меня это страшно обозлило. Какое он имеет право надо мной издеваться? Счастье его, что Зойка ничего не заметила. Густо зачеркнув целый абзац в своей тетради, она упоенно продолжала писать дальше. Тимка еще раз продемонстрировал мне свой язык. Затем отвернулся.
Ну что сегодня за день такой странный? Зойка так и не позволила мне ничего прочитать. Она, видите ли, все еще не могла выразить задуманное и до самого конца урока покрывала бисерным почерком страницу за страницей. Но, если честно, мне и не хотелось сейчас отвлекаться на ее писанину. Я с нетерпением ждала начала перемены, чтобы подойти к Климу и спросить его по поводу студии.
Но... как говорится, человек предполагает, а господь располагает. По закону подлости, Зойка ровно к моменту звонка успела, наконец, завершить свое творение и сунула мне прямо под нос тетрадку, торжественно объявив:
— Теперь можно.
Я давно заметила: многое, даже из того, чего хочешь, а порою и очень ждешь, приходит в самый неподходящий и неудобный момент. Сейчас это мое наблюдение лишний раз подтвердилось.
Я взяла в руки тетрадку и оглянулась, однако ни Клима, ни Тимки в классе уже не было. Я упустила их.
— Только читать будешь не сейчас, а на следующем уроке, — тем временем распорядилась Зойка. — А сейчас бежим в столовую. Есть хочется. Столько энергии потеряла. Два урока подряд писать! Рука просто отваливается.
И она потрясла в воздухе правой кистью.
— Пошли, пошли. — Я уже тянула ее к выходу из кабинета литературы. — А то очередь соберется.
Вообще-то очередь меня сейчас не очень волновала. Важнее было другое. Я почти не сомневалась, что Клим и Тимур тоже побежали в столовую. А значит, я смогу поговорить с Климом.
Но меня снова ждало разочарование. Ни Клима, ни Тимура, ни даже Будки с Винокуром, к моему изумлению, там не оказалось. Были все, кто угодно, кроме них.
— Ты чего, подруга, такая кислая? — осведомилась у меня Зойка, ловко пристроившись к Гальке Поповой и Таньке Мити́чкиной, которым ко времени нашего прибытия как раз удалось оказаться почти во главе длинной очереди.
— Совсем не странная, а нормальная. — Мне не хотелось ничего ей объяснять. Тем более в присутствии Гальки и Таньки.
— Раз нормальная, значит, порядок.
По виду Зойки я поняла, что ее сейчас не волнует мое состояние. Ей хотелось есть, и она прямиком следовала к намеченной цели.
— Значит, так, Танька, — впихнула она в руку Мити́чкиной деньги. — Мне две булочки, Агате — одну, и два апельсиновых сока. А мы пошли столик вам занимать.
И, взяв меня за руку, она двинулась туда, где еще были свободные столики. Заняв один из них, она с довольным видом произнесла:
— Хоть какая-то польза есть от этой Мити́чкиной.
Вот это поражает меня в Зойке сильнее всего. Вроде бы она терпеть не может Таньку и постоянно по сему поводу высказывается, однако отнюдь не ей в глаза. Наоборот, Зойка при любом удобном случае как ни в чем не бывало использует ее. Вот и сейчас, в очереди, спокойно заставила ее для нас еду покупать. А все гадости про Мити́чкину уже много лет подряд вынуждена выслушивать я. Хотя сама против Таньки ничего не имею. Девчонка как девчонка. Не хуже многих других в нашем классе.
— Ну, вот и мы! — Танька и Галька уже притащили подносы с соком, булочками и пирожками. — Молодцы. Очень удачный столик заняли.
— Хвалю за находчивость, — радостно добавила Танька.
— За какую находчивость? — посмотрела на нее Зойка.
— Да вы чего, просто случайно здесь сели? — вытаращилась Галька.
— Совершенно, — подтвердила я. — Столик как столик. Просто один из свободных.
— Э-эх, — с жалостью посмотрела на нас Мити́чкина. — Ну, вы даете, девчонки, неужели еще не в курсе самого главного?
«Самого главного? — пронеслось у меня в голове. — Чего же это я, интересно, не знаю?»
Зойка вообще уже от любопытства ерзала на стуле. И, не моргая, смотрела на Таньку. А Галька тем временем интригующе прошептала:
— Посмотрите вон на тот столик.
Мы проследили за ее взглядом, но ничего особенного не увидели. Там так же дружно жевали, как и за другими столиками.
— И чего? — разочарованно произнесла Зойка.
— Во, глупые! — Мити́чкина подалась вперед. — Видите? Вон тот, черненький. Он из девятого «А». Новенький.
Мы с Зойкой пригляделись внимательнее. Этого мальчика мы и впрямь видели первый раз. Правда, я не увидела в нем ничего примечательного. Воображения явно не захватывал. Зойка, кажется, разделяла мое мнение.
— А по какому поводу, девки, ажиотаж? — ехидно осведомилась она. — Хилый какой-то кекс. Без изюминки.
— Много ты понимаешь, — высокомерно вскинула голову Танька. — Во-первых, он очень даже ничего. И еще на Тома Круза похож.
— Очень похож, — с придыханием подхватила Галька.
— Ха! — воскликнула Зойка. — Том Круз. Нафталин!
— Никакой не нафталин, — надулась Мити́чкина. Видимо, она совсем по-другому относилась к Тому Крузу, чем Зойка. — К тому же, — продолжала она, — у его отца в Москве целая сеть ресторанов.
— Это уже конкретнее, — враз стала серьезной Зойка. По-моему, у нее даже в глазах мелькнул наконец интерес. Теперь она гораздо пристальнее изучала новенького из девятого «А». Затем, переводя взгляд на нас, скорбно изрекла: — Нет, все равно внешне не нравится. Даже несмотря на рестораны. Я от блондинов тащусь. А этот... — Она сморщилась. — Определенно не в моем вкусе. Брюнет.
— Вот и хорошо, — вырвалось у Гальки. По-моему, она уже строила в отношении новенького серьезные планы.
А Мити́чкина гордо объявила:
— Мне, между прочим, уже почти удалось достать его телефон.
— Кру-уто, — выдохнула Галька Попова. — Когда ты, Танька, успела? И почему мне не сказала?
По лицу Мити́чкиной пронеслась тень. Я поняла: то ли она совершенно не собиралась делиться этим своим достижением с Галькой, то ли вообще наврала, чтобы вырасти в наших глазах. Но, прижатая к стене Галькой, она нехотя произнесла:
— Я тебе после собиралась сказать.
— Ну, конечно, — мигом успокоилась Попова. — Ты, наверное, Таня, хотела дождаться, когда телефон достанешь.
Мити́чкина молча кивнула. Вот Зойка меня часто называет наивной душой, а кто действительно наивная, так это Галька. Мити́чкина вертит ею, как угодно, а она во всем ей подчиняется. Причем уже много лет. Но это их проблемы. Мне-то что. У меня проблемы совсем другие. Пока Адаскина продолжала болтать с Мити́чкиной и Поповой, я постоянно украдкой косилась на дверь, все еще надеясь, что Клим и Тимка вот-вот заглянут в столовую. Как только появятся, махну им рукой, и они, конечно, подойдут к нам. Я очень на это рассчитывала. Но перемена подошла к концу, а они так и не появились.