– Мне это трудно объяснить, я ещё и сам не во всём разобрался, но если я правильно расшифровал свои действия за последние годы, то выходит, что я начинал чувствовать, вычистив память до размера эмпата. А потом каждый раз снова чистил память, по мере накопления информации.
Изольда взглянула на него с изумлением:
– Если это так, то значит, вы убили себя, – сказала она.
Мишка усмехнулся, а Фрол, мягко отодвинув Изольду от пульта и, приведя тумблер в изначальное положение, тревожно спросил:
– Я так понимаю, это вы в переносном смысле?
– Как знать, – Изольда отошла от пульта и принялась пальцем щупать воду в тазике. – Цена вечности – чистка памяти. Но не до полного обнуления, это ведь потеря личности. А вы, Миша, чистили, по вашим словам, до примитивного уровня эмпатов. То есть удаляли информацию, но оставляли чувства. Вы теперь и не эмпат, и не вечный. Это ли не ментальная смерть?
– Нет, – возразил Мишка, – напротив. Мне кажется, что я ещё никогда не был таким живым. Может быть, я просто стал человеком? Правда, я чуть не сошёл с ума, когда ко мне снова частично вернулась память.
– Этого не может быть, – отрезала Изольда. – После процедуры клининга, вечный уже не может вернуть себе память. Даже частично. Это аксиома.
Фрол встал между ними и примиряющее поднял перед собой ладони.
– Слушайте, – сказал он. – Я тоже не знаю, зачем нужен этот план, но я и знать не хочу. Я хочу, чтобы нас сменили. Я устал.
– Да некому вас сменить! – воскликнула Изольда. – Устал он. А я не устала? Вы представляете себе, какие усилия мне приходиться прилагать, для того, чтобы держать в узде всю эту свору обдолбанных извращенцев?! Они уже пятьсот лет только и делают, что бухают и трахаются. И в ус не дуют. Численность ордена модераторов когда-то составляла десятки единиц, а нынче на всей станции я одна пытаюсь усидеть в руководстве. В штабе кто спился, а кто надорвался на тяжком поприще сексуальных извращений. А вы сидите тут. Да, мне пришлось даже связь вывести из строя, чтобы не слышать, как вы канючите. У меня других дел по горло. А у вас тут с потолка капает!
Видимо, Изольда сообразила, что сболтнула лишнего и замолчала. А Фрол из деликатности решил ей помочь и свернуть беседу в другое русло.
– Да, понимаю, – сказал он. – А тут ещё с эмпатами проблема…
– А вот проблему с эмпатами нам придётся решать самым решительным образом, – сказала Изольда.
– Может быть, лучше предоставить возможность им самим решать свои проблемы? – спросил Мишка. – И может быть, образом не решительным, а каким-нибудь, ну. Образным, что ли? Они ведь большие специалисты по образам!
– Ни в коем случае, – отрезала Изольда. – Тем более что это не их проблема, это наша проблема.
– И как вы будете её решать? – спросил Фрол.
– Очень просто, – сказала Изольда, промокнув пальцы платочком. – Как всегда. Мы прямо с орбиты ударим по посёлку жёстким ментальным излучением, и они всё забудут. Да-да. В конце концов, это гуманно. Им же надо время от времени забывать обо всех жертвах, о людях, которых они утопили в озере.
– То есть вы уже не первый раз проделываете это? – изумился Мишка.
– Разумеется. Ты и сам это проделывал. Забыл? А говоришь, что всё вспомнил.
Изольда врала, Мишка точно это видел, не мог он ничего такого проделывать, теперь-то он это знал наверняка, что не мог. А Фрол задал вопрос, который, видимо, мучил его:
– Неужели на станции всё обстоит так плохо? Никто не занимается делом, а только развратом и пьянством?
– Представьте себе! – подтвердила Изольда. – Проект, задуманный основателями из «Основы», как оплот новой цивилизации, выродился в кучку сибаритствующих нарциссов. Впрочем, есть небольшая группа химиков, которые неплохо продвинулись, изучая алкалоиды. Но они слишком увлеклись результатами, слишком часто ставили эксперименты на себе.
– Так не бывает, – категорически заявил Мишка. – При смене поколений всё равно должен же происходить какой-то отбор, не могут все быть тунеядцами. Не в природе человека.
Изольда усмехнулась.
– И вы никогда не задавались вопросом, а где их дети? – спросила она.
– Мне это как-то не приходило в голову, – растерялся Мишка.
– Правильно, – сказала Изольда. – Уже больше тысячи лет это вообще никому не приходит в голову.
– Больше тысячи? – удивился Мишка.
– Ага, – усмехнулась Изольда. – Детей просто нет. Все выросли. И стали вечными. Вот и вся смена поколений. Станция не может обеспечить население количеством больше двухсот вечных.
Мишка попытался припомнить, когда он в последний раз видел живого ребёнка. Получалось, что в зеркале.
– Хорошо, – сказал Мишка. – Я догадываюсь, почему нет детей у вечных. Но почему не рожают эмпаты?
– Да потому что они тоже вечные. Но не помнят этого. Медиаторы это вечные на пенсии. Те, кто обнулился. И ты таким будешь, если не прекратишь свои эксперименты.
Мишка молчал. У него было чувство, что его стукнули по голове.
– Кстати, я хотела бы к ним наведаться, взглянуть как раз на самого молодого, – небрежно произнесла Изольда. – Он родился всего-то лет двадцать назад. По недосмотру.
Последние слова Изольда проговорила быстро, не очень внятно и не глядя в глаза Мишке. Он уже собрался обрушиться на неё с вопросами, но в последний момент прикусил язык. Ему вдруг стало жалко эту очень, очень старую женщину.
– Это можно устроить, – сказал Фрол. – Экскурсию. Но потребуется некоторое время, чтобы настроить на ваши индивидуальные параметры гидрокомбовый комбинезон. Мы, знаете ли, выходим с базы только в гидрокомбовых комбинезонах.
– Да, пожалуйста, – сказала Изольда. – Куда пройти?
Фрол увёл её в подсобку подгонять комбез, а Мишка, даже не задумываясь над своими действиями, как будто гнала его какая-то сила, взял свой гидрокомб, и вышел в озеро. Как будто бы даже и место он помнил, где искать. Недалеко от шлюза. Сразу под сваями, на которых стоял гигантский купол базы. Вот здесь.
Он пошёл головой вниз, слегка шевеля ластами. Первые вдохи как всегда давались с трудом, холодная вода заполняла лёгкие, шкура гидрокомбового комбинезона врастала в кожу. Вокруг сновали стаи рыб, медуз, мелких моллюсков. Мишка подумал, что для тяжёлой воды слишком много живности в озере, не должно быть так, всё это было как-то не по-настоящему. Но очень красиво.
Под крайней сваей Мишка приметил бугорок и свернул к нему. Он разгребал донный ил руками, поднимая облако мути, не чувствуя как на пальцах уже рвётся тонкая гидрокомбовая оболочка. Он не помнил, но что-то подсказывало: это где-то здесь. Эмпаты бы сказали, что спиной чуял. И он нашёл. Сперва появился один, а за ним другой бронежилет. В бедной планктоном тяжёлой воде они почти не пострадали. И нагрудные нашивки отлично читались. АО «Заслон». Вот что там было написано.
Сразу из кессона, даже не сняв гидрокомбовую оболочку, Мишка ворвался в дежурку и швырнул мокрые броники на пульт. Изольда, на которую попали брызги тяжёлой воды, вскочила, а Фрол спокойно встал, взял с пульта тазик и пошёл выливать.
– Вот, – сказал Мишка.
– Что? – спросила Изольда, отряхиваясь.
– Вот, – повторил Мишка. – Я вспомнил. Но не всё. Но вот это. Это что?
– А это однажды давным-давно тебе приспичило сходить в разведку, – сказала Изольда, как показалось Мишке, с затаённой грустью. – Ты всё надеялся найти другие очаги обитания.
– И?
– И мы сходили. Я, ты и Фрол. Он, как мне кажется, кое-что помнит. А я всё не решусь удалить эти воспоминания. А надо. Ты же вот решился. Ты тогда был гораздо решительней. И стройнее.
Мишка смущённо пощупал живот, Фрол хмыкнул.
– Подожди, – сказал Мишка. – Ты говоришь, в разведку мы всё-таки ходили. Ну и?
– Ну и упёрлись в пресловутую стенку, – ответила Изольда, закатив глаза.
– Но почему не пошли дальше?
– Потому что дальше началось такое, что и вспоминать тошно. Радиация. Кое-как назад выбрались. Мутанты, аномалии. Хроклазмы и антиматерия. Хаос.
Мишка смотрел не неё с недоверием. В его памяти проносились обрывки этого хаоса, много стрельбы, какие-то окровавленные бинты, стрелка компаса, скачущая по кругу, и как все металлические вещи вдруг стали мягкими, а воздух густым, почти твёрдым… Но вот никакого ужаса эти клочки памяти не внушали, а наоборот будили ощущение непередаваемого счастья, наполненности смыслом, уверенности в себе. И ещё там была Изольда, но какая-то совсем другая, несмотря на то, что это, несомненно, была она.
Форл сказал:
– Всегда ведь можно посмотреть в архивных файлах, да? Там ведь должны сохраниться какие-то отчёты.
– Я смотрел, – сказал Мишка. – Вы, кажется, хотели в посёлок? Милости прошу в кессон.
Они неспешно вышли из озера в сиянии своих гидрокомбовых комбинезонов, величественно ступая на берег, где в страхе застыли эмпаты, прекратив работу всей дежурной смены. Надо отдать должное Колясику, который как раз ошивался вокруг Озера со степлером наперевес, пытаясь личным присутствием вдохновить нерадивых эмпатов на ударный труд. Он мгновенно сориентировался.
– Милости просим, милости просим! – заорал он, бросаясь навстречу гостям. – А вот и хлеб-соль. По старинной эмпатской традиции.
Он выдернул у Манюни поднос с ломтями белого хлеба, который она как раз принесла Колясику из пекарни. Хлеб этот Колясик нынче один употреблял, ни с кем не делился.
– Пройтись не желаете? – застенчиво спросил Колясик, после того, как Мишка с Изольдой нехотя пожевали хлеба.
– Ты почему рельсы не перекрыл? – грозно спросил Мишка, и Колясик потупился.
Старому корешу пришёл на помощь Стасик.
– Казнить будете? – спросил он.
– Нет, – улыбнулась Изольда.
– Выпить хочете?
– Да, – неожиданно для себя ответил Мишка.
Колясик провёл Мишку с Изольдой в хижину и с гордостью продемонстрировал бадью с водой.
– Это надо было Фролу показать, ему бы понравилось, – сказал Мишка.
– А это что у вас? – спросила Изольда. – Книги? Вы читаете?