СВИДЕТЕЛИ «СИНИСТРИОНА»
ВОЗДУШНЫЕ АКРОБАТЫ
С полчаса они пробирались тропками, и все это время Броня не умолкала.
— Я человек несуеверный, но честное слово, происходит какая-то чертовщина. И ты наверняка это знаешь, но играешь со мною в прятки, как будто это мое личное дело, как будто это не касается жизни лагеря. Я официально тебе заявляю: если так будет продолжаться дальше, я вынуждена буду принять серьезные меры. Какие? Об этом ты узнаешь в свое время. Сегодня утром я уже кое-что прояснила для себя. Теперь посмотрим на это с другой стороны…
Самое невыносимое — он слушал ее с терпением и добротой. Он просто убивал ее своей вежливостью. Он отклонял ветки на уровне ее глаз, словно они угрожали не ему, увечному, а ей, сильной, легкой и точной в движениях. Он подбадривал ее кивками и очень приветливо поглядывал на ее вздернутый носик, тут же соскальзывая на кончик ее косы, болтавшейся у пояса. Говори, дескать, говори, забавляйся, ты умница, а сейчас ты играешь, и неплохо играешь, а вообще-то ты умница и сама это знаешь, и симпатичная умница, и ты мне нравишься, у тебя такая серьезная славная мордашка, но я тебя слушаю, слушаю, очень внимательно слушаю.
Внезапно Рустем схватил её за руку и задержал возле березки.
— Ты ничего не заметила?
Нет, а что? — испугалась Броня.
— Я имею в виду березку. Не правда ли, хороша?
— Березка?! — удивилась Броня, сбитая с толку. Значит, все, что она говорила, он просто пропускал мимо ушей.
— Я не могу объяснить, почему мне нравится эта березка. Просто хочется смотреть на нее, и точка. А вот на эту сырую ложбинку с желтыми камышами смотреть противно. Ты не знаешь почему? Я тоже не знаю. Я просто отворачиваюсь от нее и не смотрю — и в этом ответ…
Броня всплеснула руками. Она ему про Фому, а он ей про Ерему!
— Послушай, Что со мной однажды случилось, — продолжал Рустем, восторженно потирая руки. — Однажды я задремал в лесу и проснулся оттого, что кто-то шевелился в моем кармане. Это был бельчонок. Он нагло влез туда, почуяв кедровые орешки. Я оттопырил карман, и он преспокойно вылез оттуда, зажав в щеках орех. Что ты на это скажешь?
— В огороде бузина, а в Киеве дядька — вот что я скажу!
— Ну да, ну да, конечно, — промямлил Рустем, поднял с земли листок дуба и вдруг, опять воодушевившись, спросил: — Не напоминает ли тебе что-то листок?
— Я вижу — тебе все до лампочки, о чем я говорю…
— Посмотри на его силуэт: не правда ли, он повторяет крону самого дуба? Даже в таких мелочах видно, как природа заботится о сохранении вида. Это печать, знак, иероглиф индивидуальности…
— Чем дальше в лес, тем больше дров! — остановилась Броня.
— Тс-с-с! — прошептал Рустем, поднимая палец.
На ветке бересклета покачивался птенец. Он пошевеливал крылышками, словно бы отряхивался. Потом повел головкой и уставился на палец, закоченев от любопытства.
— Лопух! — рассмеялся Рустем, приглашая рассмеяться и Броню. — Как тебе нравится этот молодой дурачок! Он, оказывается, еще летать не умеет, а тоже еще — не боится…
Рустем увел Броню подальше от куста, птенец, пискнув, слетел с ветки и довольно уверенно, хотя и не быстро полетел на березу. Рустем сиял.
— Между прочим, должен тебе сказать, что почти все живое рождается без страха за свою жизнь. Ты согласна со мной? Я не ручаюсь, конечно, за научность утверждения, но, по-моему, человек — единственное животное, которое испытывает страх перед неизвестным. Что ты скажешь на этот счет?
Броня смотрела на него с легким изумлением. Она уже подыскивала слово, чтобы сбить с него восторженность, но в это время они вышли к реке и оглохли от шума воды. Над валунами, раскиданными на берегу, вскипали и опадали пенные волны. Казалось, камни дышали. Правее уступами тянулась на другой берег реки целая гряда скал, и Рустем повел Броню туда, на ходу стягивая майку.
— Ты что это? — не поняла Броня.
— Я мусульманин и должен сделать омовение в священных водах этой реки…
— С ума сошел! Кто же здесь купается?
Броня здесь не бывала. Прыгая с валуна на валун, Рустем потащил ее куда-то вверх, откуда открылась цепочка каменных впадин, в которых накопилась выплеснутая еще весенними паводками вода, успевшая кое-где зацвести. Здесь Рустем сбросил кеды и вскарабкался на острый выступ гранита, взмахнул руками и прыгнул вниз, сделав в воздухе замысловатый поворот. Броня обогнула, скалу и осторожно всмотрелась. Рустем что-то кричал, но из-за грохота ничего не было слышно. Тело его фосфорически переливалось, руки колыхались, как плавники. Он словно бы летел в воздухе, и только по некоторой дрожащей размытости очертаний можно было догадаться, что он плавает в одной из каменных ванн. Такая это была фантастическая игра света и тени!
— И не стыдно тебе? — сказала Броня, когда Рустем, тяжело дыша, выполз на валун и разлегся у ее ног, как тюлень.
— Что за вопрос — конечно, стыдно! — сказал Рустем. — Только прости, а за что мне должно быть стыдно?
— Ведь и простофиля догадается, что ты часто ходишь сюда, и я уверена, что не один, а тайком с ребятами…
— Ой, как ты права! Ой, как ты права! Если бы ты знала, как ты права! — рассмеялся Рустем. — Только почему же, почему тайком? Можешь к нам присоединиться…
— А мы всё острим! А мы всё смеемся!
Рустема сегодня словно подменили. Он совершенно распоясался. Что-то мальчишеское, дикое, неожиданное было в его сегодняшнем возбуждении, в его речах, в этом купании, и вся их вылазка складывалась кувырком — совсем не так, как она предполагала. Интересно, что он выкинет еще? Рустем не заставил себя ждать. Он схватил одежду и, прижимая палец к губам, поманил ее за собой, и она пошла, ничего не понимая, а он между тем повел ее колючими кустарниками, и так они шли, пока не выбрались на открытую площадку с каменным козырьком, с которого полого свисал дикий виноград. Он раздвинул зелень.
— Замри!
На другом берегу реки поднималась в небо скала, и на вершине ее стояли три мальчика. Броня присела, чувствуя жуткий приступ малодушного страха. Она подумала, что случится несчастье, потому что ребята возились с какой-то колодой, и по скале, змеясь, опускался трос, и неизвестно, что они собирались делать, колдуя над колодой. Уж не бросать ли ее со скалы? Однако Рустем не проявлял беспокойства — он следил за мальчиками, прищурив глаза. Потом началось что-то странное: один из мальчиков, коротышка, большеголовый, вдруг стал спускаться, перебирая руками и ногами, цепляясь за уступы, а потом беспомощно закачался, как маятник, и только тогда Броня поняла, что он висит на тросе, ползущем из лебедки. И так, толчками, двое других то опускали его, то задерживали в воздухе. Непонятно, куда вел спуск, потому что внизу ревела река. Все это было похоже на сумасшедшую игру, которая могла скверно кончиться. Наверно, и в самом деле что-то случилось, потому что коротышка вдруг исчез, а на его месте осталось черное пятно. Броня протерла очки. Это было не пятно, а дыра. Наверно, всё-таки что-то случилось, потому что Рустем вытер лоб, покрытый каплями пота. В довершение мальчики куда-то исчезли.
— Ну, как тебе эти воздушные акробаты?
Снизу стала наползать на скалы чернота. Вершина, на которой только что были мальчики, вспыхнула теплым розовым светом и погасла. Рустем взял Броню за руку и осторожно повел вниз, удаляясь от шума воды, пока совсем не затихло. И тогда из тишины вдруг вылупились беспечные голоса мальчишек, а на другом склоне ущелья запрыгал пучок света, скользя по кустарникам, потом рассеялся над пропастью и снова собрался в пучок на другой стороне. Рустем и Броня протиснулись в расщелину и затаились.
— Кто это? — спросила Броня.
— Сейчас узнаем, — сказал Рустем, опускаясь на корточки. — Если только будем тихо сидеть…
ПРОГРАММА «СИНИСТРИОН»
— Гуд бай, ребятки! Скажите девочкам, что хватит борщей. И вообще поменьше жратвы, а то развели свинюшник. Вчера здесь дикая свинья с поросятами крутилась, пришлось шарахнуть из пистолета… Это я брехун? Я самый честный человек на свете. Я вру только по пятницам, а сегодня вторник. Ну ладно, дуйте и не отвлекайте нас от работы… '
— Савкин просится на станцию, — раздался робкий голос.
— Не Савкин, а Свейн! Сколько раз говорить? Базиль, что прикажешь делать со Свейном?
Базиль разматывал моток белого шнура и не отозвался. Боб осветил его сгорбившуюся фигуру и уверенно распорядился от его лица:
— Передай Свейну, пока он не выучит шифр и не будет шпарить без запинки, к голубям мы его не допустим! И так нам всю связь чуть не запорол. Ну ладно, топай!
Послышались удаляющиеся шаги. Базиль раскладывал кольцами трос. Боб жужжал над ним фонариком.
— Я считаю, Базиль, что мне надо научиться кидать. А вдруг тебя захватят в плен, кто же наладит канатную дорогу? Сегодня я долго тренировался и добился успеха: каждый пятый снаряд попадал в цель. И не какие-нибудь. там камешки кидал, а настоящие булыжники, ты это учти. И вообще я стал физически страшно здоровым. С быком мне еще бороться трудно, но козу я валю запросто. Мускулы у меня стальные — можешь пощупать. Я теперь могу сделать сразу двадцать три приседания. И даже на одной ножке… Смотри, как я на левой…
Осторожное покряхтыванье — и вдруг грохот падения. Базиль подхватил Боба, втащил его наверх, отряхнул и осветил фонариком.
— Лапоть ты, вот кто, — сказал он.
— Согласен, — сказал Боб, потирая бок. — Я не учел, что здесь рыхлая почва…
— А ты учитывай…
— Постараюсь в дальнейшем. Подожди, не бросай, я сперва посвечу… Итак, можно. Раз… два… три!
В зыбком свете сверкнул камень, волоча за собой белый капроновый шнур. Камень ударился в склон и упал в пропасть. Пучок света заметался, исчез и снова вспыхнул. Камень полез вверх, подскакивая на выступах.
— Надо было выше метра на два, — сказал Боб.
— А ты не крутись под рукой. Чуть в тебя не попал.
— Хорошо, я стану подальше. А вообще-то я скоро буду бросать не хуже тебя. Конечно, нам никогда не достигнуть точности, с которой бросают индейцы. Они тренируются с детства, у них рука и глаз — как будто одна система. Если бросать всю жизнь с утра до ночи, так любой научится. Интересно, кто это там двигается? Не бык ли? Теперь его не вытуришь оттуда. Он только Юргиса боится, а Юргис уехал с отцом в город. Ну ладно, все. Можешь бросать без подсветки, учти!
Стук, шелест осыпающегося щебня и долгий плеск внизу.
— Кажется, зацепило…
Над пропастью закачался трос, соединявший противоположные склоны.
— Базиль, поздравляю тебя! Канатная дорога — представляешь, какое это удобство? Положим, идет погоня…
— Это за кем?
— Ну, скажем, за тобой. И вот ты бежишь, перебираясь со скалы на скалу, а враг догоняет. Он совсем уже близко. Остается каких-нибудь сто ярдов. Он должен поймать тебя живым, иначе плакали денежки, обещанные за твою поимку, — целых тысячу фунтов…
— Это сколько же на рубли-то?
— Ах, не отвлекай, пожалуйста! Фунты, рубли, не все ли равно? И вот, когда он — ха-ха! — считает, что денежки у него в кармане, ты — хоп! — кидаешь моток через пропасть и в какие-то считанные секунды уже на другой стороне…
— Ну, а он что?
— А он только хлопает ушами и рычит от злости…
— Ну, а я что?
— А ты ему: «Пардон, мусью, сочувствую, но ничем помочь не могу». Базиль, я просто в восторге!..
— Отойди-ка, а то на трос наступил….
— Прости… А ведь это только начало. К тросу можно приладить подвесную люльку на роликах, сядешь в нее, оттолкнешься и полетишь над пропастью, как на планере!
— Это как же?
— К люльке можно крылышки приделать, будет совсем как в парке культуры. Я считаю, что со временем можно будет открыть аттракцион. Пусть все катаются, без ограничений…
— Это почему же без ограничений?
— Впрочем, ты прав, этак сюда ринутся оболтусы и тунеядцы, всех растолкают, захватят дорогу и будут кататься на ней с утра до ночи. Эй, ты, куда полез? — закричал Боб, замахав руками, будто и в самом деле у аттракциона уже толпились мальчишки.
— Ты чего орешь?
— А чего он лезет без очереди? — сказал Боб потише, но тут же снова поднял голос: — А ну выходи! Ишь, пижон! Как дам — вверх тормашками полетишь! Базиль, скажи ему словечко, а то он драться лезет!
Базиль, уже привыкший к «массовым сценам», которые часто разыгрывались в буйном воображении Боба, оторвался от работы:
— Всю тайгу распугаешь. Ты потише ори.
— Уф, жарко даже стало! Ну нет, мы бесплатно пускать не будем, а сделаем так: хочешь прокатиться — плати!
— Это верно, за денежки…
— Нет, только не деньги, а что-нибудь другое — шишки, орешки, лук, морковку, яички…
— Морковка — ерунда…
— Ну, тогда лучше так: по талончикам. Построй скворечник, клетку для белочки, посади дерево, убери участок леса, поймай браконьера — пожалуйста, получай талончик и катайся…
— Так он тебе и дастся, браконьер…
— Ну, бог с ним, без браконьера обойдемся… Зато деревья будут сажать… Эй, куда сухую ветку втыкаешь? Обманывать вздумал?.. А ты чего плачешь? Талончик отобрали? Это кто такой нахал? Нет, братцы, так у нас не пойдет! Кто хоть раз обманет, целый год даже близко не подходи! Мошенникам и лентяям вход на воздушный паром воспрещен! Я сказал и больше повторять не буду! А кто не слушается, тот будет иметь дело с самим шефом. А шеф говорить не любит — он как трах.
— Стоп! Кажется, зацепились…
— Ух ты! А ну-ка, не тяни сам, давай вместе… Я тебя подстрахую… Раз-два, взяли! Эх, дубинушка, сама…
Грохот, шум падения и шелест осыпающегося щебня.
— Ну ты и силен! — сказал Базиль, отдуваясь.
— У меня теперь так много сил, что трудно точно рассчитать, — оправдывался Боб. — Хорошо, что это испытания, а представляешь, если будешь висеть над пропастью — и вдруг оборвется?
— С тобой влипнешь…
Базиль вытащил из расщелины моток колючей проволоки.
— А это что такое? — спросил Боб. — Проволока? Чего ж ты про нее ничего не сказал? А что будешь делать из нее? Ага, все ясно. Камни только для тренировки, а трос лучше закрепить вот таким ежом. Логично!
— Не крутись под рукой.
— Прости! Я считаю, что теперь можно обсудить программу «Синистрион». Начнем, пожалуй, с экипажа. О командире и его первом заместителе говорить не будем. Это, по-моему, ясно. Теперь вот Юргис… У тебя на его счет были какие-то сомнения?
— Трепло парень…
— Трепло, я с тобой согласен, и мы его терпим из-за отца и «Жигулей». Без машины, сам понимаешь, перебросить сюда столько груза было бы непросто…
— Это верно…
— В общем, человек нужный, значит, оставляем… А что ты думаешь насчет Гревса?
— У него чахотка…
— Не чахотка, а простой бронхит. И вообще я считаю, что надо пересмотреть список болезней, из-за которых нельзя лететь. Мы попросим дедушку разработать новый устав. Сейчас строятся такие благоустроенные ракеты, что какое могут иметь значение всякие там ангины, бронхиты, язвы желудка. Но ты на это скажешь: «А вдруг на Синистрионе притяжение в семь раз больше, чем на Земле?» Скажешь ведь? А я тебе на это отвечу: «А лучелёт на что?»
— Это что еще такое?
— Ну, антигравитон, иначе говоря.
— М-да, — промычал Базиль, не успевая следить за скачущей мыслью Боба.
— Гм, гм, в этом пункте ты, пожалуй, прав. Здоровье космонавта должно быть абсолютным. Верно ведь?
— Ясное дело…
— Тогда идем дальше. Кого мы возьмем из женщин? Вообще говоря, я считаю, что космонавтика пока еще не для женщин. Конечно, только на первых порах. Когда начнутся регулярные рейсы, тогда пожалуйста, тогда пожалуйста. .
— Ну-ка отойди…
— Хорошо, отойду метра на три… Базиль, тебе не кажется, что за- нами кто-то следит? Ты думаешь, рысь, о которой рассказывал лесник, на людей нападает? А как ты считаешь, она испугается стартового пистолета?
— Еще немного отойди…
— Пожалуйста. Животные ведь не разбираются, настоящий это огонь или игрушечный… Впрочем, что мы знаем о животных? Но не будем отвлекаться, нам еще надо обсудить с тобой некоторые кандидатуры. Значит, если ты в принципе не против женщин, то кого бы… э… стоило предпочесть… э… Озу или Мимозу?
— Ты чего знаешь! Кто тебе нравится, ту и бери.
Базиль отгибал плоскогубцами и откусывал заусенцы на проволочном еже.
— Да… но… зачем же… Я просто… ну вот еще… с чего это?
— Какая тебе разница — они ведь одинаковые…
— Ой, что ты!
— А то, если хочешь, сразу обеих бери… замуж за себя…
Бобка невесело рассмеялся:
— Конечно, теоретически… э… жениться сразу на двух… История Востока с его многоженством делает этот вопрос теоретически разрешимым..
— Ну и женись…
— Да, но если все будут… э… то на всех не хватит женщин…
— Тогда выбирай, какую хочешь, а мне останется другая. .
— Базиль, прошу тебя, не говори так…
Разговор о сестрах Озе и Мимозе конфузил Бобку. И он перескочил на другое:
— Кстати, что ты думаешь насчет Смыга? Он, по-моему, не очень надежный человек. Но, с другой стороны, кто лучше него разбирается в пиротехнике? Значит, оставляем. Теперь о шефе. С ним все ясно. Шеф возглавит центральную базу снабжения. Космическое топливо сейчас — проблема номер один. Наш опыт с бензином надо рассматривать как неудавшийся эксперимент. А кто возглавит службу космической информации? Я думаю, что на эту должность подошел бы Бронден…
— Это Кобра, что ли?
— Базиль, мы договорились, кажется, не пользоваться земными именами, в том числе и кличками. Плохая конспирация может поставить под угрозу всю программу «Синистрион». Так вот, о Брондене… У него хорошие организаторские способности, он доказал это во время костра. Но, с другой стороны, Бронден очень любит командовать, а это может вызвать осложнения. Бронден, кстати, усиленно следит за нами в последние дни. Сегодня он с утра болтался в лесу. Я заметил его с наблюдательной вышки и хорошо разглядел в бинокль: он ходил и рассматривал что-то, а потом записывал в блокнот. По-моему, он охотится за ребятами, которые бегают к нам. У него был компас. Боится заблудиться, как тогда. Нет, с такой ориентацией, как у него, делать ему нечего у нас… Базиль, тебе ничего не кажется?
— А чего?
— Мне все почему-то кажется, что за нами следят. Речка заглушает любые шумы, а этим может кто-то воспользоваться и незаметно подкрасться… Ой!
— Чего ты?
— Мне показалось, кто-то мелькнул на той стороне… А может, это у меня в глазах мелькает? Я говорю, говорю, говорю, чтобы не заснуть… Я еще поговорю немного, ладно? А что ты скажешь, если посыпать тропку мелом?
— Это зачем?
— Утром посмотрим: ага, кто-то здесь был! А по следам легко найти лазутчика и устроить засаду… Э… а… о… До чего же спать хочется! Я, пожалуй, пососу конфету, а то у меня после курева гадко во рту. Выпить молочка бы недурно…
— А ты козу подои.
— Она куда-то исчезла. Если хозяин не найдется, мы официально объявим что это наша собственность, и зачислим ее в экипаж. У нее характер спокойный, а это очень важно… Когда я первый раз доил ее, я ужасно боялся, что она боднет меня или опрокинет миску… Базиль, а Базиль, ты не спишь там?
— С тобой заснешь разве.
— Чего-то мне кажется, что нас кто-то подслушивает. Или я уже сплю и все это мне снится? Чего ты возишься так долго? Готово, что ли? А ну-ка дай посмотреть, что у тебя получилось. Ого-го! У, какой ёж-ежище! Вот это здорово! А если надо будет срочно отцепить, тогда как?
Базиль показал хитроумное устройство — патрон, присоединенный к тросу. Перебрался на другую сторону, щелкнул патроном — и пожалуйста: трос разъединяется на две части, и никакие преследователи тебя уже не догонят.
— Дай и мне забросить разок, — сказал Боб. — Ну что тебе стоит? Ну я прошу тебя, Базиль!
— Ладно, бросишь разок и больше не проси. Сильно не замахивайся. Если зацепит, оставим так и спать пойдем, а завтра утром придем. Сейчас отмотаю, чтоб не запуталось. До трех считать буду, на счет «три» бросай… Раз… два…
В синем проеме неба сверкнул белый трос. Послышались стоны. Мальчики присели на корточки. Они потянули трос на себя, пытаясь оторвать его, но трос сопротивлялся.
— Ёлки-палки, так и знал, что-нибудь случится…
— Вот это да! — Голос Боба клокотал от страха и ликования. — Я ведь говорил, что кто-то за нами следит!
В каменном грохоте реки возникли новые звуки — свист и гудение. В небе повисла комета, вспыхнула сиреневым облачком и рассыпалась на звездочки. Мальчики двигались у обрыва, то подступая к пропасти, то отступая.
— Кого-то поймали! — сипел Боб. — А вдруг, Базиль, это чудище с другой планеты?
Трос вдруг ослаб, и мальчики упали на спину. Они осторожно вытянули трос из ущелья и осветили фонариком — еж был весь в тине и клочьях травы.
— А я-то думал… — разочарованно протянул Боб.
— Ладно, пошли спать. Завтра разберемся…
Скрип веток. Удаляющиеся шаги. В небе погромыхивало.
— Собирается дождь, — сказал Рустем. — Ты поспи, а я покараулю.
Броня сняла очки. Глаза ее, беспомощные, сонные, закрывались от усталости. Она растрясла косу и укрыла ею голову, как пуховым платком. Сквозь шум реки слышалось тонкое позвякивание колокольцев. Дрема, тяжелая, тревожная, спутала шумы и разомкнулась черной пропастью сна…