Сапожников опять перебил Миловидова:
– Не морочь мне голову! Оставайтесь работать на ночь, но чтобы к утру документы были готовы. Принесешь мне в приемную к девяти часам. Все, можешь идти.
Сапожников остался один. Прилег на диван. От нервного напряжения ломило все тело. Посмотрел на часы. Стрелки показывали начало одиннадцатого. Может, поехать домой? Нет, там опять будет скандал из-за этого чертова родительского собрания, лучше встретиться с Ольгой.
Роман с Ольгой продолжался второй год. Сапожникова он не очень напрягал. Девушка хоть и пыталась требовать к себе повышенного внимания, довольствовалась встречами один или два раза в неделю и существенными материальными вливаниями. Когда они познакомились, длинноногая голубоглазая красавица Ольга, совсем недавно закончившая какой-то второсортный московский университет, работала в рекламной компании. Начав встречаться с человеком чуть старше ее отца, девушка подумала, что разница в возрасте должна быть компенсирована материально. Она моментально ушла с работы, сняла хорошую квартиру в центре, купила абонемент в «World class», выпросила маленький спортивный автомобиль «BMW» и начала, как ей казалось, настоящую гламурную жизнь. Михаил Петрович не питал к Ольге никаких особых чувств, рассматривая ее в качестве красивой вывески при входе в определенные мужские компании и обладательницы роскошного молодого тела, предназначенного для нормального периодического секса. Покупка машины и драгоценностей, расходы на кратковременный отдых доставляли Сапожникову скорее удовольствие, чем огорчение, – слишком они были незначительны в его бюджете, а девушке приносили огромную радость.
Имеет ли Ольга какую-нибудь другую жизнь, он не знал, скорее – не хотел знать. Сапожников понимал, что их отношения основаны на взаимовыгодных интересах. Было абсолютно ясно, что нужно Сапожникову и что – Ольге. Любые попытки изменить сложившийся порядок вещей неизбежно привел бы к незамедлительному разрыву. Ольге, чтобы понять правила игры, потребовалось время, но по прошествии года девушка точно знала, как и чем ограничиваются ее права. Она не имеет права просить у Миши, чтобы тот остался на ночь, если он этого не хочет; отказаться от его визита, если он этого хочет; требовать куда-то поехать или пойти вместе, и наоборот, нельзя не поехать или не пойти, если приглашает Миша. Совсем незначительные ограничения взамен роскошной жизни.
Михаил Петрович полагал, что при таком распорядке Ольга вряд ли сможет вести параллельную жизнь, а сможет – молодец, лишь бы заразу в дом не принесла. Но в этом смысле Ольга являла лучший пример ипохондрии, боясь заразиться от всего на свете. Предусмотрительно ходила в баню с собственными тапочками, шляпой и веником, никогда не мерила на себе нижнее белье в магазине, в самолете подстилала на подголовник заранее подготовленную салфетку и даже в гостинице никогда не принимала ванну, а в душ заходила не босиком, а в резиновых шлепанцах.
Сапожников набрал номер телефона Ольги:
– Привет, милая. Ты меня ждешь?
– Миша, здравствуй, а я уже спать собралась. Завтра рано вставать на йогу, а ты весь день не звонил, я даже потеряла тебя.
– Вот я и нашелся! Давай просыпайся. Через полчаса приеду. Что-нибудь привезти?
– Да, милый, шампанского, – проворковала Ольга.
– А как же твоя ранняя йога?
– Ты знаешь, милый, я заметила, что «Дом Периньон Винтаж» двухтысячного года очень помогает занятиям.
– Заказ принял, – рассмеялся Сапожников и отключился.
Пить ему совсем не хотелось, он понимал, что сразу после первого бокала захочется спать. Да и ехать к любовнице по большому счету не было никакого желания. Но что поделаешь, Сапожников славился своей обязательностью, и если он сказал «приедет» – значит, приедет, чего бы это ему ни стоило.
Встреча с Ольгой прошла по известному сценарию. Михаил Петрович вошел, снял ботинки, Ольга тут же подала ему тапочки, помогла снять пальто и взяла пакет, в котором лежали бутылка шампанского в черной подарочной упаковке, пластиковые коробочки с малиной, клубникой, черникой и коробка шоколадных конфет.
Они прошли в комнату, сели к журнальному столику. Ольга принесла разложенные на тарелочках фрукты и два бокала. Михаил Петрович открыл шампанское, наклонил бокалы и аккуратно их наполнил, чокнулись. За разговорами за полчаса выпили бутылку шампанского. Ольга вопросительно посмотрела: еще?
– Все, на сегодня хватит! Завтра тяжелый день. Я в Лондон улетаю.
После этих слов пошли в спальню. Как всегда, с удовольствием позанимались любовью. По окончании процедуры Михаил Петрович обычно проваливался в сон, у него закрывались глаза, но сейчас ему нужно было попасть домой, чтобы утром переговорить с сыном – сегодня опять его вытаскивали из какой-то заварушки. Сапожников берег нервную систему жены, порой не ставя ее в известность о проделках парня, считая, что это мужская тема. Но последнее время заварушки случались так часто и их последствия оказывались столь серьезными, что стало понятно: если так будет продолжаться и дальше, то однажды даже его, сапожниковских, возможностей может оказаться недостаточно, чтобы выручить сына.
Он через силу встал, поцеловал разомлевшую и мгновенно уснувшую Ольгу, оделся, связался с охраной, предупредив, что выходит, и тихо покинул квартиру любовницы. Только в лифте Сапожников почувствовал, как он безумно устал сегодня. «Надо было ехать домой, отдыхать, – подумал Михаил Петрович и тут же мысленно вступил в спор сам с собой: – Хотя там вряд ли отдохнешь. Что за жизнь идиотская! Нигде нет места, чтобы можно было расслабиться просто так, полежать: ни на работе, ни дома, ни даже у любовницы».
Стараясь никого не разбудить, Сапожников на цыпочках вошел в огромный холл своей двухэтажной квартиры, расположенной в районе Остоженки. Из кухни вышла Марина. По ее лицу можно было сразу понять – жена изрядно выпила.
– Явился! Наконец. Где ты все время пропадаешь? Твой единственный сын находится на волосок от…
Она, не договорив фразу, остановилась и пристально посмотрела на мужа. Михаил сел на огромное антикварное кресло и, не говоря ни слова, принялся рассматривать Марину.
– Ну и долго ты со мной будешь в молчанку играть? – спросила жена.
– Я думал, ты мне расскажешь, что было на родительском собрании, – спокойно ответил Сапожников.
– Было как всегда, – язык Марины заплетался, – твой сын Илья самый отпетый двоечник, к тому же еще и циник, а также злостный нарушитель дисциплины.
– Для меня все, что ты сказала, – не новость. Что дальше?
– А дальше, классная руководительница говорила, что с такими результатами он не закончит школу.
– Закончит! – устало произнес Сапожников.
– Не сдаст ЕГЭ.
– Не знаю, что это такое, но знаю точно – сдаст!
– Почему ты так безразличен к судьбе единственного ребенка?! – завизжала Марина.
– Не кричи, ты его разбудишь! И совсем я не безразличен. В отличие от тебя, я серьезно занимаюсь будущим нашего сына, и, по моим данным, пока все в порядке. На этом предлагаю дискуссию закончить. Я очень устал, а завтра предстоит бесконечно длинный день, я улетаю.
– Куда? – уже абсолютно спокойно спросила Марина.
– В Лондон.
– Можно я полечу с тобой?
– Пожалуйста. Вылет намечен на шесть вечера. Там будем в девять. Весь следующий день в Лондоне, вечером обратно.
– Нет, на один день я не полечу. Давай останемся в Лондоне еще на денек? – с мольбой в голосе произнесла Марина.
– Не могу. Очень много работы здесь, я бы даже и в Лондон не полетел, но без меня там никто не может решить вопрос.
Марина больше ничего не сказала, повернулась и пошла к себе в спальню, а Сапожников побрел в свою. Последние пять лет супруги спали раздельно и очень были этому рады. Марина избавилась от необходимости слушать богатырский храп Михаила, а он, в свою очередь, получил возможность в случае бессонницы зажигать свет, читать газеты и смотреть телевизор.
Михаил выпил свои тридцать капель пустырника и заснул как младенец, забыв поставить будильник. Поэтому, когда на следующее утро он проснулся, было восемь, и Илья уже ушел в школу, счастливый, что удалось избежать встречи с отцом. «Ладно, – подумал Сапожников, – вернусь из поездки, приду пораньше, обязательно с ним поговорю».
Днем позвонил Николай и сказал, что сертификат уже готов, но его смогут подписать только завтра днем и он ставит вылет на завтра. Сапожников мысленно чертыхнулся, но подумал, что нет худа без добра – будет возможность вечером поговорить с Ильей.
Беседа с сыном не внесла каких-либо новых веяний в их отношения. Концовка походила на известный диалог из «Тараса Бульбы». Только слова «Я тебя породил, я тебя и убью» в современной интерпретации звучали: «Палец о палец не ударю, чтобы освободить тебя от армии. Ты о матери подумай!»
Илья сидел и ухмылялся, понимая, что ни в какую армию его не отправят, а в худшем случае оставят учиться здесь, в Москве, у родителей под боком, где-нибудь в МГИМО или МГУ – там сейчас из-за кризиса спокойно берут на платные факультеты.
Михаил Петрович еще некоторое время поупражнялся в педагогической риторике и отправился в кабинет – просмотреть в очередной раз измененные материалы для поездки в Англию.
С утра уже было известно, что разрешение на вылет получено, но с очень ограниченным коридором – с восемнадцати до восемнадцати пятнадцати. Сапожников решил взять с собой Миловидова и его заместителя, занимавшегося оформлением английской сделки. Чтобы не рисковать, приехали в половине шестого. Ровно в назначенное время автобус подвез их к красавцу «Эмбраер-Легаси», являвшемуся особой гордостью Сапожникова. Ровно в назначенное время самолет резко оторвался от взлетной полосы.
Внизу показался генеральский поселок, а вот и дача родителей. Они построили рядом со старым отремонтированным дедовским домом новый флигель, разместив там баню, маленький бассейн и квартиру для прислуги. Михаил Петрович профинансировал строительство, но сам туда так ни разу и не выбрался, ограничившись рассказом матери о том, как все здорово получилось. Отношения с родителями Сапожников считал образцово-показательными, давая деньги на любые потребности, раз в месяц навещая их и устраивая им пышные дни рождения и юбилеи. Отец до сих пор работал на кафедре, а мама занималась созданием его быта, как она это называла, и три раза в год ездила за границу: в Карловы Вары, во Францию и в Италию. Воспоминания о родителях вызвали у Михаила Петровича чувство спокойствия и расслабленности, и через мгновение он погрузился в сон.