От Клифа пахнуло перегаром виски. Ну, конечно, он не торчал тут на солнцепеке, пока полковник Фолькстаад расписывал с жаром агента туристского бюро прелести путешествия в Северный Вьетнам. Он явно отсиделся за стойкой какого-нибудь прохладного бара, попивая бурбон со льдом. Клиф Даллас Шерман — стреляный воробей, на молодецкой груди красуются ленточки «Бронзовой звезды» и «Серебряной звезды» за выполнение заданий «фирмы», то есть ЦРУ, в Лаосе и Конго.
— Не томи ты меня, Джонни! — взмолился Клиф. — У тебя такое лицо, словно ты узрел Виктора-Чарли![3] Когда махнем в Штаты? Надо провернуть массу дел: закупить сувениры, дать телеграмму моей Билли-Сю, сделать уколы в вендиспансере. Я тут, кстати, почитал старый номер «Нью-Йорк пост» — представляешь, Пентагон сообщил конгрессу, что у нас тут, во Вьетнаме, каждый четвертый джи-ай болен дурной болезнью! Болтуны проклятые! Какого дьявола раскрыли военную тайну?!
А ему, Джону Гранту, после прощального письма Шарлин некому слать телеграмму…
Капитан глубоко затянулся обманчиво прохладным дымом ментоловой сигареты, прочистил горло.
— Мы не летим домой, Клиф, — сказал он, глядя в пыльное ветровое стекло джипа. — Мы летим в пекло. В гости к дядюшке Хо. С разведывательно-диверсионным заданием. Ясно? Так что не бойся: уколы делать необязательно.
Клиф тихо свистнул сквозь зубы.
— Будь оно все богом проклято! — выругался Клиф. Он в сердцах швырнул окурок на мостовую. — Боюсь, что билеты продаются только в одну сторону — туда, но не обратно. Нам с тобой такой билет нужен, как быку бюст!
Помолчав, Клиф положил загорелые руки на баранку и спросил:
— Куда? В «Павлин» или «Каприз»? Надо промочить глотку, что бы там ни говорил о пьянстве наш прославленный генерал Уэсти.
— «Каприз», — проговорил Грант, ему вдруг тоже захотелось выпить. Все равно что — виски, джина, водки…
Они на опасной скорости подкатили к бару. Окна «Каприза» были забраны новенькой стальной сеткой.
— И тут боятся гранат Вьетконга! — пробормотал Клиф, тормозя так резко, что запахло горелой резиной. — Фу ты! Скорее в холодок!
Над входом в бар в свете полуденного солнца бледно помаргивали трубки неоновой и аргоновой рекламы. В баре было прохладно и полутемно. Негромко играл джук-бокс — платный автоматический проигрыватель.
Клиф заказал, шлепком ладони припечатав пятидолларовый сертификат к столу, бурбон со льдом, его командир — пару бутылок французского пива.
— Годдэм ит ту хэлл! — снова выругался Клиф, осушив стакан столь поспешно, что лед совсем не успел растаять. — Эй, бармен, еще один двойной бурбон!
К ним подошла похожая на фарфоровую куколку малютка с блестящими, будто лакированными черными волосами, дремучей челкой до бровей и миндалевидными глазами.
— Дуй отсюда, бэби! — бросил ей Клиф, хлопнув девушку пониже спины. — Считай, что я тебя заангажировал на ночь. А сейчас у нас деловой разговор. Бизнес, компренэ ву?
Проводив девушку, которая удалялась, вызывающе покачивая бедрами, опытным, оценивающим взглядом, Клиф повернулся к командиру.
— Видал «секс-котеночка»? Ничего. Ну, трахнем еще по одной, и давай выкладывай, что там «фирма» затеяла.
Малютка с агатовыми глазами подошла к джук-боксу и, достав из кармана мини-юбки несколько монет, опустила их в автомат. Нажав на клавиши, заказала сразу несколько пластинок с американскими военными песнями.
Клиф пустился в подробный рассказ о своих последних амурных похождениях в злачных местах Сайгона и Ня-Чанга. Командир постукивал пальцами по блестящему пластику стола и, не слушая достаточно хорошо известные ему излияния начальника штаба, посматривал на забранное стальной сеткой окно. Ему вспомнился огромной силы взрыв мины, разнесший в труху пятый этаж фешенебельной сайгонской гостиницы «Каравелла».
«Каприз» — только для американцев. Лучшие рестораны города, его отели, кинотеатры, стадионы — тоже. Похуже — для негров. И почти ничего — для тех, кто построил этот город. Сайгонцы обижаются, ругают «бон Ми», то есть американцев, расистами, а вьетконговцы не обижаются: знают, где устанавливать мины, куда швырять гранаты без риска попасть в своих. Раз на стадионе Вьетконг, говорят, тайно предупредил всех вьетнамцев, чтобы те покинули трибуны, и только потом раздался взрыв. Мины и гранаты — это тоже «только для американцев». Вот и стальная сетка на окнах бара, где человек, по идее, должен отдыхать, развлекаться, пить, радоваться жизни. Вот и колючая проволока, и мешки с песком, и часовые джи-ай — всюду в Сайгоне.
— Эй, бармен! — крикнул Клиф. — Еще два двойных бурбона! Пей, Джонни! Я плачу! Не горюй, ведь мы с тобой застрахованы!
…Через три часа капитан Грант привез в военный городок у аэропорта накачавшегося до бесчувствия начальника штаба. Зайдя в казарму, он объявил, что наутро команда вылетит самолетом в город Ня-Чанг, где ей предстоит готовиться к новому заданию.
— Разве мы не летим домой? — воплем негодования встретили его «зеленые береты».
— Непременно, ребята, — с деланной бодростью заверил их капитан. — В Штаты меня тянет не меньше, чем вас. И мы полетим туда, даю вам честное слово, как только выполним это новое задание. А сейчас даю всем увольнительную в город до семи утра. Полетим в Ня-Чанг. Опоздание будет приравнено к самовольной отлучке, а за это полагается, как вам, бандитам, известно, военно-полевой суд!
В семь утра вся команда оказалась налицо, и самым трезвым среди двенадцати был, без сомнения, капитан Джон Грант. Он не спал всю ночь и утром почти окончательно решил, что его обвели вокруг пальца.
II
«Ужаснее всего — это детские лица и тела, опаленные и спаленные огнем… Мне хотелось протянуть к ним руку, но я боялся, что превращенная в пепел плоть рассыплется при первом прикосновении».
В Ня-Чанге капитана Гранта ждало письмо от матери. Оказалось, что предусмотрительный полковник Фолькстаад заранее приказал пересылать всю почту в адрес команды А-345 в Ня-Чанг. Полковник Фолькстаад не мог знать, что письмо это было доставлено в Сайгон с оказией и, опущенное там в почтовый ящик, миновало цензуру.
Никто так не радуется почте, как солдат на войне. Да еще солдат, несущий службу в двенадцати тысячах миль от родины. Но далеко не все письма с американскими штемпелями радуют американских парней во Вьетнаме.
Мать Джона Гранта, стареющая, добрая учительница начальной школы, писала сыну из Бруклина:
«Не суди слишком строго Шарлин. Я ее вполне понимаю…»
Шарлин… Когда она в первый раз участвовала в пикете против дискриминации негров, он посчитал этот поступок блажью, пытался даже силой утащить ее с автобусной станции в Манхэттене. И какое дело, казалось бы, Шарлин до негров! Что из того, что ее прабабушка была «цветная»! Шарлин не сочли бы черной даже в Арканзасе или Оклахоме, где черным считается всякий, кто имеет хоть малейшую примесь негритянской крови. Тогда-то и началось: пикеты, «рейды свободы», борьба за гражданские права, дружба с неграми.
«Вчера, — писала мать, — я впервые участвовала в антивоенной демонстрации. Нас, женщин, было около трех тысяч, все члены женской организации «Женщины — борцы за мир», которая уже не раз пикетировала у Белого дома и Капитолия. На этот раз мы, слабые женщины, подвергли осаде Пентагон. И было нас несколько тысяч матерей! Мы протестовали против убийства невинных женщин и детей у вас, во Вьетнаме. Мы кричали в адрес президента: «Эл-Би-Джей! Эл-Би-Джей! Сколько убил ты сегодня детей?» Мы требовали, чтобы нас допустили к тем генералам, которые послали вас в эту чужую страну… Посылаю тебе вырезку из газеты «Нью-Йорк таймс». Конечно, она не передает весь накал, всю страсть нашей осады Пентагона…
Я каждый день молюсь богу за тебя! Когда в Арденнах в сорок четвертом пал твой отец, я гордилась им. Но разве я смогу гордиться тобой?..»
Грант разорвал письмо и кинул скомканные обрывки в мусорную корзину. Если мать будет писать такие письма и они попадутся на глаза цензору полевой почты, это дойдет до начальства, начнутся неприятности. Чего доброго, снимут с задания, могут снять и зеленый берет…
Грант с головой ушел в подготовку к заданию.
Штаб ЮСАСФВ — специальных войск армии Соединенных Штатов во Вьетнаме — неоднократно засылал разведывательно-диверсионные группы на территорию Демократической Республики Вьетнам. Но, несмотря на помощь агентуры разведотдела, все они, как правило, погибали.
Теперь штаб ЮСАСФВ решил забросить в ДРВ сдвоенные команды «зеленых» и «красных беретов» под общим командованием американцев.
— Необходимо бить врага его же оружием! — твердили в Ня-Чанге полковник Фолькстаад и офицеры его штаба. — Почему коммунисты смогли организовать сильнейшую партизанскую армию в джунглях Южного Вьетнама, а мы со своей техникой не в состоянии сколотить хотя бы несколько отрядов собственных партизан в Северном Вьетнаме?
И вот объединенными силами Пентагона, ЦРУ и командования ЮСАСФВ была тщательно разработана и подготовлена широко задуманная крупнейшая диверсионная операция «Падающий дождь».
Подобно мощному, как Ниагарский водопад, тропическому ливню, упадут с неба на землю Северного Вьетнама специальные войска великой заокеанской державы, чтобы решить в пользу Америки исход кровавой многолетней войны.
Первый этап операции: выброска в глубокий тыл ДРВ сдвоенных команд «зеленых» и «красных беретов» и создание ГВОА — Оперативных районов действий диверсантов — в стратегически наиболее выгодных местах.
Второй этап: выброска в эти районы на сигналы закрепившихся команд новых отрядов, которые в свою очередь создают новые ГВОА, расширяя «партизанские края». Задачи команд: всесторонняя разведка, диверсии на важных коммуникациях и военных объектах.