— Господи, он едва нас не разбил всего за одну атаку! — воскликнул Гэвин. — Откуда взялись эти тролли?
— Он прос-с-сто з-з-задейс-с-ствовал с-с-свои ос-с-сновные с-с-силы. А троллей перенес-с-с с-с-с помощью магии, — уверенно заявил Тапио, стоявший рядом. — З-з-знач-ч-чит, времени у него в обрез-з-з.
Гэвин глубоко вздохнул и пожалел о том, что его брат сейчас не здесь.
— Надеюсь, ты прав.
«А вот и он сам», — прозвучал в голове Гэвина голос Керака.
«Он начал колдовать», — удовлетворенно заметил мастер Никос, бывший магистр грамматики из университета.
«Сейчас мы кое-что увидим», — пообещал лорд-демон.
Далеко и высоко над полем брани, в эфире, Эш обнаружил следы магии дюжины волшебников. Не прерывая плетение заклинания, сложного даже для него, черный дракон атаковал их всех разом, выпустив двенадцать похожих на молнии стрел цвета запекшейся крови. Снаряды устремились вперед, оставляя следы на безоблачном небе.
Увидев летящие по небу коричневые стрелы, Тамсин запела про себя. Ее магические эманации представляли собой образы; по сути, они являлись зеркальными маячками, с помощью которых можно было определить местоположение сотворившего заклинание, где бы тот ни находился. Прежде чем стрелы-молнии, почти такие же быстрые, как мысли, взорвались смесью деревянных щепок, серы и чистой, готовой к использованию силы, Тамсин проследила их путь в обратном направлении и передала Кераку, который сразу же нарисовал траекторию и развернул все двенадцать снарядов вспять. Все это происходило в эфирном времени.
Когда череда взрывов прокатилась по Дайксдейлу, лорд Керак и хор магов союзной армии швырнули заклинание.
Стоило им начать колдовать, как Эш мгновенно понял, что волшебникам удалось определить его местоположение в эфире. Отреагировал он мгновенно: черный дракон избавился от ненужных заготовок заклинаний и выставил защиту. Мощная атака магов захлебнулась.
Одновременно Эш продолжал удерживать свое грандиозное заклинание, дотянувшись до древних камней, паривших в эфире вдоль звездных путей, неведомых ни одному живому существу во всей Альбе. В огромной голове черного дракона хранилось множество давно позабытых всеми знаний, в том числе о том, что тысячелетия тому назад рханки создали эти полые валуны, чтобы в обход Врат напасть на реальный мир прямо из эфира. Возможно, это произошло пятьдесят тысяч лет назад.
Эш взял восемь камней и запустил их в выбранном направлении.
Керак покинул хор. Началось. Все в точности как предсказывал Гармодий; они вынудили Эша воспользоваться самой массовой, сложной и зрелищной магией. К счастью, Шип неоднократно применял именно это заклинание, несмотря на то что сила и особенности его создания находились за гранью понимания любого смертного мага.
Хотя само заклинание волшебникам альянса было неподвластно, воздействовать на него они все же могли.
Керак вошел в свой Дворец воспоминаний, и его окатило теплом любви королевы-матери. Находясь там, среди своих сородичей, он чувствовал себя сильным и защищенным. Лорд-демон потянулся, выхватил из гнезда несколько личинок памяти и проглотил их, затем снял с потолка огромную летучую мышь-альбиноса. Он ласково подгладил ее, бормоча нежные слова, привязал ее символическое значение к цели, потом подкинул крылатое млекопитающее, излюбленного питомца всех демонов, в эфир. Мышь полетела.
Под прикрытием контратак рыцарей и магов искусное заклинание воли Керака взмыло в эфир. Влекомая дурманящим ароматом силы, летучая мышь скользила по широкой полосе потенциальной энергии, оставленной громоздким заклинанием Эша.
Лорд-демон наблюдал, как летучая мышь стремительно набирает высоту и исчезает из виду, затем вернулся к хору.
— Готово? — спросил Никос.
— Улетела, — ответил Керак.
Тем временем в эфире летучая мышь поднималась выше и быстрее, чем ее сородичи в реальном мире. Вдруг белый силуэт существа начал изменяться, превратившись сначала в сову, затем в стрелу, прибавив скорости. Наконечник стрелы был расписан рисунками и чертежами, а хвост постоянно подпитывался силой, излучая магию в реальности.
То было самое глубокое погружение Керака в мир магического искусства людей, поскольку это заклинание открыли именно люди: юный Мортирмир, мастер Никос и другие маги из университета. К тому же оно оказалось самым сложным и единственным заклятием, которое со времени падения империи пробовал сотворить смертный: человек, ирк или саурианин. К счастью, разум лорда-демона прекрасно справлялся с удержанием многослойных запутанных образов, хотя самому Кераку казалось, что вся конструкция тут же развалится, стоит ему лишь на мгновение упустить хоть одну петлю.
«Отступайте, — обратился он к Зеленому графу. — Самое время».
— Отступаем, — приказал Гэвин. Он заранее подготовил к такому повороту событий всех своих командиров; настанет момент, когда они побегут. Все знали об этом.
Трубач дунул всего раз, и все как один тысячи людей, ирков, золотых медведей, Стражей и боглинов развернулись и побежали назад за хребет. Во время отступления брогатские рыцари несли внушительные потери, храбрые пажи вели вперед хозяйских лошадей, чтобы рыцари могли сесть в седло. Многие погибли. По всему хребту союзники бежали, бежали на восток, бросая лучшую оборонительную позицию во всей Новой земле.
Почти целую минуту в настоящем мире искры и стрелы мелькали в воздухе над полем боя. Морейский маг умер, когда кровь вскипела в его иссохших венах, второй ученик лорда Керака, Мехгаи Черный, взорвался, как древесный ствол, в который ударила молния, и Квокветхоган, чародейский брат Моган, остался удерживать хор в одиночестве. Для этого потребовалось самое большое количество силы в его жизни.
Он выдержал.
Далеко к востоку запел хор Лиссен Карак, и энергия, которую они очистили, поплыла на запад, в руки лорда Керака. Его золотые и зеленые щиты поднялись над холмом — и остались там.
Эш подлетел ближе, он стал реагировать быстрее и атаковать чаще. Как будто паутина алых, зеленых и бурых нитей связала его со сверкающим куполом над холмом. Он почти видел разгром вражеской армии, но, несмотря на свое практически бесконечное могущество, всякий раз, когда дракон тянулся в эфир, чтобы разделить и уничтожить хор противостоящих ему магистров, он получал раны. Он мог заглянуть глубоко в пасть эфира и найти альбанского мага по пламени его души, он мог ударить, но даже при его свирепом интеллекте и могучей воле ему приходилось для этого концентрироваться — и становиться мишенью для тысяч других заклинателей. Он чувствовал себя как кот, который поймал мышь и не может убить ее. Точнее, как кот, который нашел целую стаю мышей и не может перебить всех.
Ирония ситуации от него не укрылась. Его противники использовали в эфире ту же тактику, которую легионы его боглинов использовали в реальности. На мгновение он дрогнул, потрясенный количеством и разнообразием противостоящих ему герметических талантов. Четверых особенно могущественных он не мог не замечать, а огромный хор их помощников пошатнул уверенность Эша в победе.
Неопределенность только распаляла гнев, а гнев был любимым чувством Эша. Вспыхнуло пламя. Его когти засветились, он дохнул смертью, и его атака против хора заклинателей достигла апогея.
Но это все равно был отвлекающий маневр. Настоящее оружие еще не прибыло. Эш наслаждался своим многоуровневым обманом и раз за разом выдыхал смерть.
Далеко впереди, где край реальности касался первых жутких клочьев восьми огромных эфирных скал — замков? кораблей? — следы войны, настолько древней, что только две из участвовавших в ней рас выжили и могли рассказать о ней, скользнули за грань, за которой они снова могли вернуться в приливы и отливы эфира, своей родины, и начали долгое падение в реальность. Долгое и недолгое. Пока скалы (если они были скалами) балансировали на краю реальности, звезды рождались и умирали, возможности становились невозможностями, а бесконечное боролось с конечным.
Но воля Эша преодолела все это.
Скалы стали настоящими и начали падать. Иногда такое происходило естественным образом, именно так рождалось звездное железо, о чем был осведомлен любой кузнец и любой магистр. Но в призыве Эша ничего естественного не было. Восемь огромных тел падали на землю из-за грани реальности, и злая воля Эша старательно направляла их.
Но в то долгое, но все же конечное мгновение, пока они скользили в реальность, заклинание Керака раскрылось и взорвалось, став из стрел мысли крыльями стайки очень сложных бабочек. Из стрелы родился щит или, вернее, множество щитов, слабо подрагивающих на краю реальности.
Каждый метеорит ударялся о крыло бабочки и чуть-чуть менял направление.
А потом они рухнули, словно люциферовы ангелы. Пролетая сквозь реальность, они собрали за собой шлейфы и явились смертным внизу указующими перстами.
Эш отвернулся от новой раны, прожегшей его правый бок. Он уже был в какой-то миле от принадлежащего врагу хребта, и его заклинания вскипали на сияющих щитах Керака. Он пробивал себе путь сквозь щиты, но они все еще держались. Зато последний удар синей ярости Эша уничтожил дюжину древних медведей и столько же Стражей. Огромный урон армии Союза. Так погиб Кремень, сильнейший из медведей, и с ним погибли старейшины его клана.
Но все же многослойные щиты хора держались. Тела королевских егерей лежали обгоревшими кучами, в северном Брогате появилась тысяча новых вдов, но Эш не мог пробить щиты.
Впрочем, это не имело значения — само его присутствие было обманным маневром.
Эш развернулся и поднял длинную голову на змеиной шее, чтобы полюбоваться делом рук своих. Одна из частей его разума отсчитывала мгновения до удара метеоритов; он оглянулся, чтобы посмотреть на их далекий след в воздухе, но тут ему пришлось защищаться от залпа магических атак. Он убил нескольких герметистов и обернулся посмотреть на восемь линий в небесах.
Что-то пошло не так.
Ему не хватило времени понять.