– Как ты себя чувствуешь, мальчик мой?
– Нормально, – ответил Марк. А сам подумал о том, что повидал в жизни много смертей и сам не раз убивал и все же еще одна смерть, тем более деда, глубоко его тронула. – Продолжай, пожалуйста, дядя Фред.
– В общем, Пит рассказывал, что, похоже, он карабкался вверх на гору и оступился, упал на свою винтовку, а она возьми и выстрели. Прямо ему в живот.
Они смотрели, как в бассейн прыгает последний бык. Фред Блэк, кряхтя, слез с забора и встал, держась за поясницу.
– Совсем старый уже становлюсь, – проворчал он.
Марк тоже спрыгнул, и они направились к дому.
– Пит со своим сынком похоронили его там же. Четыре дня пролежал на солнце – куда такого тащить домой? Место обозначили, а когда вернулись в Ледибург, то сходили в магистратуру и дали, значит, показание под присягой…
Тут Фреда перебил крик, и они увидели бегущую к ним по аллее голубых эвкалиптов тоненькую девичью фигурку. Толстая светло-каштановая коса подпрыгивала на бегу и била ее по спине; быстро мелькали под вылинявшей юбкой из дешевой хлопчатобумажной ткани длинные, загорелые босые ноги с грязными ступнями.
– Марк! – снова крикнула она. – О, Марк!
Он узнал ее, только когда она оказалась уже совсем близко. За четыре года девушка очень изменилась.
– Мэри… – только и смог выговорить Марк.
Горечь утраты тяготила его сердце. Время поговорить еще появится. Но даже в печали он не мог не заметить, что Мэри Блэк уже не тот озорной чертенок, на которого он когда-то старшеклассником ледибургской средней школы смотрел свысока, а совсем взрослая девушка.
У нее было все то же усеянное веснушками смеющееся лицо и крупные, немного неровные передние зубы, но теперь она подросла и превратилась в крепкую, простоватую деревенскую девушку с широкими бедрами и звонким, радостным смехом.
Ростом она едва достигала Марку до плеча, фигурка ее под тоненьким, потрепанным платьицем стала округлой и полненькой, бедра при ходьбе покачивались, ягодицы так и ходили, талия расширялась кверху наподобие горлышка вазы, а полные груди при каждом шаге свободно подпрыгивали.
Они шагали рядом, и она засыпала его бесконечными требовательными вопросами. Девушка все время держала его под руку, а потом и вовсе схватила за руку и стала трясти, чтобы добиться ответов на свои вопросы, снизу вверх озорно заглядывая ему в глаза и громко, заливисто смеясь. А Марк смотрел на нее и ощущал в душе странное беспокойство.
Жена Фреда Блэка узнала его сразу, еще со двора, и протяжно вскрикнула – так кричит дойная корова, когда у нее надолго отняли теленка. У нее было девять дочерей, а она всегда страстно желала иметь сына.
– Здравствуйте, тетя Хильда… – начал было Марк. И тут же чуть не задохнулся, попав в ее крепкие объятия.
– А отощал-то как, бедный, изголодался небось! – вскричала она. – И что это на тебе надето, от этого же воняет, и от тебя тоже воняет, Марки… а волосы-то, волосы… скоро до земли отрастут.
Четыре незамужние сестрицы под руководством Мэри установили посреди кухни оцинкованную ванну и влили в нее несколько ведер горячей воды. На задней веранде Марка усадили на табуретку, обмотав шею простыней, а тетя Хильда вооружилась огромными тупыми ножницами и принялась его стричь.
Потом она прогнала протестующих дочерей с кухни. Как отчаянно Марк ни боролся, защищая свою стыдливость, она не обратила на это внимания.
– Я женщина старая, видала и получше, да и подлинней, – заявила она.
Решительно содрав с него всю одежду, она швырнула ее поджидающей за открытой дверью Мэри.
– Возьми постирай, детка… и держись подальше от этой двери.
Марк покраснел до пят и быстренько окунулся в горячую воду.
Уже в сумерках Фред Блэк с Марком сидели во дворе на крышке колодца, и между ними стояла бутылка бренди. Напиток под названием «Кейп смоук» оказался лютый, едкий, как серная кислота, и Марк, глотнув разок, больше к своему стакану не прикасался.
– Да, я частенько об этом думал, – согласился Фред, слегка уже осоловевший от бренди. – Старина Джонни любил свою землю.
– Он когда-нибудь говорил с вами, что хочет ее продать?
– Нет, никогда. Мне всегда казалось, что он будет жить здесь вечно. Частенько говаривал, что хочет лежать в земле рядом со своей Элис. Хотел, чтоб его там и похоронили.
– А когда вы в последний раз видели дедушку, дядя Фред?
– Дай подумать, – он почесал лысый затылок. – Где-то около двух недель до того, как он отправился с Грейлингами в Чакас-Гейт. Ну да, верно. Он съездил в Ледибург, закупил патронов, кое-какие припасы. Заглянул к нам вечерком в старенькой двуколочке, мы с ним потолковали о том о сем, как всегда.
– И он не говорил ничего о продаже?
– Нет, ни словечка.
Тут распахнулась кухонная дверь, осветив двор желтым светом лампы, и в проеме показалась тетя Хильда.
– Еда на столе! – провозгласила она. – Давай-давай, Фред, не держи там мальчика, небось всяким глупостям там его учишь. И бутылку свою в дом не приноси. Слышал, что я сказала?
Фред, скорчив гримасу, вылил последние три дюйма темно-коричневой жидкости в стакан и кивнул пустой бутылке:
– Ну, прощай, старый дружок.
Он швырнул бутылку через забор и залпом, как пьют лекарство, осушил стакан.
Марк протиснулся на скамейку возле стены и оказался зажатым между Мэри с одной стороны и одной из ее крупных, грудастых сестер – с другой. Тетя Хильда сидела прямо напротив; накладывая ему на тарелку еду, она громко пеняла, что он мало ест.
– Фреду уже нужна здесь по хозяйству чья-то помощь. Он стареет, хотя этот старый дурак не догадывается об этом.
Не имея возможности отвечать с набитым ртом, Марк только кивал. Мэри потянулась за очередным куском еще теплого хлеба домашней выпечки. Ее большая грудь прижалась к Марку, и он чуть не подавился.
– У девочек никакой возможности познакомиться с хорошим парнем – торчат все время на ферме.
Мэри подвинулась к Марку, плотно прижавшись к нему бедром.
– Оставь парня в покое, Хильда, старая интриганка, – заплетающимся языком добродушно проговорил Фред, сидящий во главе стола.
– Мэри, добавь Марку подливки к картошке.
Девушка послушно исполнила просьбу матери и, наклоняясь к Марку, уперлась свободной рукой в его ногу повыше колена.
– Доедай, мой мальчик! На десерт еще будет молочный пирог, Мэри сама для тебя готовила.
Руку Мэри с его колена не убирала, наоборот, ладонь ее медленно, но целенаправленно ползла вверх. Все внимание Марка мгновенно сосредоточилось на этой ладони, и еда застревала в горле.
– Положить еще тыквы, Марки? – заботливо спросила тетя Хильда.
Марк слабо покачал головой. Он никак не мог поверить в то, что сейчас происходило под столом, прямо под носом у ее матери.
Его охватила нарастающая паника.
Стараясь действовать как можно более незаметно в сложившихся обстоятельствах, он опустил одну руку под стол и, не глядя на девушку, крепко схватил ее за запястье.
– Ну как, Марк, наелся?
– Да, конечно-конечно, вполне! – горячо ответил Марк, пытаясь оттащить руку Мэри.
Но не тут-то было: девка оказалась сильная, справиться с ней было не так-то легко.
– Мэри, лапочка, вымой тарелку Марка и положи ему кусочек твоего замечательного пирога.
Мэри и бровью не повела; казалось, она ничего не слышала, сидела, скромно уставившись в свою тарелку, щеки ее ярко порозовели, губы едва заметно трепетали. Сидя рядом, Марк смущенно ежился и ерзал.
– Мэри, что это с тобой, девочка моя? – раздраженно нахмурилась мамаша. – Ты меня слышишь, детка?
– Да, мама, я тебя слышу.
Она наконец вздохнула и, встрепенувшись, преодолела себя. Медленно встав, обеими руками взяла тарелку Марка. Он даже слегка просел на скамейке, ослабев от облегчения.
После долгого пешего пути и последующих треволнений Марк совсем выбился из сил и заснул почти мгновенно. Но спал беспокойно, его одолевали странные сны.
Ему снилось, что он гонится за каким-то темным видением по мрачной, призрачной местности, наполненной клубящимся туманом и зловещим, неестественным светом, но ноги не слушаются, двигаются еле-еле, каждый шаг дается с невероятным трудом, словно он ступает по вязкой жидкости.
Марк знал, что призрак, мелькающий сквозь туман впереди, – это его дед, и пытается кричать, старательно открывая рот, но ни единого звука не вылетает из него. Вдруг на темной спине призрака появляется маленькая красная дырочка, а из нее толчками вытекает яркая кровь, и тогда призрак поворачивается к нему лицом.
Мгновение Марк смотрит в лицо деду, умные желтоватые глаза над огромными остроконечными усищами улыбаются ему; и вдруг лицо начинает таять, как горячий воск, а вместо него проступают, словно поднимаются из-под воды, бледные черты прекрасной мраморной статуи. Да это же лицо того юного немца… Наконец Марк закричал и упал, закрывая лицо. Он тихо всхлипывал во мраке, но скоро в его измученном существе возникает другое ощущение.
Ему кажется, что кто-то ласкает его неторопливо и изощренно. Рыдания замирают у него в груди, и он постепенно всеми чувствами отдается порочному наслаждению. Он понимает, что именно скоро должно случиться, такое часто случалось с ним одинокими ночами, и теперь он с радостью ждет этого, медленно поднимаясь из глубин своего сна.
На самом краю сознания слышится голос – тихий, мурлыкающий полушепот:
– Тихо, тихо, не шуми, тихо… все хорошо, все будет хорошо… Только не поднимай шума…
Он пробуждался не сразу, постепенно, долго никак не мог понять, что эта теплая, крепкая плоть – реальность. В лунном свете, сочащемся сквозь окно над узкой стальной кроватью, над ним нависали тяжелые белые женские груди, они касались его груди, сияла нагая белая кожа.
– У Мэри получится лучше, – шептал хриплый настойчивый голос.
– Мэри?
Марк, задыхаясь, повторил это имя и сделал попытку сесть на кровати, но она всем весом своего тела мягко толкнула его обратно.