— Ты эти слова не кричи, — укоризненно сказала старуха, — а то люди подумают, грубияном был, грубияном и остался… Ну, давай к нам, потом в избе приберешься. А то ведь, не поесть кашки, откуда силе взяться?
К123 пытался выработать линию поведения в условиях недостатка информации, особенно его затрудняло сообщение о каких-то людях, думающих о нем. Но бабка уже потащила его с собой, с ходу протолкнула в щель забора. А на пороге соседнего дома маячил еще один местный житель, тоже неприглядной наружности.
— Какого-такого к нам волочешь? Меня сейчас в послеобеденный сон клонит, и я к умному разговору не предрасположен.
— Да какой с ним умный разговор? Это ж Витя тут у меня. Или уже своих не признаешь, старикашка?
Дед, прищуриваюсь, как при стрельбе, всматривался в него, а Виктор К123 с тоской понимал, что если узнавание не состоится, то придется уже убирать двоих. Но тут старик, одобрительно причмокивая, заявил:
— Бляха-муха, узнаю ряшку. Только чего ты нос отрастил, Витек? Лед, что ли, им долбил?
— Да это у него щеки от ветра спрятались, — объяснила бабка. — Шевелись, дед Прогресс, веди гостя в дом.
— Ну как, вернешься вскорости обратно в снега, или же здесь творить-вытворять будешь? — спросил дед, умильно наблюдая за тем, как бабка подает на стол. — Надо работать как следует, так все вожди учили.
— Мать честная, — всплеснула руками бабка, — что ты человека пугаешь? Да здесь отродясь как следует никто ничего не делал.
Может, это провокация, напрягся Виктор К123. Если он заявит, что предпочитает работать над собой, то дед заложит его соответствующим инстанциям. Если будет настаивать на своей исключительной активности — рискует привлечь недоброе внимание бабки.
— В определенном смысле я могу оказаться полезным, — уклончиво сказал он.
— Ой, какой разговор нездешний, — растерялась бабка.
— А мне нравится, — поддержал дед Прогресс. — Я Витька давно приметил, хотя он раньше только ушами шевелил, как вундеркинд. У него тоща, как у дельфина, весь ум внутри был, а нынче снаружи. Так в чем твоя полезность заключается, Витек? Пьешь так, чтоб другим не хватило?
— Я не знаю нынешнего уровня и ориентации местною хозяйства. Но я кое-что смыслю в системотехнике, программировании, астрономии, физике, особенно небесной механике.
Бабка так и села.
— Батюшки, Лемонардо да Винчи пожаловал.
— Вот теперь я вижу, что не будешь груши кое-чем околачивать, — со сдерживаемым одобрением сказал дед Прогресс. — Завтра я тебя в контору сведу, там похвастаешься. Порадуешь начальство своими успехами. Интересный ты человек, Витек, в районном масштабе. Глядишь, и поднял бы нашу свинофабрику на кибернетический уровень. А то нашим мудодеям наприсылали разных хитрых штук, от которых хозяйство краше делается. А как их приспособить, никто не догадался. Лежат себе под навесом, ржавчиной прорастают, а Пахомыч их сторожит с газовым пистолетом. У него газа много, особливо, как гороха накушается.
К123 сообразил, что наляпал много лишнего.
— Бабушка Хаврония, дедушка Прогресс, можно я целый день ничего говорить не буду, а если и скажу, то вы не вслушивайтесь, будто кот мяучит. Вы все делайте, как привыкли, а я здесь на полу полежу. У меня болезнь такая от непосильного труда на крепком морозе. Приступ, до вечера, понимаете?
— Понимаем это и кое-чего еще, — ответили дед с бабкой. — Бери раскладушку и делай на ней, что хочешь.
Виктор К123 уже разобрался с тем, что он хочет. Если он останется такой, как есть, миссии его досрочные кайки, задохнется она в зародыше. Заморочить головы всем он не сможет, значит, надо заморочить себя. Личностное перепрограммирование, оно же, по-народному, подгонка мозгов. Улучив момент, когда старичье вышло до ветра, К123 вынул из аптечки шприц-пистолет, зарядил его ампулой с супраэнцефалином, крутым достижением космиканских док. Ну и укололся. Потом через ряд фиксаций ума: на потолке, лампе, мухе, впал в полную прострацию и расслабление всех членов тела.
Работу свою на этом он завершил, дальше пошел вкалывать супраэнцефалин по принципу старательной резинки — убирая карандашные штрихи, но оставляя чернильные линии. Осталась ненависть к врагу-вору и приязнь к товарищам по борьбе. Но облик врага поразмылся, стал похож на грязное пятно, и лица товарищей слились в одну светлую личину. Колесница и гора уже больше не пронизывали его насквозь, хотя сведения о них никуда не делись. Улетели привычные напряги и заботы о тренировках, зачетах, учебах, инструктажах, пайках, помывках, попойках. Сохранилось, не выветрилось уважение к чину и порядку.
— Спит или не спит, глаза-то открытые, — по обыкновению вслух размышляла бабка.
— Полный порядок, — успокаивал ее дед. — Это он так на севере научился, на случай нападения моржей. Я такого зверя в цирке видал, страхолюдина нестерпимая.
Потом деда с бабкой окончательно разморило, и они тоже отправились погулять в сонное царство. Когда они уже образовали слаженный дуэт храпового пения, пришел мальчишка, сын деревенской продавщицы. Принес кулек конфет в обмен на авоську картошки, которую дед Прогресс накопал этой женщине вчера. Мальчик Петя положил пакетик на стол, потом увидел странного дядю в черном комбинезоне, развалившегося на раскладушке. На дядином комбинезоне было много кармашков, не то что у трактористов. Один кармашек приоткрылся, из него выглядывала, вселяя сладкий ужас, рукоятка пистолета. Петя как бойкий мальчик не удержался и потянул за рукоятку. Но вытащенный пистолет был какой-то ненастоящий, похожий на водяной. Тем более что вместе с ним выпало из комбинезона несколько прозрачных патронов с жидкостью. Петя был очень смекалистый, драчливый и отгадывал любой ребус. Он всунул патрончик с казенной части в пистолет, взвел курок, а потом решил еще немного поозорничать. Поднес дуло пистолета к дядиной руке и нажал спусковой крючок. Из дула выскочила тоненькая, едва заметная струйка, продырявила запросто дядину кожу, тот чуток вздрогнул, застонал, и все. Любопытство ребенка было полностью удовлетворено, он прошептал: «Херня это, а не пистолет», сунул глупую игрушку обратно в дядин карман и убежал домой.
Таким образом, еще одна доза супраэнцефалина пошла гулять по Виктору К123, Новоявленному Вите Лучкину стало очень не по себе. Из носа потянулась струйка крови. По внутреннему ландшафту прокатилась мощная волна и много чего унесла. Какие они теперь — зло и вред, на что похоже добро? От чего бежать, к чему торопиться? — без таких направляющих разваливались каркасы знаний. Рассыпались в порошок притягивающие массы: бессмертие Космики, непреходящие заповеди касты кшатриев, сверхценная миссия пилотов. Не стало нежности к чревам родных инкубаторов и любования мощью несущихся во мраке боевых гор, погас огонь братства с еще живыми и уже ушедшими пилотами. И красота наступающего строя колесниц сейчас не тронула бы капитана К123. Исчезла ненависть к стопроцентным гадам — плутонам и мелким гнидам — землянам. Рассеялась надежда на грядущее преображение Космики в мудрый венец всей Солнечной системы, а может, и целой Галактики. Пропали, соответствующие лозунги. Остались только мусорные кучи сведений. Очистилась полянка, на которой принялось расти дерево добра и зла местной породы. Местным воздухом оно дышало, местным удобрением кормилось, веточки из него тянулись бабкины, а листочки дедкины.
Около девяти вечера Виктор К123 приподнялся, сел на своей раскладушке. Взгляд его был мутным и тупым.
— Давай к нам, бабка пироги знатные наколдовала, — предложил дед. — Вид у тебя, конечно, как после собрания хозактива в защиту больших надоев, мира и дружбы во всем мире. Ну, мы сейчас по рюмке для просветления.
К123 мало что понимал: кто он, где он, кто эти люди вокруг, почему перед глазами взрываются какие-то ракеты? Он привстал и упал назад, запутавшись в своих ногах.
— Кажись, я все позабывал. Кто я такой? Чего мне надо?
— Когда успел накушаться, — ахнула бабка, — у него что, под одеждой двойное брюхо и запас алкоголя? Да вроде и не разит, — принюхалась она. — Может, клизму спирто-водочную сделал?
— Цыц, бабка. Ты зачем ему стресс делаешь? — унял ее дед, — отвыкай от таких штук в моем доме. У человека, понимаешь, течение болезни. В любую сторону потечь может.
— Кто я? — не унимался настырный К123. — Зачем я?
— Виктор Васильевич Лучкин, природный пустомержский житель. Был и чуть не сплыл в полночных краях, — терпеливо разъяснял дед. — Пока невесть где шлялся, стал умный. Обучен этой, как ее, системе, и телесной механике и всякой такой дребедени.
— Ага, ага, ага, — соглашался К123, — все в яблочко. — Ему хотелось успокоиться и кем-то стать. Тем более, носились вокруг какие-то обрывки: схемы, детали, панели управления и звезды — больно яркие, прямо лампочки. И еще летающие тарелки, горящие туманы, белые слепящие пирамиды и кое-что вроде дракона на экране, который крутится и визжит.
— Я уж как-нибудь обученный, науки мне не занимать, — с достоинством в голосе произнес новоявленный Витя Лучкин, — а еще больше фильмы насмотрелся про космические похождения, так перед глазами и стоят. Это здорово мешает, елы.
— Мне точно кое-чего мешает, оно же и помогает иногда, — двусмысленно заметил дед Прогресс. — Ну-ка, давай по стопарику на поправку организма.
— Ты там не подженился, а? — игриво заметила бабка. — А то был мастер девок портить.
— Их этим не спортишь, — глубокомысленно заметил дед Прогресс.
— Ну-ка, покажи пачпорт, — развивала тему бабка с угадываемыми сватовскими намерениями. — А то здесь одна Настюха ждет не дождется.
— Она всех мужиков ждет, — резонно сказал дед, — вот когда поставит полбанки, тогда и дождется.
— Пачпорт, какой-такой пачпорт, ничего у меня нет, — всполошился Витек.
— Ладно, не трухай, прорвемся. Метрика-то есть, метрику сыщем и документ тебе выправим, — утешил его дед Прогресс.
Блок 2
В шесть-ноль по основному времени боевая колесница Космики приблизилась к Земле на расстояние триста двадцать километров и отстрелила спускаемый аппарат. Тот приземлился в десяти километрах от города Анадырь в укромном месте. После посадки от аппарата отделился поисковый модуль, который должен был обнаружить источник характерного нейтринного излучения.