Председатель. — Оставим эту комиссию. Что вам известно об инструкции по розыску, то-есть, о секретных сотрудниках, которые имелись, как вы знаете, в департаменте полиции?
Спиридович. — Никогда у меня этой инструкции не было, потому что когда я был в Киеве, еще при Лопухине, она составлена не была. Составлялась она после того, как я из Киева ушел, а ушел я в апреле 1915 года.
Председатель. — Вам известно, что в этой инструкции пользование секретными сотрудниками — членами преступных, с точки зрения тогдашнего закона, революционных организаций — было правилом?
Спиридович. — Я не знаю. Я этих инструкций не видел, они составляли большой секрет в департаменте даже от офицеров, которые соприкасались с данным вопросом. О том, что я знал, я вам уже доложил.
Председатель. — Чем вы объясняете, что такая инструкция составляла секрет даже для офицеров, которых нужно было инструктировать?
Спиридович.— Насколько мне известно, жандармское управление давало ее только офицерам, ведавшим розыском.
Председатель. — Эти офицеры не только должны были быть осведомленными, но должны были знать эту инструкцию на зубок, потому что она заключала в себе то положение, по которому они действовали?
Спиридович. — Да.
Председатель. — Для какой цели вы написали две упомянутые книги по истории революции?
Спиридович. — У нас боролись с революционным движением, но с чем боролись — этого не знали. Офицер входил в корпус жандармов, не зная…
Председатель. — Об этом вы уже говорили. Какую школу вы прошли, то-есть какое получили образование?
Спиридович. — Я кончил Нижегородский кадетский корпус, затем Павловское военное училище, потом вышел в строй, пробыл в полку 6 лет и перешел в корпус жандармов.
Председатель. — Вы предложили департаменту полиции купить у вас написанные вами книги? Вам заплатили за них гонорар?
Спиридович. — Я работал совершенно самостоятельно.
Председатель. — То-есть независимо от департамента полиции и ни в какие с ним условия не входили?
Спиридович. — Когда я кончил первую книгу, то так как, по самому содержанию ее, частная типография не могла ее печатать, печатал с разрешения товарища министра в типографии штаба корпуса, а затем испросил разрешение продавать ее. Типография штаба и продавала первый выпуск. Затем я кончил второй выпуск. Тогда товарищем министра был Белецкий. Между прочим, у них составлялись так называемые «Очерки» полковника Рожанова. Когда Белецкий узнал, что я кончил свою работу, он купил у меня все остальные экземпляры по партии с.-р.
Председатель. — Они вам заплатили?
Спиридович. — Да. Это официально было сделано.
Председатель. — Сколько заплатили?
Спиридович. — Не помню.
Председатель. — Вы заявили, что вы были несколько в стороне от этого дела, когда вы приехали в Царское Село. Теперь скажите, что вам известно о деле лейтенанта флота Никитенко, Наумова и других?
Спиридович. — Осенью 1906 года может быть в датах я буду несколько путаться, — прошу мне указать, и я поправлюсь… В 1906 году, я был приглашен однажды дворцовым комендантом Треповым, и он сказал мне: «Отправляйтесь, полковник, к командиру конвоя и выслушайте там заявление казака Ратимова». Я отправился на квартиру князя Трубецкого, где Ратимов, в присутствии командира сотни, доложил о своем знакомстве с некиим Наумовым, который говорил о том, чтобы подложить Трепову под стол, в Петергофе, в его кабинете, адскую машину. Вот, насколько я помню то, что доложил Ратимов. Больше ничего, кажется. Ратимову было сказано, чтобы он не прерывал знакомства.
Председатель. — Кем было сказано?
Спиридович. — Мной и другими. Они были начальниками, я не был начальником. Затем государь поехал в шхеры, я с своим отрядом тоже поехал в шхеры, и Ратимова я уже не видал до конца 1907 года. Когда мы вернулись в конце октября в Петергоф, после переезда в Царское Село, Ратимов приходит ко мне и докладывает, что Наумов возобновил с ним знакомство. Тут я уже не помню точно, что он мне говорил, но безусловно в своем докладе он давал сведения о том, что дело идет о покушении на государя императора. Помню мною тогда же было доложено дворцовому коменданту, что это надлежит передать в ведение начальника охранного отделения, и я получил приказание передать все это дело с рук на руки генералу Герасимову. Как вел розыск Герасимов, какие давал сведения, мне не было известно до дня суда, куда я был вызван свидетелем.
Председатель. — После вашего возвращения с бывшим императором в Царское Село, вы видели Ратимова всего один раз или несколько раз?
Спиридович. — Не помню. Может быть, раз, — может быть, два.
Председатель. — Вы виделись с ним наедине или в присутствии кого-нибудь другого?
Спиридович. — Не помню. В моем показании это во всяком случае должно быть.
Председатель. — Может быть, это был командир сотни?
Спиридович. — Да.
Председатель. — А вместе с Герасимовым вы не видели Ратимова?
Спиридович. — Да, когда я передавал ему это дело.
Председатель. — Это было один раз или несколько раз?
Спиридович. — Один раз.
Председатель. — Итак, вы видели Ратимова в присутствии Герасимова только один раз?
Спиридович. — Да.
Председатель. — Когда до вас дошли сведения о том, что Наумов дает Ратимову прокламации, вы сообщили об этом Герасимову?
Спиридович. — Не помню. Разрешите вспомнить. Ведь я в данном случае был человеком совершенно посторонним; все это должен был сделать командир сотни. Для меня это было совершенно неожиданно и необычайно.
Председатель. — Но это не такая неожиданность, которая заставляет человека растеряться. Вам вверена охрана государя императора. Вы даже литературным трудом занимаетесь, вы знаете, что передача прокламаций — особенно в военной среде, человеком из военных, составляет преступление. Отчего же об этом преступлении вы, не обыкновенный гражданин и обыватель, а человек, специально к делу приставленный, ничего не сообщили по начальству — для производства первоначального ареста?
Спиридович. — Виноват, это, вероятно, и было сделано.
Председатель. — То-есть вы думаете, что Наумов был арестован?
Спиридович. — Нет.
Председатель. — Почему же вы не настаивали на том, чтобы этот вредный человек был арестован. Ведь если бы он был арестован, он может быть не был бы через год повешен, а с ним вместе и еще два человека, а другие не пошли бы в каторжные работы.
Спиридович. — Это не входило в круг моих обязанностей. Этим ведал генерал Трепов. Вы не изволите знать, что такое был генерал Трепов. Когда я вошел к нему раз спросить о своих обязанностях, он очень круто в присутствии всех со мною обошелся.
Председатель. — Вы начальник охраны государя императора, вам подчинена целая армия филеров. Вам доложили, что в Царском Селе завелся человек, сын содержателя почтовой конторы, который распространяет в конвое его величества прокламации, — вы, который несете эту охрану, не настаиваете на его аресте на том основании, что у вас строгий начальник и вы не смеете доложить ему о необходимости этого ареста.
Спиридович. — Я этого не говорю, я этого не помню. Вероятно, Герасимову это было сказано. Но я не могу удостоверить, что именно я слышал тогда об этих прокламациях. Я покорнейше прошу рассмотреть мои показания, которые я тогда давал прокурору при производстве дознания. Ведь я вам говорю теперь через несколько лет после того, как я говорил тогда на суде. Ведь это дело меня тогда совершенно не интересовало. Тогда Герасимов выезжал в Царское с непосредственным докладом.
Председатель. — Я понял так, что вы в присутствии князя Трубецкого и командира сотни выслушали рассказ конвойца Ратимова о том, что в Царском Селе, около дворца, Наумов давал ему прокламации.
Спиридович. — Нет, извините, где он давал — я не знал.
Председатель. — Ну, да это безразлично, где. Но кто он, — вам это говорили?
Спиридович. — Да, — кто, но не где.
Председатель. — Наличность факта. Имя Наумова, на которого Ратимов мог всегда указать, как на человека, раздающего прокламации, было вам известно?
Спиридович. — Все было известно Герасимову.
Председатель. — И вам тоже?
Спиридович. — Я не веду розыска.
Председатель. — Какой розыск! Совершено преступление, предусмотренное статьей 129 и 130, — вы это прекрасно знаете. Вам надо было арестовать этого человека, потому что вы стояли во главе охраны Царского Села.
Спиридович. — Но ведь эти обязанности несет конвой.
Председатель. — Разве вы считаете, что обязанности конвоя иные, чем обязанности начальника охраны?
Спиридович. — Я и хочу все время доказать, что наша охрана была охрана физическая, что моя часть там не была агентурной, как вы изволите указывать мне, и никакого отношения к делу не имела.
Председатель. — В данном случае меня интересует конкретный вопрос — ваши отношения к делу Наумова и Никитенко. Дело это приняло потом большую огласку, получило наименование приготовления к цареубийству. Может быть, для вас не тайна, что никакого приготовления к цареубийству там не было, однако, все это кончилось повешением трех лиц и ссылкой на каторжные работы ряда других. Можно по-разному смотреть на вещи, но ведь вы знаете, чем это кончилось… Скажите, пожалуйста, вот что: подведомственные вам филеры не следили за Ратимовым и Наумовым, за сношениями их?
Спиридович. — Нет.
Председатель. — Ну, оставим это. Скажите, вы были арестованы в Петрограде?
Спиридович. — Да, в Петрограде.
Председатель. — По чьему вызову вы приехали в Петроград?