Я улыбнулся и выдал ему ещё два медяка. Кашмирец довольно приосанился и ушёл, ни слова не сказав.
Почесав затылок, я оглянулся на толпу возле гильдии, к которой подошло ещё несколько человек. И чего делать? Ждать очереди? Усмехнувшись, направился прямо к людям. В голове появился небольшой — простенький, я бы сказал, но план.
По пути осмотрелся вокруг. Местность была незнакомой, но я знал, на что ориентироваться, чтобы добраться до казарм. Отсюда, как и почти из любой части города, виднелся дворец. Раньше там сидел какой-то визирь, ныне же — назначенный Империей наместник города Рокстон Флокьет и его приближённые. Трусливые подонки, все как один. Иные не стали бы настаивать на том, чтобы восемь человек помогали войскам удерживать контроль над толпой горожан, среди которых не было ни инсуриев, ни сионов, ни магов. Хотя про последних — в нынешней обстановке — я уже не уверен. Вдруг здесь и правда торчит какая «теневая школа»? Вот только, в отличие от столицы, на самом деле никому не подконтрольная?
Слышал про такие — дескать, в них подготавливают магов, которые потом работают на криминальные структуры. Я несколько раз обсуждал такое со своей сестрой, Анселмой, близняшкой Кастиса, с которой я общался ближе всех прочих своих родичей, но она считала подобное лишь слухами.
— Здесь за каждым углом присматривает Тайная полиция, милый мой Кирин, — улыбалась девушка. — Даже если бы, в теории, такая организация имелась, то всё равно работала бы на государство, пусть даже создавая иллюзию независимости.
Хах, а может, так оно и есть! Мне-то откуда знать? Но то в столице, а здесь… Здесь, как по мне, может быть что угодно.
Так или иначе, дворец стоял на вершине холма, отчего на него можно было легко ориентироваться, и если пройти к нему ближе, то наверняка я встречу хоть какие-то ориентиры. Ну, либо спросить дорогу к центральному рынку, а от него путь я уже знаю. И желательно при этом избегать лестниц. Это сейчас мне повезло, был с местным, который, судя по виду, где-то там и обитает. А что будет, если пойду один? Хер бы его знал. Может, ничего, а может, соберу проблем. Я, конечно, крут и всё такое, но если завалю десяток отбросов, то не вызову ли этим каких проблем? Всё-таки не зря руководство Морбо опасается своего населения. Проклятые кашмирцы, рисковать нежелательно…
Кстати, площадь, как и все пустые пространства аналогичного характера, использовалась под место для торговли. И вроде ничего необычного, но подозрительно громкий крик на таскольском, моём родном и понятном языке, заставил меня, как и прочих людей вокруг, обернуться в сторону центра небольшого базара.
— … хулишь имя Хореса, нашего единого бога и повелителя! — разобрал я голос какого-то мужчины, а замеченные — из-за спин начавшей собираться толпы — стражники лишь подстегнули интерес. Я подошёл ближе, продолжая оставаться на некотором расстоянии ото всех.
— Она восхваляла Амму прямо при жреце, — громко пояснил кто-то из толпы, специально для новоприбывших.
— Вот дура, — добавил ещё один мужчина и покачал головой. — Бабы! — в сердцах бросил он, будто бы одно это слово объясняло всё происходящее.
Толпа вокруг роптала, но преимущественно на мунтосе, хоть временами я и разбирал знакомые слова.
— Тц, мало того, что ничего не понятно, так ещё и не видно! — Я потёр ладони, а потом оглянулся, подмечая удобный прилавок.
Поймав мой взгляд, стоящий за ним продавец на миг задумался, а потом растянул губы в усмешке.
— Десять медяков — и можешь встать, — указал он на доски своего навеса.
— Два медяка, — заявил я, а потом подпрыгнул на пятачок свободного пространства, между товарами, засыпая его пылью со своих сапог. Благо, на них были нанесены руны, иначе мои ноги давно сопрели бы до состояния вонючего болота.
— Я песок за два медяка убирать не буду! Девять монет и деньги сейчас! — возмутился он, стукнув по столу непонятно откуда вытащенной сучковатой дубиной.
— Пять, сразу, — кинул я ему медь, сосредоточив внимание на центре рынка, где высокий мужчина в одежде жреца на вытянутых руках удерживал какую-то женщину, укутанную в привычные взгляду тряпки. Рядом стояли солдаты — стандартный десяток стражи, оглядывающийся офицер и маг. Точнее — волшебница. Причём та самая, которую я видел по дороге!
— Давай шесть! — азартно заявил торговец, но я лишь бросил на него короткий взгляд, не удостоив ответа и вновь сосредоточив внимание на происходящем.
Вот жадные ублюдки. Раздражает эта черта кашмирцев. Иной раз кажется, что они и жопу свою продать готовы. Думаю, даже этот бородатый кретин был бы не против, предложи я десять золотых. Хотя… сторговались бы на пяти.
Между тем с женщины содрали ткань, оголив лицо и часть тела, просто порвав наряд. Я бы дал ей порядка сорока лет, что для низшего класса уже представляет собой тот возраст, который не красит человека. Безусловно, опытные целители могли всё поправить, превратив её в молодую девушку (имею в виду — внешне), но их услуги стоят золота. Очень большого количества золота.
Суть в том, что чисто внешне она не представляла никакого интереса, ещё и заливалась слезами, крича и умоляя отпустить. Утверждала, что исправится и забудет Амму, что каждый день будет молиться Хоресу, но жрец был неумолим.
— Тебе повезло, что обойдёшься обычной поркой, — по итогу постановил офицер, подходя ближе. — В наше время открытое почитание других богов может быть приравнено подстрекательству к мятежу.
Жест мужчины ознаменовал факт того, что её, полуголую (кусок ткани, которым она прикрывалась, окончательно оторвался), схватили стражники и начали привязывать к ближайшему столбу, на который был натянут тент от солнца. Там, как бы, находился чей-то прилавок, но всем было плевать. Кроме продавца, которого отогнали едва ли не пинками, чтобы не мешался.
— Во дают, — почесал я затылок, с опозданием заметив, что рядом со мной уже стоял тот самый кашмирец и вполголоса ругался на своём грёбаном мунтосе. Лицо мужчины было перекошено, а руки гневно мяли длинные засаленные рукава.
Отчего-то вспомнились строки некогда читанного «Века позора», вышедшего из-под пера Гильема Кауеца: «Раздор — это путь любой империи. Однажды я спросил отца, что это значит, и он описал империю как вечное отсутствие мира. Если нация воюет, сказал он мне, не по периодической прихоти агрессоров — как внутренних, так и внешних, а всегда, это значит, что один народ постоянно навязывает свои интересы другим народам и нация уже не нация, а империя. Он был мудрее меня, уже тогда понимая, что война и империя для нашего легендарного бессмертного правителя — суть одно и то же. Вещи, видимые с разных вершин, единственное мерило могущества и единственная гарантия славы».
По какой-то причине буйный нрав толпы, окруживший эту группу стражи, ускользнул и от жреца, и от офицера. И если последний поначалу ещё отслеживал настроение людей, то потом, видимо, увлёкся, лично достав плеть и начав избивать нарушительницу, пока жрец читал молитвы.
О самой женщине я не мог сказать ничего. Слышал часть её слов и криков, но суть ускользала. Даже не мог сказать, правда ли она восхваляла Амму или лишь упомянула её, ведь не был свидетелем. Однако закон, касающийся других богов, и правда достаточно суров. Плевать, что я знаю: люди продолжают поклоняться не только истинно сущему Хоресу, но и ложным идолам, вот только если они делают это тайно, то какая разница? Пусть продолжают действовать тайно, дабы не смущать всех остальных. За прилюдное же восхваление другого бога (порицание приветствуется) и правда полагается наказание, так что стража и жрец в своём праве, однако…
— Надо, мать вашу, головой думать, — едва слышно произнёс я, хотя мог и орать в полный голос. Гвалт стоял такой дикий, что звуки заглушались, не успевая покинуть пределы моего рта. Толпа внезапно рванула к страже в каком-то едином порыве, набрасываясь на них и начиная забивать всем чем только можно: кулаками, ногами, палками, камнями, ножами… Полыхнула магия, но волшебница то ли не успела, то ли растерялась, то ли напугалась. Страх — это эмоция некромантов, позволяющая обращать в прах мёртвую плоть, скопившуюся на теле поднятой марионетки. Ну, и конечно же, он используется в рунах и алхимии. Никак не при нападении толпы обезумевших горожан!
Я начал действовать быстрее, чем успел подумать. Зря! Подумать бы надо было! Зачем мне влезать в это дерьмо⁈ Зачем, Кирин⁈ На хера⁈
Струя кипятка под бешеным давлением, словно нож сквозь масло, разрубила людскую волну пополам. Крик вышел на новый уровень, а я окружил себя водным барьером: единственная возможность для мага одновременно нападать и защищаться. Вот, кстати, ещё одно преимущество стихий воды, земли и льда. Ну, может, ещё ветра? Не в курсе. Однако тот же огонь и молния хоть и способны на барьер, но он не сможет отбить, например, пулю, которая пролетит его насквозь, вонзаясь в тело колдуна. У меня же была вода, имеющая плотность сама по себе, так я ещё и закручиваю её, чтобы текла вокруг меня с бешеной скоростью! Такую уже хрен чем пробьёшь…
Обратившись в шар, чем-то напоминающий странного водяного ежа, я «вкатился» в визжащую на мунтосе толпу, поражая людей атаками воды и отбивая отряд стражи. Крик оглушал, а перекошенные смуглые морды вызывали лишь чувство ненависти. Как же меня достал грёбаный Кашмир!
Размахнувшегося саблей мужчину ударил водяной пулей, которая от вложенной силы едва не снесла ему голову, разбивая череп, как ореховую скорлупу, и одновременно обваривая кипятком.
Я старался действовать аккуратно, чтобы случайно не задеть наших, иначе бил бы не пулей, а тем же потоком, которым изначально «рассёк» толпу пополам.
Ещё один кашмирец вытащил короткий мушкет, успев сделать выстрел, но снаряд не добрался до моего тела. И хорошо! А то одежда одеждой, но лицо-то у меня не прикрыто! Если туда что попадёт, так впору сразу ложиться и умирать. Печаль… может, попробовать вытатуировать руны? Ха… хм… надо будет об этом подумать. Как-нибудь на досуге. Точно не сейчас.