Я закатываю глаза.
— Ладно. Расскажи об Айрин. Кто она? И что за дела с Саскией?
Люцифер тяжело вздыхает, но прежде чем успевает прервать меня, я напоминаю об его словах, что я могу спросить что-нибудь ещё.
— Что ж, поскольку ты настаиваешь на знании информации, которая может представлять реальную угрозу для твоей жизни, хорошо. Это твои похороны. Ты знала, что ангелы не первые Божьи создания?
— Что? — Я подаюсь к нему. Я правильно его расслышала?
— Мы… — он сглатывает, прежде чем исправиться, — ангелы не были его первыми детьми. И, по-видимому, те намного могущественнее ангелов, которые сейчас бродят по небесам. Они были созданы парами — братом и сестрой. Каждый служил своей цели. Были Разрушители и Созидатели. Вместе они могли давать жизнь, а могли и отнимать её. Начало и конец. Инь и Ян. Разрушителей боялись, в то время как Создателей обожали. Разрушителям стало завидно, и со злости они начали убивать Создателей, полагая, что поглотят их силу и станут всемогущими, без необходимости в паре. Тогда началась война, которую Создатели быстро проиграли бы, поскольку не были предназначены для уничтожения жизни. И Бог, который устал от междоусобиц, позволил бы всем погибнуть. Но была… та, кто сопротивлялась. Против своего брата.
— Айрин была Создателем? — Я буквально чувствую, как глаза вылезают из орбит от шока. Чёрт возьми. Я знала, что Айрин что-то особенное, но не ожидала такого.
— Да, но в день, когда она убила своего брата, защищаясь, стала чем-то большим. Она эволюционировала, чего Бог не планировал для детей. И другие Создатели увидели это и начали сопротивляться. Война длилась тысячу человеческих лет, и, в конце концов, уцелел только один.
— Айрин, — выдыхаю я.
— Да. — Люцифер кивает. — И Бог пощадил её, потому что в попытке спасти собственную жизнь она использовала дар. Она породила жизнь по своему образу и подобию. То, что мог сделать только Бог.
У меня отвисает челюсть.
— Она забеременела?
— И Отец, скорее всего, ошеломлённый и впечатлённый, позволил ей жить при одном условии: она будет прикована к Земле, вынуждена вечно наблюдать за жизнью вокруг, не имея возможности создать её снова или по-настоящему принять в ней участие самой. Она всё видит, всё записывает. Но заперта в стенах своего дома. И в этих стенах она могущественнее любого существа, кроме Бога.
— Поэтому в доме запрещено кровопролитие, — предполагаю я. — Её брат был Разрушителем, который пытался убить её, тем самым делая её убийцей. Она яростно отвергает насилие.
— Да, и она знает, насколько ценна жизнь. — Он пожимает плечами. — По крайней мере, для неё.
Я киваю. Теперь всё обрело смысл. Конечно, она отвергла и то, что стёрло её вид с лица земли.
— А её ребёнок?..
Люцифер вздыхает.
— Есть кое-что, что даже Создатели не могут создать идеально
— Саския. Саския — дочь Айрин?
— Да.
— И кто же она? Создатель? Или Разрушитель?
Он качает головой.
— Ни то, ни другое. Айрин создала мерзость. Саския родилась кем-то иным. Чем-то непохожим на любое существо в истории. Её способности скорее Разрушительные, но бессмертное сердце — сердце Создателя. Само её присутствие — чума на природу. Вырвавшись на волю, она кровожадна.
— Ого.
— Да. — Он задумчиво потягивает шампанское. — Айрин раньше питала слабость к кошкам. И не только к домашним кошкам. Огромные звери джунглей, которых она любила и боготворила, будто были котятами. Однажды ночью Саския разозлилась на мать — мелкая ссора — и, не задумываясь, убила всех питомцев Айрин. После этого Айрин отдала её мне на хранение. Видишь ли, Саскии надоело оставаться в пределах комплекса. И Айрин знала, рано или поздно Саския узнает, что может уйти. И тогда Айрин не смогла бы контролировать её, особенно не зная степени сил. Если бы она могла убить взрослого бенгальского тигра, что бы сделала с людьми?
— А разве такое не могло произойти в аду? Она разве не убила бы всё живое?
— Ну… в Аду нет живого. По крайней мере, такого, что уже не умирало.
Кроме…
— Я, — выдыхаю я. — Я живое существо. И ты приказал ей прислуживать мне! — Я останавливаю себя, чтобы не швырнуть пустой бокал ему в голову
— Да, ну… бывают исключения. Плюс, как я уже сказал, свободная она бы всё уничтожила. Вот почему она носит особый поводок, который я разработал и которым управляю.
Её голос. Я помню, что она едва говорила, а когда открывала рот, звучала так, будто её душили изнутри, учитывая, что я ничего не видела у неё на шее. Больной ублюдок. Он мучил её за то, в чём она невиновна. Я не понимаю почему, но чувствую к ней что-то вроде родства. Она не выбирала такое рождение. Она просто хотела нормальной, счастливой жизни. И была наказана, превращена в рабыню, за то, что была чем-то, частью чего не хотела.
Я качаю головой. Не знаю, почему удивлена. Люцифер грёбаный дьявол. Почему я ожидаю от него чего-то большего?
— Знаю, твоё мнение обо мне усугубилось. Таков её мир и твой. Я сделал то, что должен.
Я откидываюсь на спинку сиденья и смотрю в иллюминатор.
— Я вообще ничего о тебе не думаю.
Словно почувствовав напряжение, Эйприл приходит проведать нас, предлагая заправки, закуски и тёплые полотенца для рук. Я принимаю всё, не в силах собраться с силами, чтобы протестовать. Мне тяжело справиться с вышесказанным. Флиртовать — слишком большая головная боль.
— Прошу меня извинить, — слышу я бормотание Люцифера после нескольких минут тишины.
Я не утруждаю себя каким-то ответом, и слышу, как он встаёт и идёт в хвост самолёта. Я даже не успеваю приняться за антипасто, как слышу ритмичные удары и бурные стоны стюардессы-подростка.
— Серьёзно? — ворчу я, жалея, что у меня не хватило здравого смысла взять с собой наушники. Планируй я выжить, находясь рядом с Люцифером более двенадцати часов, ему пришлось бы купить мне другие. И я потребую шумоподавляющие наушники.
Пять минут я могу выдержать. Десять — ладно. Но в течение следующих сорока пяти грёбаных минут Эйприл вопит так, словно член Люцифера — золотой билет Вилли Вонки, а она — Верука Солт. Она хочет этого прямо сейчас. И более чем очевидно, что получала желаемое и даже больше.
Вне себя от раздражения, я беру один из журналов, искусно разложенных на маленьком столике, но едва могу сосредоточиться на словах на странице из-за нелепых звуков животного царства. Я в отчаянии захлопываю журнал. Как Люцифер может даже думать о сексе в такое время? Неужели он настолько эгоистичен и поглощён собой, что даже не видит, насколько отвратительно его поведение? Эта девушка едва окончила школу, не говоря уже о том, что работает. Меня не волнует, что в её работу входит удовольствие. Прояви немного грёбаной сдержанности.
После того, как хриплые стоны, наконец, прекращаются, Люцифер возвращается, будто ничего не случилось, и он не потратил большую часть часа, ублажая член. Я поворачиваю голову обратно к иллюминатору, чтобы посмотреть на облака.
Эйприл появляется несколько минут спустя с раскрасневшимися щеками и растрёпанной причёской, чтобы сообщить нам, что мы скоро приземляемся. Она спрашивает, принести ли мне что-нибудь, прежде чем мы начнём приземляться в Новом Орлеане, но я отказываюсь, не глядя в её сторону и не одаривая сердечной улыбкой.
— Ой, это немного грубо.
— Неважно.
Мы приземляемся, не произнося больше ни слова, и когда двери самолёта открываются, я только рада вернуться на твёрдую землю. К моему удивлению, прямо на лётном поле нас ждёт машина. Водитель поспешно хватает наши сумки, но я быстро отказываюсь от помощи, точно так же, как и в ангаре перед посадкой. Искупитель, ни при каких обстоятельствах, не исчезнет из поля моего зрения.
— Понравился полёт? — спрашивает Люцифер, пытаясь завязать разговор после того, как мы устроились на заднем сиденье элегантного чёрного автомобиля.
Я пожимаю плечами и категорично отвечаю:
— Могло быть и лучше.
— О? Часто летаешь частными самолётами?
— Самолёт отличный. У Айрин хороший вкус.
И всё. Это всё, что я даю. Люцифер живёт для того, чтобы тешить эго, и я не доставлю ему удовольствия видеть, как я встревожена. Однако моё раздражение мгновенно проходит, когда мы въезжаем в сердце города. Новый Орлеан наэлектризован. Музыка, танцы, люди повсюду празднуют только по той причине, что любят жизнь. Архитектура не похожа ни на что, что мне доводилось видеть, и есть что-то волшебное в энергии, которая, кажется, излучается каждым кирпичом и каждой деревянной доской. Будто у Нового Орлеана есть собственный пульс, отличный от остального мира.
Водитель подъезжает к отелю на Канал-стрит, и я настолько ошеломлена внешним видом в стиле бутика, что даже не обращаю внимания на название. Только когда мы заходим внутрь и подходим к стойке регистрации, я удивлённо выгибаю бровь.
— Добро пожаловать в отель «Святоша». У вас забронирован номер?
— Нет, — беспечно отвечает Люцифер.
На бейджике у женщины написано Дон, милая молодая рыжеволосая девушка с южным акцентом. Мысль о том, что Люцифер трахнет и её в обмен на номер, проносится в голове, и мгновенно настроение снова начинает портиться. Она что-то печатает и опускает взгляд на экран компьютера.
— Извините, сэр. Похоже, у нас всё занято. Если хотите…
Люцифер приближается, заряжая воздух статическим электричеством. Волосы у меня на руках встают дыбом, и возникает необъяснимое покалывание — почти как шипение, — которое воспламеняет кожу.
— Посмотри на меня, дитя, — тихо требует он.
Сбитая с толку, Дон уступает. И затем видит это. Я не уверена в том, что открылось в его бурлящих, пёстрых глубинах, но что-то встаёт на свои места. Её глаза расширяются от ужаса и благоговения. Я не знаю, то ли она на грани того, чтобы заплакать, то ли упасть к его ногам. Возможно, и то и другое.
— Помни, кому ты служишь, — упрекает Люцифер, прежде чем отступить назад и освободить её от разрушительного взгляда. — Теперь… попробуй снова.