Я не мог рисковать тем, чтобы Грейслин побежала к своей маме и рассказала, как мне было плевать, поэтому я прикусил язык.
– Что ты имеешь в виду? – спросил я.
– Например, я давно хотела эту пачку, как у Люсинды, ей купили родители в Москве. Она сделана на заказ. На прошлой неделе мама сказала, что она подумает о заказе. Но сегодня, прежде чем пойти с твоим папой в театр, она вдруг передумала и огрызнулась, что это слишком дорого. Что я вырасту из нее очень быстро. И все потому, что он разозлил ее!
– И ты волнуешься из-за дурацкого платья, потому что…
– Это не платье, Арс! Это пачка!
– Как скажешь.
– Я так и говорю! Я буду говорить об этом весь день!
– Ты не хочешь пачку Люсинды. Ты хочешь ее талант. А это нельзя купить в России или где-то еще, – проговорил я на языке фактов.
Люсинда и Грейслин были младше меня на год и в другом классе. Люсинда была девочкой, которой хотели быть все. Прекрасная и милая и по этим причинам вызывающая ненависть у Грейс и ее маленьких клонов.
– Не могу поверить, что ты только что сказал это. – Она сжала руку в кулак и помахала мне. – Мама права насчет тебя, знаешь.
– Твоя мама не права насчет всего. А теперь начинай уже. Я не хочу торчать тут весь день! – рявкнул я, включая таймер. – Включил.
– Уф! – чуть ли не прорычала она. – Я тебя ненавижу.
Я начал считать вслух, зная, что она начнет нервничать.
– Аргх. Я тебе покажу! В этот раз я смогу победить!
Она подняла руки вверх и быстро побежала по крыше. Слишком быстро. Грейслин практически парила по краю, рассекая воздух, как хищная птица. Она то появлялась, то исчезала в тумане, как самолет. Качалась из одной стороны в другую. Она была почти у дымохода, но какого черта? Она могла упасть в любой момент.
– Господи, – прошипел я. – Помедленнее. Что ты делаешь…
Прежде чем я закончил предложение, ее правая нога попала в игольчатую поверхность. Она поскользнулась, качнувшись влево, чтобы восстановить равновесие. Ее правая нога резко подвернулась. Она выпустила удивленный вздох, выбросив руки вперед, чтобы схватиться за дымоход. Она упала где-то на дюйм ниже.
Грейслин с диким воплем покатилась по краю крыши, исчезая из виду. Черт! Мои легкие сжались, отказываясь от кислорода. Первой мыслью было: «Чем она думала?», – после чего почти сразу: «Отец прибьет меня».
Я ждал удара. Может, я действительно был социопатом, как говорила Миранда. Кто будет ждать, как тело сводной сестры упадет на землю с тридцати футов?
– Грейс? – Мой голос было почти не слышно из-за дождя, капли которого начали капать на крышу. – Проклятье, Грейслин!
– Я здесь, – она задыхалась.
Меня накрыло облегчение. Она не умерла. Я присел, чтобы сесть на край, и медленно сполз вниз по крыше, пока не оказался рядом с выемкой.
Ее пальцы сжались вокруг водосточной трубы. Ее тело болталось в воздухе.
Лучше позвать отца и Миранду? Или попробовать самому вытащить ее?
Проклятье, у меня не было никаких идей. Я никогда не думал, что кто-то из нас будет настолько глупым, чтобы всерьез побежать по краю крыши, как безумец.
– Помоги мне, – умоляла Грейслин, слезы и дождевые капли текли по ее лицу. – Пожалуйста!
Я схватил ее за запястье и откинулся назад, начиная тянуть. Капли дождя мешали мне. Ее кожа была холодной, влажной и скользкой. Ее запястья такие тонкие, что я боялся их сломать. Ее пальцы вцепились в мою кожу, хватаясь, пока она пыталась забраться по мне, как по человеческой лестнице. Она пустила кровь, сделала точно так же, как ее мать сегодня вечером с моим отцом.
Я решил, что не собираюсь повторять судьбу Дугласа Корбина. Я больше никогда не собирался истекать кровью ради женщин Лэнгстон.
– Тяни сильнее! – пожаловалась она. – Я соскальзываю! Ты видишь?
Подошва моих ботинок горела, пока я пытался вытащить ее. Все шансы были против меня. Физика тоже. Мне пришлось карабкаться вверх по мокрой гальке, пытаясь вытащить кого-то моего же веса.
– Тебе нужно держаться за канаву. Мне нужно позвать отца.
– Я не могу!
– Мы оба упадем.
– Не бросай меня!
Она думала, я хотел ее убить или что? Я сам был в шаге от того, чтобы опрокинуться.
– Слушай, я могу подержать тебя еще пару секунд и дать твоим рукам отдохнуть, но потом тебе нужно взяться за водосток на минутку или две, пока они не придут.
– Нет! Не оставляй меня! Я не хочу умирать, – она немного выскользнула из моей хватки.
– Не смотри вниз! – рявкнул я, падая на колени, потянув изо всех сил, которые у меня были. Создалось впечатление, что сейчас все мои конечности оторвутся от тела. Но она была слишком тяжелой, слишком мокрой. – Просто… Просто смотри на меня.
Ее давящая, невыносимая тяга вдруг исчезла. Мое тело отскочило назад. Я ударился затылком о черепицу. Отдаленно я услышал всплеск.
Она упала.
Упала.
В безумии я пополз по водосточной трубе, щурясь и пытаясь разглядеть через дождь, грязь и густые кусты. Грейс упала на навес над пустым бассейном. Он сильно прогнулся, а вокруг нее была вода.
Грейслин не двигалась. Ее ноги были в странном положении, и я сразу понял, до того как она начала кричать, что для нее все кончено.
Никаких больше дорогих костюмов с пачками, русских пачек или танцевальных лагерей в Цюрихе.
Балетная карьера моей сводной сестры закончилась.
Как и моя жизнь, какой я ее знал.
Снимки рентгена пришли через несколько минут после того как мы с отцом приехали в больницу.
Он не смотрел на меня, ни разу не взглянул, пока мы ехали сюда. Я выложил ему все, что случилось, кроме той части, где сам подстрекал ее. Не хотелось совсем пасть в его глазах. Кроме того, она же выжила, не так ли?
– С ней все будет в порядке, да? Правда? – Я шел за ним по коридору из линолеума в ее палату. Во мне было столько адреналина, что я даже не чувствовал своих ног.
– Лучше бы с ней было все в порядке, для тебя же, – прорычал он, смотря вперед. – В любом случае, что вы вдвоем делали там?
– Играли.
– Ты играешь с большим риском. Типичный Корбин, – он фыркнул.
При чем здесь риск? Я все равно всегда предпочитал сначала думать, а потом делать.
– Это хорошо или плохо? – спросил я.
– Если говорить просто, это неизлечимое состояние, развивающееся из-за слишком большого денежного состояния, огромного эго и свободного времени. – Он стянул свои кожаные перчатки. – Мы, Корбины, обычно бунтуем не просто так. Надеюсь, ты делал это не из-за желания убить сестру. Возьми себя в руки, дитя.
Это был самый долгий разговор, который у нас был за месяцы, может, даже за годы, поэтому я ухватился за его слова. Не то чтобы он постоянно игнорировал меня. Отец прекрасно следил, чтобы у меня были отличные оценки, я посещал все дополнительные занятия и все в этом роде. Он просто никогда особо не обсуждал это.
Вердикт пришел вместе со снимками рентгена. У Грейслин были сломаны две ноги и небольшой вывих позвоночника, что требовало хирургического вмешательства.
У нее также был диагноз – кусок дерьма.
Последнее не было медицинским постановлением, но все же правдой.
– Это он. Он сделал это со мной. Он толкнул меня, мамочка. – Как только подействовало обезболивающее, а ее ноги забинтовали, она, обвиняя, указала на меня пальцем, прищуривая свои темные глаза.
Впервые я искренне не знал, что сказать. Толкнул ее? Я пытался спасти ее, и она прекрасно это знала.
– Чушь! Ты побежала по краю и упала! – взволнованно сказал я. – Я пытался вытащить тебя. Ты почти оторвала мне руки. Вот, я могу доказать.
Я закатал рукава, поворачиваясь к отцу и Миранде и показывая следы, которые остались от Грейслин на моей коже. Они были красными, глубокими и воспаленными, уже начиная превращаться в шрамы.
– Ты пытался меня толкнуть, поэтому я защищалась. Ты хотел избавиться от меня. Ты сам так сказал. Тебе надоело делить внимание мамы и папы.
Это было именно тем, что сделала бы она. Я ненавидел, когда отец или Миранда обращали на меня внимание. Оно всегда было негативным или доставляло мне проблемы.
– Почему ты врешь? – Я не мог закрыть рот от удивления.
– Почему ты врешь? – она оскалилась. – Ты пойман. Просто признайся! Ты мог убить меня!
– О, моя маленькая голубка. Что этот монстр сделал с тобой? – Миранда уткнулась лицом в шею дочери, обнимая ее. Выглядело, будто она плакала, но я сомневался, что женщина была способна на это.
Я оглянулся вокруг комнаты, ожидая… Что именно я ждал? Что кто-то зайдет в комнату и спасет меня? В мире не существовало человека, который мог бы защитить меня. Я всегда знал это, но вдруг давящее ощущение моего одиночества образовалось у меня в груди, из-за чего стало трудно дышать.
– Вранье – выход для трусов, сын. – Пальцы отца крепко сжались на моем плече, как бы предупреждая меня не продолжать спор. – Признайся и прими последствия, как мужчина.
Он не верил мне.
Он никогда не поверил бы мне.
Ему только нужно, чтобы проблема замялась для него и Миранды, тогда не будет больше криков, ругани и пощечин.
Грейслин, несмотря на то что у нее не получилось все, что получалось отлично у меня, все равно была их любимым ребенком. Нормальным ребенком. Тот, который смеялся, плакал и зевал, когда другие зевали.
Болезненное осознание, что я вправду был одинок в этом мире, буквально ударило по мне.
– Конечно. Я толкнул ее. Единственное, о чем я жалею, так это о том, что недостаточно сильно. В следующий раз получится лучше, видимо, – проговорил я, убийственным взглядом смотря на Грейслин сверху вниз, стиснув зубы.
А потом к Грейслин пришло понимание. Что все это было правдой. А не частью наших глупых выдуманных игр. Я мог видеть это в ее глазах. Вспышка сожаления, за которой последовал выброс адреналина. Осознание, что, что бы она ни делала сейчас, это работало, по крайней мере, в данный момент. Она наконец выиграла в чем-то против меня.