С тех пор как Газиз Байрамов работал в родном совхозе «Инзерский» бригадиром, агрономом, управляющим отделением, прошло более тридцати лет. А сейчас там уже кругом мёртвая тишина, не видать ни одной единицы техники, ни одной скотины на пастбищах. Да и прежние совхозные поля давно не обрабатываются. Фермы напоминают развалины послевоенных лет. В деревне царит мёртвая тишина. Около заборов и за огородами – заросли крапивы в человеческий рост. Не слышно стука молотка или топора, не видно бегающих детей на улицах, не слышно даже лая собак.
От прежнего бурлящего жизнью совхоза «Инзерский» ничего не осталось. Нет ни одной приметы, что указывало бы на то, что завтра жизнь улучшится. Наверное, никто здесь не имеет представления, какая будет завтрашняя действительность.
Байрамов встал на то же место, где когда-то стоял молодым. Устремив взгляд на обелиск неизвестным красноармейцам, он впал в тяжёлое раздумье о развале советской власти, завоёванной ценой бесчисленных жертв. Казалось, власть эта навечно утвердилась в СССР, столько лет строившем светлое завтра и развалившемся за каких-нибудь двадцать лет. Думал он и о самом себе, посвятившем всю жизнь процветанию района и этого крупного хозяйства, о политике государства, приведшей к развалинам не только в этом совхозе, но и в республике, но и во всей России.
Газизу Байрамову, обстоятельно изучившему житьё-бытьё своих предков и хорошо осведомлённому об организации совхоза «Инзерский», было известно и то, что в существовавший до него с тридцатых годов колхоз «Кызыл йондоз» входили земельные владения и его прадеда Лукманхакима, унаследованные от отца Габдракип-бая и его дедушки Япар-бая, наследника башкира-вотчинника рода Табын, его прадеда Газиза Байрамова в седьмом колене Байсары, которые берегли эту землю как зеницу ока. Поэтому-то и эти развалины на вотчинных владениях башкир действовали на него так угнетающе. Поля, заросшие сорными растениями и кустарником, напоминали ему печальную картину прошлого. После отмены крепостного права в конце XIX века крестьяне сбежали в города и веси – куда глаза глядят – с отторгнутых у башкир и переданных русским переселенцам земель. Эта картина показывала, как растворились мечты его дальних предков Байсары, Япара, Габдракипа и Лукманхакима, когда они на этих землях попытались построить рай дедушки по матери – Давлетши и по отцу – Рахматуллы, проливавших кровь и сложивших головы за советскую власть и грезивших о счастливой жизни на земле.
Седовласому профессору было о чём поразмышлять. Он устремлялся в мыслях то в какой-нибудь уголок необъятной Родины, то опять оказывался в родной деревне Айтмембетово, то снова в совхозе «Инзерский», где сделал первые шаги как специалист-агроном после техникума. В его голове крутились всё те же мысли: почему на богатой башкирской земле, на земле его предков, снова царит бедность, почему опять стали делить несчастную башкирскую землю, которую за последние пятьсот лет делили сотни раз, обещая светлое будущее местному населению, почему до сего дня нет долгожданной райской жизни на земле?
…Совхоз «Инзерский» – самое крупное и самое сильное хозяйство Инзерского района РБ, которому принадлежала половина сельхозугодий всего района, откуда вышло множество самых авторитетных руководителей и специалистов района: бессменные члены бюро районного комитета КПСС, члены исполкома районного совета и других общественных организаций. И вдруг этот гигант оказался без перспективы развития в условиях капитализма. Этого Газиз Байрамов не мог понять и осмыслить. Всё казалось тогда, тридцать лет тому назад, незыблемым и вечным, а оказалось, что ничего нет вечного на этой земле.
Совхоз «Инзерский» состоял тогда из трёх больших отделений. Каждое, в свою очередь, было разделено на три-четыре бригады. В конце 50-х годов на территории этого хозяйства исчезли с лица земли двадцать девять деревень, которые посчитали неперспективными. Люди переселились в более крупные населённые пункты. В уцелевших деревнях (их осталось около тридцати) стало жить и трудиться около половины районного населения.
А автомобильные пути в Инзерском районе всегда были богатыми на трагедии и таковыми остаются. Несмотря на наличие асфальта в части районных дорог, шоссейные дороги, которыми пользовались в большом по территории совхозе «Инзерский», остались теми же, что и в царские времена, когда их, принося жертвы, строили прадедушки Газиза, только с расширенным и более высоким полотном.
Дороги, проложенной при прапрадеде Лукманхаким-бае, уже нет, а построенные председателем сельсовета Давлетшой, его дедом по матери, ещё исправны и служат людям. Особенно интенсивно эксплуатируется трасса Архангельское – Валентиновка, заложенная при непосредственном участии дедушки Давлетши в тридцатые годы, когда он работал заведующим отделом райисполкома и был уполномоченным райсовета на строительстве этой дороги. Жители около тридцати деревень совхоза «Инзерский» именно по этой дороге сегодня добираются до райцентра, а около пяти десятков машин и сотня тракторов следуют по ней каждодневно.
Когда-то, соединяя Инзерский район с Уфой, действовала паромная переправа через реку Инзер, а на самой реке, по пути в Валентиновку, имелся всегда колеблющийся в разные стороны висячий автомобильный мост, который в бытность Газиза Байрамова заместителем главы района по социальным вопросам был заменён на капитальный бетонный мост, а дорога стала асфальтированной. На зиму паром на Белой вставал, и в метрах пятидесяти-шестидесяти выше места хождения парома река замерзала, образуя зимнюю дорогу. Её укрепляли: устилали ветками и на морозе поливали водой.
Несмотря на то что с начала Великой Октябрьской революции минуло шестьдесят лет, советская власть в Инзерском районе так и не утвердилась. В дальних деревнях района скрывались пришлые люди, и даже после окончания Великой Отечественной войны ещё лет десять бандиты грабили людей в лесу. На север от райцентра на шестьдесят километров простирается тайга, где банды потомков бывшего кровавого помещика Круглова и его друга Куликова жили и бродили в поисках жертв!
Газизу Байрамову вспомнился конец семидесятых годов, когда он работал агрономом самого дальнего отделения совхоза «Инзерский». Тогда, в самую соловьиную пору, ранней весной, около половины первого ночи, закончив посевные работы, молодой агроном решил ехать на молодом жеребце, которого объезжал сам, домой, на квартиру в соседнюю деревню, через лес: от конторы к бабе Кате, шустрой бабушке лет семидесяти.
Будучи уверенным в том, что молодой, им же объезженный жеребчик знает тропу и непременно довезёт до дома, Байрамов ехал спокойно и даже временами позволял себе по привычке дремать в седле. Неожиданно, как будто разорвав небо, грянул гром. В тот же миг передняя железная дуга седла разломилась надвое и со свистом промелькнула перед носом всадника. От страха молодой рысак как стрела бросился вперёд. Газиз от неожиданности едва удержался верхом, ухватившись за гриву коня и упав на шею лошади. Минут через пять они уже были у дома бабы Кати. Конь долго не мог успокоиться, нервно топтался на месте.
С малых лет Газиз ходил на охоту, поэтому понимал, что означал этот гром ранней весной. В те времена телефонов ещё не было, и он решил дождаться утра. Железная дуга седла от удара свинцовой пули охотничьего ружья переломилась пополам и улетела. Значит, стрельба была прицельная и пуля предназначалась человеку, однако из-за движения рысью она не попала туда, куда целился стрелок. Стараясь успокоиться, Газиз поел на ужин из чугунка приготовленный хозяйкой суп и лёг спать. Когда стали горланить самые ранние петухи, взяв охотничье ружьё, молодой агроном тихо вышел из дома.
Обойдя стороной место ночного происшествия, он направился туда, откуда, возможно, был произведён выстрел. Действительно, наткнулся на следы сапог. «Сорок второй размер», – сообразил Газиз. Тут же валялся окурок, неподалёку – пустая бутылка из-под водки. Значит, здесь был не охотник, а тот, кто решил мстить. Тщательно перенеся следы сапог на бумагу, Газиз спрятал пустую бутылку в расщелине дерева. Самой главной уликой ночного преступления, конечно, был бумажный пыж, который Байрамов обнаружил метрах в десяти в стороне. Пыж был скручен из страницы районной газеты, на которой карандашом был чётко указан номер дома хозяина. Газиз Байрамов когда-то в детские годы сам носил почту в соседнюю русскую деревню, и такие записи на газетах приходилось делать и ему. Если в населённом пункте была только одна улица, надо было записать номер дома – тогда не ошибёшься, доставая газеты и журналы из большой сумки почтальона.
Потомкам злых помещиков Куликова и Круглова, переселившихся когда-то, больше двухсот лет назад, в эти места, на земли его предков Лукманхакима и Габдракипа, ничего не стоило отнимать жизнь у людей. Они как в царские времена вредили башкирскому баю Лукманхакиму, так и сегодня, не считаясь с шестидесятилетней советской властью, пытались жить только для себя, вредя стране и устраняя тех, кто им мешал жить по-своему. Для них потравы посевов совхоза «Инзерский», с чем боролся молодой агроном отделения Газиз Байрамов, или убийство любого другого человека были делом самым обыкновенным.
Однажды ночью загорелся сарай отца управляющего отделением. Крытый шифером, он при горении издавал звуки стрельбы, поэтому подойти поближе никто не мог. Правда, с топором, багром или ведром на тушение огня никто и не пришёл. За пожаром следили лишь сам управляющий, агроном и бригадир, остальные даже не вышли из своих домов!
К обеду следующего дня в деревню приехали из районной милиции. Стражей порядка, оказывается, через проезжающих мимо туристов позвал местный бригадир, так как телефон в сельсовете не работал. В деревне установилась гробовая тишина. Мало кто вчера заметил быстрыми шагами удаляющегося из села человека, или делали вид, что не заметили. Милиция так никого и не нашла и уехала обратно в райцентр.
Однажды как сквозь землю провалился, исчез из деревни молодой человек, работавший тогда бригадиром. Он велел ссыпать убранное с полей зерно в заброшенное здание старой полуразрушенной церкви. Неделю искали, но безрезультатно. Решили, что, видно, уехал парень. С местным народом у него были нелады, да и отец, говорят, за церковь дома нагоняй устроил. Но его бездыханное тело с проломленной головой нашли через месяц в колодце напротив дома председателя сельского совета. Из этого колодца пила воду добрая половина местного населения. Находка вогнала в ступор всё село и заставила уехать прочь председателя сельсовета.