Купальня была большой, с центральным залом, устланным коврами и уставленным диванчиками, а в этот зал выходили широкие двери нескольких роскошных мыльных комнат. Все комнаты были темны, кроме одной, из которой струились свет, пар и невнятное мычание.
Жоан, покраснев как свекла, схватил Робертино за руку и сбивчиво зашептал:
– Ну ты-то мне хоть веришь? Чем угодно клянусь, она сама…
Робертино, вздохнув, направился к купальне. Внутри он ощущал удивительное спокойствие – не зря, видимо, пыхнул дымком.
В купальне была утопленная в пол большая мраморная ванна, наполненная горячей водой, керамический пол покрывали лужи, рядом с ванной валялись перевернутый столик на одной ножке, расколотое фарфоровое блюдо и рассыпанные яблоки сорта золотой ранет. А возле ванны на полу сидела, раскинув ноги, наиболее вероятная кандидатка в принцессы, дочка герцога Дельпонте, прекрасная Джованна, ангел во плоти: белая кожа, огромные голубые глаза, золотистые кудри… и сидела она там совершенно голая, обхватив себя руками за плечи. Рот ее был широко распахнул, глаза наполнены слезами, мокрые кудри прилипли ко лбу, плечам и спине, розовые соски жалостно торчали из-под скрещенных рук. Из распахнутого розового рта неслось монотонное и очень жалобное мычание.
В другое время Робертино бы совершенно обалдел от увиденного, но дымок сделал свое дело, и сейчас он разглядывал обстановку с любопытством, но не более того.
– Ну и что тут случилось? Полагаю, вы в целях сохранения обоюдного целомудрия решили приласкать друг друга то ли ртом, то ли руками? – осведомился Робертино у Жоана. Тот яростно помотал головой, а без пяти минут принцесса замычала еще жалобнее.
– Хм, а почему у тебя штаны заляпаны неведомо чем? – указал пальцем на пятна Робертино, напрочь игнорируя наличие на собственных штанах подобных же пятен (правда, почти уже незаметных). Жоан всхлипнул:
– Это мыльная пена… Робертино, что с ней? Меня казнят?
Робертино ухмыльнулся:
– Как же, пена. Кому другому расскажи.
Он повернулся к герцогской дочке и наклонился, аккуратно взял ее за пухлый подбородочек и легонько повернул голову из стороны в сторону.
– Ничего страшного, всего лишь вывих челюсти. Хе-хе, видимо, достоинство у тебя ого-го, что бедняжка Джованна аж челюсть вывихнула, пытаясь его обхватить.
Жоан замахал руками:
– Да не было ничего подобного, не было!!!
Пожав плечами, Робертино продолжил задумчиво изучать вывих. Про себя отметил, что если б не дымная палочка, он бы сейчас не был таким спокойным и хамоватым, а точно так же, как и Жоан, краснел и бледнел. Надо будет, если вдруг опять к дамам караулить определят, прихватить с собой палочки. Вроде бы если их жевать, эффект тот же, разве что расход больше. Робертино полез за пазуху, достал полотенце, свернул его, обернув вокруг своих больших пальцев, сунул в рот Джованне, ухватился за челюсть и дернул. С щелчком челюсть встала на место. Робертино вынул из ее рта полотенце, невозмутимо свернул его и опять спрятал за пазуху. Юная сеньорита, осторожно придерживая челюсть рукой, тихо сказала:
–Сп-п-пасибо, доблестный паладин…
Робертино пожал плечами снова:
– Да не за что. Не мог же я оставить даму в беде и не помочь своему товарищу. Я, пожалуй, пойду, но если что – зовите снова.
Он развернулся, чуть не поскользнувшись на полу, но тут Джованна вскрикнула:
– Нет!!! Пожалуйста, не уходите!!!
Жоан схватил его за плечо и прошептал:
– Это не все, там еще… есть… кое-что.
А вот это уже было интересно. Что еще они тут учудили? Робертино повернулся, снова окинул взглядом диспозицию, и только сейчас заметил, что в ванне уже опала пена, и на дне лежит весьма интересный предмет: белый фарфоровый член на золотой цепочке. Робертино наклонился, подтянул рукава мундира и рубашки, и выудил за цепочку это диво, поднял повыше, рассматривая. Оно было сделано весьма искусно, со всеми подробностями и деталями, только было слегка маловато. Робертино вспомнил рисунки из книги «Людская физиология», изображавшие вагины с разными формами девственной плевы. Судя по размерам, этот фарфоровый член мог бы подойти и для девственниц, по крайней мере некоторых, так что, по-видимому, дочка герцога Дельпонте формально таковой и являлась. Робертино разжал пальцы, член канул в воду. Развернувшись от ванны обратно к жертвам любовных игрищ, он спросил:
– Ну? Что еще тут случилось? Я так понимаю, сеньорита Джованна сначала развлекалась сама по себе, потом ей стало скучно, и она позвала верного паладина помылить спинку, после чего кому-то из вас в голову… э-э… сомневаюсь, честно говоря, что вы думали головами… в общем, после чего сеньорита Джованна решила развлечься не с фарфоровым пенисом, а с настоящим. И вывихнула челюсть.
– Нет!!! – хором крикнули оба.
Робертино поднял бровь:
– Ну как хотите. От меня-то можно и не скрывать, Жоан, ты же знаешь – я никому ничего не скажу… ты бы лучше Кавалли молчать попросил.
– Я вывихнула челюсть, когда упала, – твердо сказала Джованна. – Я случайно плеснула водой на пол… когда вылезала из ванны, наступила в лужу и упала на пол, ушиблась и вскрикнула. Доблестный паладин Жоан прибежал меня спасать, по долгу службы…
– Хм, но почему он? Где ваша служанка, сеньорита?
–Я… отослала ее… – Джованна покраснела снова. – Ну… чтобы спокойно… вы понимаете, – она махнула рукой в сторону ванны. Робертино кивнул, давя в себе желание опять похабно ухмыльнуться. Все-таки сеньорита Джованна – это не Жоан, рядом с которым он каждое утро сидит в казарменном сортире на соседних стульчаках.
– А потом… когда услышала, как сюда идет паладин, испугалась, что он увидит мою… э-э… подвеску. И опрокинула полный кувшин мыла в воду… и снова налила на пол, опять поскользнулась и попала бы головой в ванну, и утонула бы... Тут вбежал Жоан, бросился ко мне, схватил, оттащил, но и сам поскользнулся, свалил столик с фруктами. Мы оба упали, тут я челюсть и вывихнула, а он мылом заляпался.
Жоан усердно закивал.
Робертино закрыл рот рукой и не выдержал, захихикал:
– Угу, конечно. Да. Да, я вам верю, сеньорита, – он наконец подавил хихиканье. – Хорошо. Ну а помимо этого, что еще с вами случилось? Вы сильно ушиблись? Скорее всего именно ушиблись. Перелом бы причинял вам сильную боль. Почему бы вам не отдать нам, э-э… орудие преступления на хранение, и не обратиться бы теперь к дворцовому лекарю или магу-целителю? Одно заклинание – и к завтрашнему утру ваши ушибы сойдут.
Джованна заплакала:
– Я не могу… Лекарь… узнает, что я уже не девушка. А маг тем более. И мне придется… придется отказаться от завтрашней церемонии… А ведь его величество мне уже сказал, что принц меня выберет…
– Ого. Жоан, чем ты вообще думал-то? – уставился на преступника Робертино. – Если это всплывет, тебя же выкинут отсюда в монастырь, наденут вериги и запрут в келью для покаяния, и это в лучшем случае. Если герцог Дельпонте перед тем не оторвет тебе все твои… мужские детали.
– Я же говорю – я тут не при чем!!! – заорал Жоан. – Ну сколько можно повторять – она сама!!! Все, что я сделал – это случайно сбил столик!!! И рассыпал яблоки!!! А уселась на эти яблоки она уже сама!!!
И Жоан в сердцах пнул рассыпанные яблоки. Джованна зарыдала, схватившись за голову. Робертино ощутил острую потребность немедленно пыхнуть, что и сделал.
Две затяжки его снова ввели в невозмутимое состояние, но гасить дымную палочку он не стал. Джованнины рыдания перешли в икоту и всхлипы, а Жоан прекратил яростно топтать яблоки, жадно уставился на дымную палочку в руке Робертино:
– Слушай, дай пыхнуть, а? А то я сейчас совсем сдурею.
Робертино протянул ему новую палочку, Жоан жадно затянулся раз, другой, и уже намного спокойнее сказал:
– Ну не веришь мне – хер с тобой. Но что теперь делать-то? Я про яблоко в… там. Ладно ты, но если об этом узнает еще кто, точно уж не поверят…
Джованна снова заплакала. Робертино задумчиво посмотрел на валяющиеся на полу яблоки, уцелевшие от кадетских сапог. Яблоки сорта «золотой ранет» были мелкими, немногим больше клубники, но Робертино сомневался, чтоб даже такое яблоко могло проскользнуть в девственную (пусть и слегка разработанную регулярными играми с фарфоровым членом) вагину. Но делать нечего – яблоко надо как-то достать, а для этого не имеет значения, как оно туда попало: оттого ли, что сеньорита Джованна на него с маху уселась, или оттого, что незадачливые голубки решили поиграть с фруктами и не рассчитали последствий. Робертино сунул в рот свою палочку, затянулся, потом скомандовал:
– Ну, давай, бери даму за руки, я за ноги, и кладем на кушетку. Потом пойди, принеси с диванчика подушку потолще и потверже.
Вдвоем они ловко переместили сеньориту на жесткую массажную кушетку в той же купальне. Она стыдливо сдвинула ноги и попыталась прикрыться полотенцем. Глядя на это, Робертино только хмыкнул, вдруг впервые в жизни испытав настоящий лекарский цинизм, дотоле виденный им только у профессионалов. Пока Жоан выбирал в зале подушки и сдавленным голосом отвечал на вопросы Кавалли – «Все хорошо, вы только не пускайте никого пока», Робертино снял мундир (не хватало еще и его запачкать), аккуратно повесил на стоявшую тут же, в купальне, статую пузатенького фейри с прикрытым листочком причинным местом. Задумчиво пыхая дымной палочкой, он закатал рукава рубашки и тщательно принялся мыть руки.
Вернулся Жоан с диванным валиком.
– Отлично. Подсунь ей под бедра, вот так.
Жоан, жмурясь и отворачиваясь, чтобы не пялиться на поросшую золотистыми кудряшками промежность Джованны, старательно подсунул валик. Джованна опять нервно всхлипнула.
– Сеньорита, прошу вас – согните ноги в коленях и разведите как можно шире, – велел Робертино, намыливая руки до середины предплечья.
– Я… мне стыдно…
– А творить непотребство вам было не стыдно?
Она снова заплакала. Робертино языком переместил дымную палочку в другой угол рта и резко сказал: