– А-а-а… а вы не боитесь? – выдавил из себя Джулио.
Жоан согнулся от смеха, опираясь на деревянный меч. Робертино посмотрел на кадета как на дурака (впрочем, так он на него смотрел с того самого момента, когда узнал о сути дела) и сказал:
– Ты что думаешь, мы с Жоаном это просто так оставим? Ты вообще себе представляешь, как завтра над Паладинским Корпусом будет ржать вся мажеская академия? И потом, надо же вам, дуракам, наглядно показать, зачем устав соблюдать нужно. Так что вперед, пока время увольнительных не кончилось.
И он развернул Джулио в сторону выхода. Карло развернулся сам. Жоан отсмеялся, разогнулся и, выдыхая и утирая слезы, снова сунул деревянный меч под мышку, копируя Робертино.
Уже двигаясь к черному ходу, Карло жалобно спросил:
– А что если их там уже нет?..
– Ага, как же, – буркнул Жоан. – Эти сволочи небось до сих пор в том кабаке свою победу над вами празднуют, не будь я Жоан Дельгадо. Ну, шевелите ногами, у нас мало времени.
Лоскутный Угол, по счастью, располагался не слишком далеко от дворца, всего-то и надо было спуститься по длинной лестнице с Золотого Холма и повернуть вдоль канала направо. Со времен Амадео Справедливого здесь обосновались держатели злачных мест столицы. Короли сначала пытались с этим что-то поделать, но потом пришли к выводу, что уж лучше пусть Лоскутный Угол будет недалеко от дворца, где городской страже волей-неволей приходится старательно следить за порядком, чем переедет на окраины и превратится в преступную клоаку, куда стражники будут бояться заглядывать. Так что остался Лоскутный Угол на своем месте, и был в общем-то довольно приличным кварталом, по крайней мере по ночам здесь глотки не резали и прохожим карманы не выворачивали, а вместо этого культурно обчищали их в игорных домах, кабаках и борделях.
«Роза и Мимоза» находилась на главной улице, ближе к ее концу. Вдоль широкой улицы горели фонари, сверкали вывески и завлекательно светились окна в кабаках и борделях, и шлялось довольно много народу. При виде королевских паладинов некоторые гуляки-зеваки начали гоготать и даже улюлюкать. Видимо, позорное бегство Джулио и Карло тут собрало множество зрителей, и публика даже остыть еще не успела. Джулио и Карло всеми силами пытались сохранять невозмутимость, но удавалось плохо. Жоан бросал гневные взгляды на улюлюкающих, отчего кое-кто умолкал и отворачивался. Но лучше всех держался Робертино: он просто шел себе, не обращая внимания ни на гогот зевак, ни на издевательские ухмылки, ни на смешки и воздушные поцелуйчики шлюх с балконов борделей, ни на то, что кто-то тыкал в сторону паладинов пальцем. Всё это стекало с него, как вода с гуся. Сам-то Жоан знал, что приятелю на самом деле вовсе не так уж и наплевать, и что его спокойствие стоит больших усилий, но достоинство паладина важнее. Подражать поведению Робертино он и не пытался, зато с удовольствием отметил, что его тяжелые взгляды тоже неплохо действуют. По крайней мере, когда паладины почти дошли до «Розы и Мимозы», толпа рассосалась и улица опустела. Видимо, зеваки решили, что новым зрелищем их не порадуют.
И напрасно.
Остановившись напротив «Розы и Мимозы», Робертино приказал Карло:
– Ну-ка, пойди загляни в окна, там ли еще эти магики.
Карло послушно подкрался к большому окну и стал вглядываться внутрь. Потом вернулся к Робертино:
– Там… сидят, в карты играют и девок жмут. Все пятеро. Третий стол от входа в сторону стойки…
– Отлично. Тогда идем.
Джулио и Карло опешили:
– Как?! Туда?! А мы думали, вы их тут подождете…
– Вот еще, – пожал плечами Робертино. – Словно нам делать больше нечего, кроме как торчать у входа в этот гадюшник. У меня, между прочим, трактат Пастеля недочитанный.
– И вообще скоро ужин, – поддакнул Жоан, и поудобнее перехватил деревянный меч.
Они вошли в широкие двери, остановились на пороге, оглядывая зал. Джулио и Карло жались за спинами старших товарищей, разрываясь между двумя желаниями: или сбежать куда подальше, или посмотреть, как Робертино с Жоаном тоже опозорятся в противостоянии с магами. Кадеты были твердо уверены, что так и будет. Причем если Карло расстраивался, то Джулио втихую радовался: ведь если и Жоан с Робертино облажаются, то они уж точно тогда перестанут над ним смеяться и издеваться.
А между тем паладины наблюдали за магами и просто ждали, когда же те их заметят. Робертино заодно прикинул диспозицию и шепотом сказал Жоану:
‒ Сначала надо вынести практиканта. Оставшихся поделим.
Жоан кивнул.
И когда и хозяин, и все посетители кабака наконец заметили паладинов, Жоан и Робертино двинулись с места и подошли к столу, за которым веселились студенты-магики. Остановились в трех шагах. Джулио и Карло остались на пороге, как им и приказал Жоан.
Паладины разглядывали магиков, оценивая на глаз их возможности.
Заводилой в этой компании явно был практикант, маг, уже закончивший обязательное обучение, и теперь отрабатывавший практику при академии. Практикант был одет в изящную сине-черную мантию из хорошего сукна, носил черную бородку-эспаньолку и тонкие усики. Он сильно не понравился ни Жоану, ни Робертино, и они оба, не сговариваясь, сразу определили его в главные и самые опасные противники. Остальные трое – четверокурсники в красно-коричневых мантиях, крепкие сами по себе парни, и последний из компании – второкурсник в желто-серой, тощий доходяга с длинными ухоженными русыми локонами.
‒ А-а, кого я вижу, Симон, ‒ протянул противным голосом один из четверокурсников, обращаясь к практиканту. ‒ Сеньоры паладины, никак, за добавкой пожаловали?
Симон ухмыльнулся, погладил усики:
‒ Видимо, так. Ну, можно повторить, а, как думаете? У нас на весь их корпус хватит!
Магики переглянулись и заржали. Вместе с ними заржали и большинство посетителей кабака, вот только хозяин к общему веселью не присоединился.
Подождав, пока ржач ослабнет, Робертино негромко сказал:
‒ Сеньоры, у нас мало времени. Предлагаю выйти на улицу, дабы не ввергать почтенного хозяина в лишние расходы.
Самый здоровый из четверокурсников поднялся, и оказалось, что он на полторы головы выше Робертино:
‒ За расходы платит проигравшая сторона, сеньоры, кхе, паладины. Как, хватит вашего жалованья? – он опять заржал.
‒ А вашей стипендии, сеньоры магики? ‒ вставил свои пять сантимов Жоан.
Магики снова заржали. Однако спокойствие паладинов произвело определенное впечатление на публику, и в зале «Розы и Мимозы» как-то очень быстро стало пусто: все поспешили забраться на галерею или отойти к стенам. Зрелище зрелищем, но отгрести ни за что ни про что никому не хотелось. Правда, публика полагала, что и эти два нахальных молодых паладина тоже получат на орехи, но для этого магикам придется хотя бы потрудиться.
‒ Сопляки, вы такие смелые, я вас обоих даже зауважал, ‒ сказал наконец здоровила. ‒ Только не пойму, на кой ляд вы за этих дурачков решили вписаться, ‒ он махнул рукой в сторону топчущихся на пороге Джулио и Карло.
Робертино вынул деревянный меч из-под мышки, обозначил легкий намек на дуэльный салют и все так же негромко сказал:
‒ Всего лишь вопрос чести мундира.
В этой компании даже второкурсник был хорош: по крайней мере Жоан не заметил, когда тот успел скастовать «Кукапердию» на Робертино. Понял, что это было, только когда за спиной приятеля кто-то из любопытствующих посетителей кабака вдруг громко пустил ветры, а вслед за тем раздалось душераздирающее кукареканье.
Магики переглянулись, враз перестали ржать, выскочили из-за стола, кроме практиканта, по двое стали в боевые позиции справа и слева от стола.
Жоан перехватил свой деревянный меч и поднял его в верхнюю левую четверть, держа так, чтобы деревянный клинок частично прикрывал лицо. Прямо сказать, сомневался, что деревянный меч сработает так же, как должен работать настоящий паладинский клинок. Справа от него Робертино занял подобную же позицию, только его клинок был в правой верхней четверти, симметрично Жоану.
Практикант вспрыгнул на стол, взмахнув длинными рукавами мантии, и скастовал на Робертино заклинание, которое Жоан опознал как «Каменный Кулак».
Робертино быстрым движением увел деревянный клинок чуть влево, разворачиваясь правым плечом навстречу заклинанию.
Зрители увидели, как сверкнуло золотое шитье на красном паладинском мундире и ярко вспыхнул листок аканта на плече, а потом – как практиканта снесло со стола к стойке.
Раздался звон битых бутылок. Хозяин заведения вытащил из-под стойки счеты, пристроился с ними с краю и деловито откинул несколько костяшек.
Переглянувшись, четверо остальных магиков бросились с двух сторон на паладинов, атакуя одновременно «Заморозкой», «Адской Щекоткой», «Фейской Цирюльней» и «Плевком Василиска».
Жоану достались «Щекотка» и «Заморозка». Причем «Заморозка», довольно простое, но действенное заклинание – как раз от того самого здоровяка, который о расходах говорил. «Щекотку» Жоан легко отбил, а «Заморозка» все-таки слегка зацепила, отчего немного занемело левое бедро. Паладин разозлился, бросился к магику, посмевшему его задеть, и, сбив по дороге еще и «Поцелуй Русалки», от души врезал тому своим деревянным мечом под дых, выбив из него дыхание. Когда здоровила упал, Жоан добавил ему ногой по яйцам и развернулся ко второму своему противнику. Тот бросил в него обычный силовой удар, от которого паладин просто отпрыгнул, а потом поднырнул под поток «Метели» и врезал мечом магику по ногам. Хорошо отработанный на тренировках прием и на этот раз не подвел: магик свалился на пол, получил деревяшкой еще раз, теперь по рукам, потому что попытался ими прикрыть яйца, а потом еще и по заднице, и затих, прижав руки к животу и тихо поскуливая.
Робертино увернулся от «Плевка», пропуская его мимо (за его спиной покрылась каменной коркой довольно похабная картина на стене, через пару секунд корка обсыпалась вместе с частью краски), а вот «Фейская цирюльня» ударила прямо по нему стаей разгневанных феечек с опасными бритвами. Паладин крутанул мечом «мельницу», феечки разлетелись в стороны, слепились опять в стайку и снова атак