Ilingoceros alexandrae
Другие североамериканские родственники жирафов – вилороги Antilocapridae – сделали ставку не на рост, а на скорость, став антилопоподобными покорителями прерий. Но и красотой они не были обделены: крупные – больше современного вилорога – Ilingoceros alexandrae и I. schizoceras обладали уникальными рогами – в виде прямых двуспиральнозавитых штырей с раздвоенным кончиком, а мелкие – всего 10–20 кг – Ramoceros с их ветвистыми рогами внешне были неотличимы от оленей.
Современные вилороги Antilocapra americana выглядят довольно неказисто, как достаточно коренастые антилопы, однако это не мешает им быть самыми быстрыми копытными и на коротких дистанциях разгоняться до 88,5 км/ч. Наш родной сайгак Saiga tatarica приближается к вилорогу по прыткости – до 80 км/ч, хотя и по его сутулой фигуре не скажешь, что это стремительнейшее копытное Старого Света. Очевидно, для скорости нужны вовсе не длинноногость и грация; в обратную сторону, по стройности нельзя судить о скорости.
В Африке, Европе и Южной Азии родственники жирафов Climacoceratidae были не совсем жирафоподобны: у Prolibytherium fusum и P. magnieri самцы несли на головах рога в виде широких пластин, растопыренных в стороны, а у самок – в виде тонких штырей назад и вперёд; Climacoceras africanus и C. gentryi максимально похожи на мелких оленей и сложением, и длинными тонкими мелковетвистыми изогнутыми рогами. Canthumeryx sirtensis из Ливии, Кении и Саудовской Аравии, иногда считающийся жирафом, иногда же выделяемый в своё семейство Canthumerycidae, с его короткими прямыми рожками, торчащими в стороны, больше всего был похож на косулю.
Появление огромного количества страннорогих копытных – одновременно и независимо в разных линиях – не может быть случайностью. Показательно, что часто возникали ветвисто-растопыренные или именно затылочные рога: видимо, защита шеи и задней части головы стала чрезвычайно актуальной. Эти же копытные становятся гораздо более тонконогими и скоростными. Конечно, в значительной степени рога были созданы половым отбором, что очевидно из значительного полового диморфизма, но, думается, такие преобразования стали и ответом на появление новых хищников – более быстрых и ловких, догоняющих и кусающих за шею.
Настоящие жирафы Giraffidae появились в раннем миоцене. Первым общим предком всех жирафов, возможно, был намибийский Propalaeoryx stromeri, а в дальнейшем подобные животные быстро расселились по Африке, Европе и Азии: похожие на трёхметровых окапи Palaeotragus, универсальные в своём расселении; китайские четырёхрогие Shansitherium; огромные испанские Decennatherium rex с крайне длинной, низкой и узкой головой, легкомысленно раскинутыми назад и в стороны длинными тонкими рожками и сложением как у конгони или топи, а также многие другие. Среднемиоценовые некрупные четырёхрогие Giraffokeryx punjabiensis и G. anatoliensis из Пакистана и Турции представляют, видимо, прямых предков окапи и жирафов; эта линия продолжается позднемиоценовыми евро-африканскими Bohlinia adoumi и B. attica совсем уже современного жирафьего облика – длинношеими и длинноногими, а к концу эпохи появляются уже вполне современные жирафы Giraffa.
Жирафы, как и все копытные, вышли из леса, где они объедали листья с деревьев. В отличие от многих других, выбравшись из зарослей, жирафы не стали ускоряться, а начали расти в высоту, ведь и в саванне есть деревья, пусть с ветками только на большой высоте, мелколистные и колючие. Но не беда – длинный язык позволяет очень аккуратно захватывать листочки даже с суперзащищённых веток. От врагов большой размер тоже неплохо спасает, ведь хищники предпочитают душить или прокусывать шею или голову, а на трёхметровую высоту не вдруг запрыгнешь, хватать же жирафа за ноги – себе дороже, он же лягается.
Язык современного жирафа вытягивается чуть ли не на полметра! Он покрыт толстыми сосочками и густой слюной, оберегающей его от колючек. От солнца же, шпарящего с экваториального неба, язык защищён пигментом меланином, отчего имеет густо-синий цвет. Тут сработал ровно тот же механизм, что сделал кожу людей, живущих в тропиках, коричневой: пигмент, расположенный в верхних слоях, прикрывает нижние слои, где происходит деление клеток, и где ультрафиолет мог бы вызвать мутации, приводящие к раку.
Впрочем, подлесок тоже не окончательно исчез, в нём копошились карликовые саблезубые оленьки Dorcatherium, совсем не редкие в более облесённых Европе, Африке и Индии. Североамериканские Pseudoceras skinneri – тоже мелкие, клыкастые, с ногами-палочками – из своеобразного семейства Gelocidae были похожи на кабаргу.
Копытные населяли и зарождающиеся горы Центральной Азии: тибетские козлобараны, родственники овцебыка Tsaidamotherium hedini и Ts. brevirostrum оказались истинными единорогами: на их затылке сверху располагался толстый, очень короткий, круглый в сечении пенёк с шероховатым «спилом» – основание единого рога, вероятно, немного загнутого вперёд наподобие фригийского колпака. Цайдамотерии представляют семейство бычьих Bovidae, столь успешное в будущем и столь важное для нашего нынешнего существования.
Tsaidamotherium hedini
Бычьи оказались суперуспешной группой, занявшей самые разные местообитания. Харизматичны винторогие антилопы Европы и Африки типа Palaeoreas lgomphoindermayeri, Protragelaphus skouzesi, P. theodori и нескольких видов Prostrepsiceros. Число подобных родов и видов выросло чрезвычайно. Первые антилопы были скорее лесными животными, но быстро стали выходить на открытые места, где часть превратилась в импал Aepyceros и газелей Gazella, уже в позднем миоцене достигших такого совершенства, что эти роды не поменялись доныне. Труднее с освоением степей было у оленей: саблезубые мунтжаки Stephanocemas с рогами в виде лопатки с короткими отростками на высоком черенке оставались жителями кустов.
Огромное количество останков позднемиоценовых млекопитающих найдено в местонахождении Пикерми в Греции. Тут обнаружены кости сотен животных – носорогов, гиппарионов, антилоп, газелей, гиен, обезьян. Впечатляет сохранность останков: практически целые черепа и полные скелеты позволяют судить не только о строении и экологии, но и об индивидуальной изменчивости. С материалов Пикерми в немалой степени началась палеонтология в Европе.
Морские потомки копытных – киты – расцвели в миоцене пышным цветом. Миоцен можно считать миром китов: обилие их видов втрое превосходило современное. Впечатляет, например, перуанский кашалот Livyatan melvillei – длиной 13,5–17,5 м, то есть как современный кашалот; выходит, это был один из самых больших хищников планеты. Верх широкого и относительно короткого черепа левиафана был сильно вдавлен, видимо, тут располагался спермацетовый мешок, придающий столь характерную форму голове современного кашалота. Трёхметровый череп левиафана был в полтора раза короче, чем у кашалота (но втрое больше, чем у косатки), зато его жевательные височные мышцы – вдвое-втрое больше, челюсти – не в пример тяжелее и усажены очень немногочисленными, но чрезвычайно большими – 12 см в диаметре и больше 36 см длины! – коническими зубами, причём и нижними, и верхними. Не исключено, что левиафан охотился на других китов. Родственный и в целом похожий Acrophyseter robustus был заметно меньше – каких-то 4,5 м, – но на его челюстях у оснований задних верхних зубов – страшных толстых клыкообразных конусов – наросли огромные бугры укрепляющих экзостозов. Очевидно, сила мышц была фантастической; здоровенная височная мышца надёжно зажимала добычу, а почти горизонтальная жевательная мышца сдвигала нижнюю челюсть назад, отпиливая кусок, тем более что верхние и нижние зубы далеко заходили друг за друга.
У современных кашалотов Physeter macrocephalus, карликовых кашалотов Kogia breviceps и кашалотов-малюток Kogia sima зубы хорошо развиты только на нижней челюсти, там один зуб может весить до килограмма. Верхних же зубов обычно бывает только пара-другая, причём иногда они не прорезываются или быстро выпадают. Такое странное сочетание не мешает кашалотам ловить кальмаров, в том числе гигантских, для чего киты ныряют до двухкилометровой глубины, побивая почти все рекорды млекопитающих. Правда, в этом кашалотов превосходят клюворылы Ziphius cavirostris, занырививающие аж на три километра!
У нескольких видов Zarhachis, Xiphiacetus bossi и X. cristatus, а также не очень родственной Parapontoporia морда вытягивалась в очень длинный тонкий ростр, делавший этих китов похожими на ихтиозавров. Появилась и странная группа ремнезубов: например, Ninoziphius platyrostris на конце длинной узкой нижней челюсти, усаженной мелкими зубёшками, имел большие загнутые вверх клыки, которыми подцеплял донных обитателей.
Судя по обилию китов, дела в морских экосистемах шли просто отлично. Правда, сами киты, как бывает и ныне, иногда путались в показаниях своих радаров и массово выбрасывались на берег, чему есть как минимум два примера в Предкавказье, где огромное количество костей разновозрастных, в том числе молодых Cetotherium mayeri залегает в отложениях песчаных пляжей.
Главные гиганты суши – хоботные Proboscidea – в миоцене тоже переживали расцвет. Что приятно, огромные кости и зубы слонов неплохо сохраняются и легко находятся, так что их эволюция отлично прослеживается в мельчайших деталях. Несть числа слонам миоцена!