Amphiorycteropus, но морфологические различия древних трубкозубов очень слабы, многие виды описаны фактически на основе только размеров и географии).
Как бы ни были далеки трубкозубы от наших предков во всех отношениях, связь с нашей эволюцией вполне прямая. Во-первых, наличие трубкозубов в отложениях очевидно указывает на засушливость климата и открытость местообитаний, что важно для реконструкции образа жизни древних приматов. Во-вторых, с некоторого момента австралопитеки и «ранние Homo» стали достаточно активно есть термитов, став редкостными конкурентами трубкозубам. Не исключено, что именно активная деятельность гоминид привела к сокращению числа видов трубкозубов; впрочем, это произошло не в миоцене, а гораздо позже.
Современные трубкозубы Orycteropus afer имеют крайне необычный внешний вид и строение. Несмотря на сходство морды с муравьедами и панголинами, трубкозубы сохраняют зубы. Правда, резцы и постоянные клыки всё же исчезли, но молочные клыки сохраняются, зато премоляров вообще избыток – пять постоянных и целых шесть молочных (правда, большая часть этих зубов крайне мелкие и быстро выпадают, так что у взрослого их остаётся только один-два), а завершается ряд тремя молярами. Зубы имеют уникальное строение: высокие коронки с постоянным ростом сложены из множества шестигранных трубочек из дентина без эмали с постоянным ростом; корни зубов тоже довольно странные – слившиеся толстые пеньки. Сохранение зубов у поедателей муравьёв и термитов весьма необычно. Весьма вероятно, что дело тут в огурцах Cucumis humifructus: это растение с сочными шарообразными подземными плодами служит трубкозубам главным источником воды, почему они радостно едят его. Семена же не перевариваются, а трубкозубы имеют привычку аккуратно закапывать свои фекалии в ямки и так сажают огурцы, отчего те растут только у нор трубкозубов. Получается истинное земледелие. Между прочим, именно этот вид практически невозможно вырастить без трубкозубов. Захочется огурчиков – обращайтесь!
Морда трубкозубов, как и зубы, тоже превращена в узкую трубку, что не отменяет носовых раковин, причём в большем числе – аж девять штук! – и более сложного устройства, чем у других млекопитающих. Ноги трубкозубов крайне примитивны: передние четырёхпалые, задние пятипалые, причём стопа похожа на стопу кондиляртра Ectoconus. Архаично сохранение большой ключицы и толстого подвижного хвоста. Между прочим, часто толстый хвост у ископаемых зверей интерпретируется как свидетельство вставания на задние ноги с опорой на этот самый хвост, и действительно, трубкозуб так и делает, хотя при его коренастости это не слишком бросается в глаза.
А вот головной мозг трубкозуба примитивный – очень маленький абсолютно и относительно, почти гладкий, зато с огромными обонятельными луковицами, по некоторым чертам даже более архаичный, чем у муравьеда, зато похожий на мозги кондиляртр, что лишний раз указывает на древнейшее отделение трубкозубов от прочих плацентарных.
Отнесение трубкозубов к афротериям основывается практически исключительно на генетических данных и географической логике, тогда как в их морфологии нет никакой внятной связи с другими представителями этой группы. Думается, в некотором будущем подходы к систематике и сама систематика млекопитающих ещё не раз будут пересматриваться; как знать, может, с обнаружением достоверных палеоценовых предков трубкозубов может оказаться, что они и есть специализированные кондиляртры, дожившие до наших дней.
Desmostylus
Водная родня трубкозубов и слонов, столь же гигантская и толстокожая, принципиально не поменялась. Кривоногие кривозубые двухметровые десмостилии Desmostylus, Palaeoparadoxia tabatai и P. media по-прежнему бродили по северным берегам Тихого Океана, иногда заныривая за морскими водорослями. Предки стеллеровой коровы Dusisiren дрейфовали вдоль тех же берегов, а шестиметровые сирены Rytiodus capgrandi и R. heali с толстыми вертикальными бивнями на верхней челюсти – по Средиземному морю.
Обилие растительноядных животных не могло не сказаться на хищниках – и оно сказалось. Изобилие миоценовых плотоядных просто великолепно. На фоне современных фаун, обычно довольно бедных на охотников, особенно крупных, миоценовое многообразие очень впечатляет. Одновременно приходит понимание, насколько же богата была растительноядная фауна и насколько бедна она ныне.
Последние креодонты исполнили свою лебединую песню, породив напоследок монстров – самых больших наземных хищников всех времён (вспоминая энрюсархуса, можно добавить – «в очередной раз»). Африканский Megistotherium osteothlastes вымахал до четырёх метров даже без учёта полутораметрового хвоста, до высоты в холке 1,8 м и набрал вес как минимум 320 кг, а по самым смелым (но вряд ли достоверным) расчётам – до 3000 кг! Кенийская Simbakubwa kutokaafrika отъелась по разным оценкам от 280 до 1550 кг! Примерно таких же размеров, разве что чуть меньших, достигли несколько видов Hyainailouros, в особенности пакистанский H. bugtiensis – 270–1740 кг и европейский H. sulzeri – 270–1280 кг (во всех этих диапазонах меньшие цифры несравнимо более реальны). Такие монстры запросто могли давить хоть носорогов, хоть слонов. При всей своей крутости, эти звери обладали и всеми недостатками креодонтов: при мощнейших челюстях и широченных скуловых дугах – мизерной мозговой коробкой с крошечным мозгом.
Что подкосило креодонтов? С одной стороны, это и очевидно, с другой же – как-то до конца не понятно. Креодонты по сравнению с хищными имели гораздо меньший мозг с несравнимо хуже развитым мозжечком. Очевидна разница креодонтов и хищных при взгляде на их черепа сверху или сзади. У креодонтов мозговая коробка махонькая, узкая, крайне низкая и полностью теряется на фоне корней скуловых отростков, а соединение между мозговой коробкой и челюстями выглядит как тоненькая талия; есть впечатление, что ещё немного – и эта связь вовсе исчезла бы. У хищных же мозговая коробка высокая и сравнительно широкая, а мощь жевательных мышц достигается за счёт большого крепления на мозговую коробку, а не скуловые дуги, при этом длина и площадь мышц и их эффективность куда как возрастают; коробка же гораздо прочнее соединена с челюстями, так что при сильных рывках добычи череп оказывается устойчивее к повреждениям.
Лапы креодонтов хорошо двигались в вертикальной плоскости, но хуже заграбастывали добычу. По этой причине креодонты были вынуждены иметь огромные тяжеленные челюсти – только ими они могли удерживать жертву. Об этом же говорят и широкие, расщеплённые когтевые фаланги, при жизни больше похожие на копыта. Но и какой-то особой прыткости креодонты не приобрели, оставаясь тяжёлыми коротконогими существами, с большими энергетическими затратами на передвижение. Разлапистые пятипалые кисти и стопы явно не были приспособлены к быстрому бегу; короткие и широкие предплюсна и плюсна, маленькая пятка и стопохождение проворству тоже не способствовали. Поясница креодонтов была длинная и весьма прочная, с крупными остистыми отростками, а потому малоподвижная, это совсем не та вертикальная пружина, что запускает прыжки куницы, бег собаки и броски кошку на добычу. По факту, креодонты больше всего напоминали медоедов или барсуков, только часто огромных и ещё более мордастых.
А ведь копытные тоже эволюционировали. Они становились быстрее, умнее и бодрее и уже не были столь терпеливы, когда их душили зубастые монстры, – вырывались, брыкались и бодались. Из-за слишком вертикальных лап креодонты намного хуже лазали по деревьям, где их обскакали виверры, куньи, еноты и кошки. Да и зубы креодонтов оказались чересчур хищными, позади хищнических зубов не осталось давящих моляров про запас, чтобы в случае недостатка мяса пожевать чего-нибудь вегетарианского. Да и прорезывались постоянные зубы у креодонтов позже, чем у хищных, что создавало проблемы: уже выросшее крупное животное на момент смены зубов оказывалось менее эффективно в питании и потому более уязвимо. В итоге уже в среднем олигоцене в Северной Америке и Евразии креодонты были вытеснены хищными, хотя последний Dissopsalis дотянул в Пакистане до времени 8–11,1 млн л. н.
Время мощных, но тупых чудовищ кончилось. Пришло время умных чудовищ. Окончательно первые места заняли хищные Carnivora.
В миоцене появляются настоящие виверровые Viverridae – генетты Semigenetta в Европе, Китае и Таиланде, а также Tugenictis ngororaensis и Kanuites lewisae в Африке. Впрочем, на наших предков эти изящные пятнисто-полосатые красавицы повлиять уже не могли.
Примитивные родственники виверр Percrocutidae в лице множества видов Percrocuta, Dinocrocuta и Belbus стали чрезвычайно похожими на огромных гиен существами. Они активно расселились по Африке, Европе и Азии, где успешно конкурировали с другими хищниками. Судя по короткомордости и скуластости, эти звери очень здорово научились разгрызать кости, хотя и про активную охоту тоже не забывали.
В позднемиоценовом китайском местонахождении Шуангонбей череп носорога Chilotherium wimani сохранил след огромной травмы над правым глазом. Размер повреждения соответствует масштабам клыков Dinocrocuta gigantea. Рана, что было приятно для носорога, полностью заросла. Кроме прочего, эта находка показывает, что динокрокуты были не падальщиками, а охотились очень даже активно.
Миоцен породил и других родичей виверр – настоящих гиен Hyaenidae: сначала мелких вытянутых виверроподобных Protictitherium и Ictitherium, а затем и куда более серьёзных Lycyaena, Hyaenictis и многих прочих. Возникли они где-то в Евразии, но уже в середине эпохи оказались и в Африке. Гиены сделали ставку на всеядность, неторопливый бег и стайность. Первое видно по их зубам, второе – быстро удлинявшимся ногам, а третье – по изобилию находок, иногда обнаруживаемых группами. Обычно гиены считаются падальщиками, но это верно лишь отчасти. И современные, и древние гиены никогда не брезговали мертвечиной, но и активно охотились во все времена. Универсальность гиен имела огромные последствия для нашей эволюции. Во-первых, гиены попали в Африку раньше псовых и, вероятно, долгое время составляли им суровую конкуренцию. Если бы шакалы и волки раньше нужного освоились на Чёрном Континенте, возможно, обезьяны так никогда и не спустились бы на землю и просто наверняка не стали бы всеядными разумными, слишком уж совпадают экологические ниши собак и людей. Во-вторых, гиены сами были серьёзнейшей преградой для эволюции наземных приматов; оттого наши предк