[21]… Но все они померкнут перед твоим взором, когда ты окажешься в окрестностях города Белых Стен, одной из самых первых наших столиц. Когда увидишь золочёные вершины, устремлённые к горизонту, и ослепительные белые стены, бросающие вызов красным пескам Дешрет и сияющим водам Итеру. Ну да не будем гнать колесницу… ведь сегодня мы – в Нубте, и нет ему подобных во всей Та-Кемет. Нить от него тянется к самому Хут-Уарет[22], откуда родом династия наших Владык.
Нахт пытался угнаться за речью чати, запомнить все эти названия, которыми Таа щедро сдабривал свою речь. Сколько этот человек прочёл летописей и священных текстов – не перечесть! И, конечно же, он, правая рука Владыки Усермаатра-Мериамона, объездил всю Та-Кемет. Жизнь же самого Нахта, по сути, ограничивалась Долиной Царей и окрестностями. Всего несколько фраз, и пропасть между ними стала так очевидна – он слушал, разинув рот, как мальчишка.
И тогда он подумал, что же может быть нужно от них с Шепсет такому человеку, как Таа? Чего он вообще мог пожелать такого, чего не сумела бы исполнить его свита? Да, сейчас чати вынужденно отошёл от дел, а детали этой истории оставались туманны – по каким-то причинам ему ведь сохранили жизнь и даже позволили уйти. Или, что вероятнее, он воспользовался своими многочисленными связями – как, например, с Мутнофрет.
Коротко меджай посмотрел на Шепсет. В отличие от него, жрица говорила с чати на одном языке, хоть и уступала ему и в возрасте, и по положению.
Впервые Нахт задумался о том, что и между ним и жрицей разница была довольно велика. Боги свели их в странном переплетении судеб, но он был простым стражем некрополя, а она – вельможной дамой из свиты самого Владыки. Забывать об этом, пожалуй, не стоило, как бы легко они ни общались.
Эта мысль отрезвляла, как колодезная вода, вылитая на голову.
– Поведаешь ли нам, зачем ты привёл нас сюда, мудрейший чати? – почтительно спросила жрица. – Мы ведь уже достаточно далеко от ослепительных стен обители Сокрытого Бога?
Таа, похоже, оценил иронию, ведь она повторила его собственные слова, сказанные в столице. Его губы дрогнули в полуулыбке.
– Да, теперь мы во владениях совсем иных сил, и я могу рассказать в том числе о цели нашего путешествия. Но всё постепенно.
Нахт украдкой закатил глаза. Куда уж более постепенно? Чати и так начал свою речь с пространных разговоров о городах, которые вообще не имели отношения к делу. Или всё-таки имели?
Жестом Таа пригласил их присесть у невысокого столика, где кто-то из его слуг уже оставил чаши с прохладными напитками и лёгкие закуски из фруктов и ломтиков рассыпчатого сыра. Рядом на блюде лежал ароматный хлеб, уже разломанный.
У Нахта заурчало в животе – он понадеялся, что не слишком громко. Последняя трапеза была ещё вчера вечером, на борту ладьи. Но Шепсет почему-то не выглядела заинтересованной, словно пища ей не требовалась вовсе. Конечно же, это было не так. Воин помнил, как они шли от мастерской бальзамировщиков, спешили, чтобы опередить возможную погоню, прятались в разорённых гробницах. И он пытался добыть для своей спутницы хотя бы скудную еду, на которую она набрасывалась, как шакал в год засухи.
Таа расположился напротив меджая и жрицы, спиной к окну, словно не боялся никакой угрозы или бросал ей вызов. Казалось бы, побывав в самом сердце клубка интриг, жертвой которых пал сам Владыка, будешь бояться собственной тени. Удара в спину – так точно. Но, скорее всего, этот человек просто умело скрывал свои страхи и тревоги. Иначе при дворе было нельзя. Никто не должен увидеть твою слабость – тотчас же воспользуются.
«Я же два года воспитывалась при дворе, помнишь? Та ещё корзина со змеями», – сказала ему как-то Шепсет. Нахт невольно вспомнил свою мать, Мутнофрет. Вот уж у кого точно не было никаких лишних эмоций – ничего, что могло помешать достижению целей.
– Здесь живут те, к кому не стоит обращаться без крайней нужды, – проговорил чати. – Их Божество своенравно – дикая первозданная Сила, иссушающая жизнь или защищающая непокорным пламенем. Смотря какой гранью Он повернётся к тебе. Но в конце концов, разве не самая крайняя нужда ведёт нас теперь? – Таа чуть улыбнулся, отхлебнул из своей чаши, отщипнул немного сыра.
Нахт принял это как приглашение – тоже потянулся за едой. Свежий хлеб пах изумительно и на вкус оказался не хуже. Хека, лежавшая рядом, ближе к Шепсет, неуловимо переместилась и ткнулась носом в локоть воина. Мол, дела делами, а о насущном тоже забывать не стоит – например, покормить священного зверя.
– Так здесь – город Сета, владыки бурь? – проговорила Шепсет, осторожно пробуя на вкус имя противоречивого бога, не желая призывать его всуе. – Но я полагала, сердце его культа сокрыто в Хут-Уарет.
– Безусловно, наши Владыки чтят Хут-Уарет, а великий Сетепенра[23], да осияют его Боги своей милостью в вечности, даже воздвиг там новую столицу, наш великий Пер-Рамсес[24]. Но прежде, когда-то очень давно, задолго до объединения, был Нубт… и было это здесь. Не стану утруждать вас рассказом о вражде Хора и Сета, как повествуют о ней местные жрецы со времён противостояния Нубта и Нехена, что лежит дальше на юге. Вспомним лишь, что нынешняя династия Владык почитает обоих Богов, как когда-то чтили их и правители древности. Возможно, даже больше, ведь Сета они называют не меньше, чем своим предком. Личное имя отца моего Владыки было Сетнахт. Личное имя одного из основателей династии – Сети, и был он в самом деле жрецом Сета, ни больше ни меньше.
Произнося личные имена Владык, Таа сделал рукой защитный жест. Хотя странно было, что кто-то вообще посмеет призывать их вот так просто, в ходе беседы.
Значение собственного имени Нахт знал – «Могучий».
Имена Владык – «Сет Могучий» и «Человек Сета» – говорили сами за себя. И возможно, именно здесь эти правители обретали силу для своих свершений, а не только в Ипет-Сут и собственных Храмах Миллионов Лет.
– Чтобы помочь династии, мы должны обратиться к её корням, так? – понял Нахт. Шепсет посмотрела на него почти с восхищением, и от этого вдруг стало очень приятно.
– Именно так, меджай, – улыбнулся Таа. – Всё же жреческое воспитание не проходит даром, какой путь ни избери.
Воин чуть поморщился, предпочитая не вспоминать, какую роль мать сыграла в его становлении.
– Хозяева не менее своенравны, чем их божество, и редко соглашаются на встречи, а уж тем более – приглашают сами, – продолжал чати. – Даже моё положение не залог их гостеприимства, хоть я и наделён некоторыми, скажем так, привилегиями. Случившееся стало для многих из нас тёмным знамением, прокатилось по Кемет до самых дальних уголков. Встревожило и их тоже, хотя их мало что беспокоит. Теперь они надеются, что я принесу им ответы. Что ж, хотя бы один ответ у меня есть, – Таа чуть кивнул Шепсет, но сейчас его взгляд был не оценивающим, а почти доброжелательным. – Посмотрим, к чему это приведёт.
Жрица и меджай переглянулись. Вот, значит, о каких «дедах» предупреждал незнакомец – о местной общине жрецов самого Сета, Бога, предпочитавшего оставаться в тенях даже теперь, когда трон занимала Его династия.
– К чему нам нужно быть готовыми? – спросил Нахт.
– Всё как всегда. Больше слушать, меньше говорить. Лучше даже вообще не говорить, пока не спросят. Они собирают многовековую мудрость по песчинкам, но редко когда желают делиться ею. Очень важно не упустить ни единого драгоценного слова, тщательно просеять сквозь разум и запомнить.
– Новые загадки и никакой ясности, – пробормотала Шепсет, грустно усмехнувшись, но Нахт услышал.
– Ты сама по себе загадка. Уверен, им тоже любопытно на тебя взглянуть.
– Совершенно точно, – кивнул Таа, – и на это – мой особый расчёт.
Щёки жрицы окрасились румянцем, а в глазах, как показалось меджаю, вспыхнул огонёк гнева или обиды. Конечно же, кому такое понравится, быть для других только диковинкой, непонятным инструментом, который и хочется использовать, и боязно.
Нахту хотелось как-то поддержать Шепсет, показать, что уж он-то воспринимает её иначе. Но он просто не знал, как это сделать. Взять её за руку показалось глупым, потому меджай молча подхватил чашу и залпом выпил прохладный напиток. Он не узнал, из каких тот был приготовлен фруктов и трав – вкус казался немного странным, кисловатый и вместе с тем пряный. «Ну, не отравят же нас здесь, в самом деле», – подумал меджай, да и поздно уже было спохватываться.
– А когда назначена встреча? – спросила Шепсет.
– Полагаю, что прямо этой ночью. Потому я советую вам как следует отдохнуть, – Таа лукаво усмехнулся, – а не тратить время и силы на попытки исследовать тайны чужой обители.
Это словно ознаменовало конец разговора – чати отпускал их. На пороге вырос молчаливый слуга, жестом пригласил воина и жрицу следовать за ним и препроводил их в другую часть дома. Нахту выделили место с воинами Таа, а Шепсет поручили заботам средних лет женщины, исполнявшей здесь роль хозяйки в отсутствие чати.
Меджай предпочёл бы не разделяться, да и жрица явно хотела с ним что-то обсудить с глазу на глаз, но беседу пришлось отложить. Они лишь успели обменяться понимающими взглядами, давая друг другу понять, что были здесь не одни.
Глава IV
1-й год правления Владыки
Рамсеса Хекамаатра-Сетепенамона
Шепсет
В обществе хозяйки дома – или домоправительницы, следившей за хозяйством, Шепсет так и не поняла – жрице было неловко. Та не вела себя враждебно, но и доброжелательности не проявляла, только сухую учтивость. Показала комнату на женской половине дома, где жили пара её родственниц, так же следивших за домом, и удалилась.
Шепсет обрадовалась, что пока что осталась одна, без чужих людей. С удовольствием она умылась из оставленной для неё чаши и съела немного фруктов и сыра. Потом растянулась на свободной лежанке, чтобы немного отдохнуть, но спохватилась – достала из сумки бережно завёрнутую алтарную статуэтку Беса, подаренную Садех. Поставив защитника у изголовья, жрица разложила перед ним несколько ломтиков фруктов и сыра и только после уже легла обратно.