– Хекерет-Нэсу Шепсет, – проговорил шелестящий голос – теперь уже точно вслух.
– Царская дочь, сокрытая, но названная. Лишённая имён и титулов и всё же восторжествовавшая в жизни, – вторил ему другой голос.
– Его надежда, оставленная и возвращённая.
– Добро пожаловать в Нубт, где сам Властитель Семи Звёзд приветствует тебя.
Она услышала шорох одежд, шаркающие шаги. Несколько фигур неспешно выступили из мрака запутанных ходов святилища. Но до конца они на свет так и не вышли – их лица оставались скрытыми за причудливой игрой теней и света. А может быть, даже не лица, а ритуальные маски – не разглядеть. В трепещущих всполохах огней их белые жреческие одежды, казалось, отливали тёмной медью.
– Мы ждали тебя здесь.
– Ждали давно, ещё прежде, чем ты пересекла границу снова. Пришла оттуда, откуда нет возврата.
– Прежде, чем ты осознала себя.
– Прежде, чем перестала страшиться своей Силы и Тех, кто, как и мы, ждал встречи с тобой.
Шелестящие голоса разносились с разных сторон, но Шепсет казалось, что говорит кто-то один, единый и многоликий. И жрецы словно были его разными аспектами.
Нахт рядом внешне сохранял спокойствие, но девушка чувствовала его напряжение и тревогу. Он вообще не был мастером скрывать то, что на сердце. Люди, не посвящённые в жреческие таинства, всё равно инстинктивно чувствовали Ту Сторону. И сейчас меджай, скорее всего, вспоминал их бой в гробнице, которая перестала быть привычным пространством.
Словно в ответ на эту её мысль один из жрецов произнёс с улыбкой, обращаясь уже к меджаю:
– Не страшись, верный страж, здесь никто не причинит ей вреда.
– А ты станешь порукой тому, что она сумеет вернуться.
«Что бы это ни значило…» – растерянно подумала Шепсет. Но нельзя было задавать вопросы первой – только слушать и запоминать.
– С чем они пришли? В их сознании нет ясности, – вдруг недовольно проговорил один из жрецов. – Всё равно что спускаться во мрак, видя не дальше следующего шага.
– Будь милосерднее к молодости и неведению. Они успели увидеть пока ещё не так много.
– Они хотят помочь и в этом видят свой долг.
– У царской дочери нет выбора – ради этого её призвали. Ради этого он выбрал её, как только разглядел.
О ком они говорили – неужели о Владыке Рамсесе? Сердце защемило в болезненной нежности.
– А вот у стража выбор был, – в этом голосе Шепсет почудилась лукавая усмешка. – Так смело перекроить свою судьбу. Ему ведь предлагали забыть, не увидеть то, что не положено. Уйти, притвориться, что не стал свидетелем. Лёгкий путь.
Жрица перевела взгляд на меджая, увидела, как воин стиснул зубы. Нужно будет расспросить после – если он, конечно, захочет говорить. А может, и не стоит – он ведь уже и так рассказал, как его обвинили в гибели старшего бальзамировщика Павера.
– Страж тоже отмечен псоглавыми. Его выбрали для неё. Сказали: «Помоги!»
– Псоглавая послала за ним свою вестницу. Одной Хекерет-Нэсу не справиться.
Рука Нахта, сжимавшая пальцы Шепсет, чуть дрогнула.
– Но ведь он мог отказаться? Мог. Разве не было сомнений в его сердце?
– Выбор сделан и подтверждён.
– Подтверждён!
– Подтверждён!
– Ну а царская дочь… Разве не пыталась она сбежать, запереть свою память в гробнице разума? Так было безопаснее – не видеть себя, чтобы не видели другие. Попытаться прожить человеческую жизнь.
– Собирала себя по кускам. Части склеены воедино чужой кровью, отмечены, оплачены. И мёртвые благословляют её след, идя за ней по пятам.
– Открывают её взор.
– Дают ей своё оружие.
Она подняла хопеш, брошенный к её ногам. Изувеченная рука Руджека легла ей на плечо, становясь её продолжением.
«Мы будем рядом… рядом с тобой…»
Видение, уже пережитое, стало таким ярким, словно Шепсет прямо сейчас уснула и прожила его снова. Так… странно. Жрецы обсуждали их с Нахтом туманными обрывочными фразами, в которых лишь смутно угадывались смыслы. Это было неприятно, словно их разделили на части и теперь пристально разглядывали. Взвешивали, достойны ли они, или просто не нашлось никого получше на эту роль. Девушка подавила внутреннее возмущение.
«Деды и есть деды», – раздражённо подумала она, сохраняя внешнюю невозмутимость. Но если жрецы Сета уже знали о них с Нахтом так много – вряд ли помогут маски.
Оба зверя сидели всё так же неподвижно, ожидая.
– Сочтём, что испытаны?
– И ещё будут испытаны не раз.
– Но выбор совершён и одобрен.
– Одобрен!
– Одобрен!
– А что если не справятся? – вкрадчивый голос заставил всех замолчать. Они словно бы обдумывали, если только всё это не было заранее заготовленной мистерией. – Песчаная буря уже идёт, и одно из русел Великой Реки уже оскудело.
– Слава Пер-Рамсеса тускнеет, хоть пока не угасает. Обе Земли оплакивают своего защитника. Отблески заката догорают – уходит божественная ладья, и он продолжает свой путь вместе с Ра.
– Я скажу то, что вижу. У меня нет обыкновения предрекать то, что не наступит[29]. День будет начинаться преступлением; страна погибнет без остатка, без того, чтобы осталась запись о ее судьбе. Стране будет причинен вред, но не будут печалиться о ней, не будут говорить, не будут плакать.
Голос набирал силу, прокатываясь в полумраке мрачным эхом.
– Итеру станет сушей Кемет. Через воду будут переправляться пешком и не будут искать воду для судна, чтобы дать ему плыть, ибо его путь станет берегом, а берег – водою… Я показываю тебе страну, переживающую болезнь, – то, что не происходило, произойдёт.
Шепсет содрогнулась. Эти слова казались смутно знакомыми, но она никак не могла вспомнить, где уже могла слышать их. Или это всё уже было в каких-то её смутных пророческих видениях? Немыслимо, но жрецы Сета сейчас говорили не просто о смуте, заражающей Обе Земли, словно порча. Они говорили о полном упадке Кемет! Когда сама природа обернётся против людей, и Боги отвернутся от них.
– Наш защитник пал раньше срока. Теперь некому сравняться с ним. Исфет поднимает голову, оживает, как давно уже не случалось.
– Теперь – в последний раз?
– Нет, пока ещё есть надежда.
– Южные ветры будут отвращать северные, – голос прорицателя отличался от других – словно гул, исходящий из-под земли, откуда-то из невидимых недр храма. – Не будет неба с одним ветром…
– Как бы возрадовались в проклятом Нехене, да уж замело его песками, – рассмеялся кто-то. – Ах славное было время! Но обрёл уже Хор Великий иной лик. Не станем поминать старое.
– Не станем.
– Да и не из Нехена дует этот проклятый иссушающий ветер.
– И на востоке возникнут враги. Спустятся в Кемет из-за отсутствия укреплений, и чужеземец будет находиться рядом. Не услышит воинство. Будет медлить во вратах ночью. Войдут враги в укрепления. Не сон ли это в моих глазах? Не сплю ли я, говоря, что я бодрствую?
– Слова твои – одно мрачнее другого.
– Но нет, ты и правда не спишь. Зришь ясно.
– Говори, говори, пусть услышат и убоятся!
– Один будет убивать другого. Я показываю тебе сына в виде врага, брата в виде противника. Человек будет убивать своего отца. Все уста будут полны слов: «Пожалей меня!» Всё добро исчезнет, так что погибнет страна. Будут устанавливаться законы, которые будут постоянно нарушаться деяниями. Будут опустошать всё, что найдут. Свершится то, что никогда не совершалось…
Шепсет стало холодно и одиноко. Она словно снова вдруг оказалась в забвении, в бездонных свинцовых водах, спелёнатая ими, точно погребальным саваном. И лишь тёплая ладонь Нахта напоминала о том, что она всё ещё здесь, всё ещё жива.
Вот только жива ли?..
– То было предсказано и предугадано ещё до нас.
– Но лишь теперь сбудется окончательно.
– Или не сбудется пока, отсрочится?
– Равного последнего защитнику в его роду нет. Тяжело придётся.
– Потому подняли головы служители Сокрытого Бога. Сумеют ли стать новыми властителями Кемет?
– Таковыми мнят себя, да. Ибо и Амон провозглашён царём всех Богов, владыкой престолов, господином вечности, дарующим дыхание и процветание. Коли власть защитников ослабнет, займут их место.
Голоса жрецов перешли на шёпот и бормотание, которое разбирали только они сами. Шепсет показалось, что о них с Нахтом забыли.
И тогда меджай не выдержал.
– Как нам остановить Исфет? – воскликнул он, окидывая взглядом полувидимые фигуры жрецов. – Хватит пугать. Помогите нам понять, вы же сами нас призвали!
Святилище мгновенно погрузилось в тишину, бормотание стихло. Даже огни светильников будто бы потускнели. Со вздохом жрица провела ладонью по лицу – останавливать меджая было уже поздно. Ругать, в общем-то, тоже. Теперь им точно никто ничего не прояснит.
Невидимые колкие взгляды обратились к Шепсет и Нахту – девушка чувствовала их кожей.
А потом жрецы отступили глубже во мрак. Негласные правила были нарушены, аудиенция – окончена.
Глава VII
1-й год правления Владыки
Рамсеса Хекамаатра-Сетепенамона
Шепсет
С досады девушке захотелось пнуть ближайший камень, но она сдержалась.
Священный зверь Сета остался – сидел всё так же неподвижно, мало чем отличаясь от гранитной статуи рядом с ним. Могло ли статься, что дерзость прогневала не только жрецов, но и их своенравного Бога? И сейчас их ждёт наказание? Ну, говорил же Таа, предупреждал: слушать и не перебивать, собирать крупицы просеянной ими мудрости и не выказывать нетерпения и непочтения.
«Ох Нахт…»
Меджай нахмурился, вздохнул, пожимая плечами, – мол, сама видишь, что с них возьмёшь. Шепсет подавила желание его как следует стукнуть – толку-то? Да и к тому же она была с ним согласна – ей уже до смерти надоели их загадки. А уж от мрачных пророчеств и вовсе всё внутри переворачивалось. Она чувствовала себя настолько же беспомощной, как в тот день, когда малый совет во дворце Владыки вынес ей приговор, и никто не вступился за неё, даже царевич.