9
«Где некогда гуляла Прозерпина»…
То же и у Мандельштама, хотя и не везде (см. ниже):
В Петрополе прозрачном мы умрем,
Где властвует над нами Прозерпина.
Мы в каждом вздохе смертный воздух пьем,
И каждый час нам смертная година.
Почему, черт возьми, у этих грамотных и практичных, вдобавок, таких озабоченных своей смертностью акмеистов – вдруг Прозерпина? Почему не более благозвучная, вдобавок, аутентично греческая, а не вторично-латинская – Персефона?
Боюсь, не только потому, что «Персефона» опасно перекликается с «Петрополем», что, конечно, недопустимо. Думаю, прежде всего из-за того, что это слово хоть и красивое, но (как и Прозерпина) чужое – не греческое. Никакой аутентичности. Увы, индоевропейское догреческое, проходом минойское, появляющееся в безразличных греческим диалектам вариантах (например, гомеровское Persephoneia (Περσεφονεία), а также очевидно восходящие к санскриту Persephassa (Περσεφάσσα) и Persephatta (Περσεφάττα)), вдобавок, не имеющее греческой этимологии. Иными словами, для всякого, кто, как наши гимназисты, учил древнегреческий и общался с ассириологами, Персефона – безродное, кошмарно никакое, в отличие от несомненно латинского Proserpina– впрочем, тоже очень странного. Неспроста чуткий знаток родной латыни Цицерон в диалоге DeNaturaDeorum («О природе богов», 2,26) так неудачно рассуждал о Прозерпине. Какой-то знаток выводил ее из proserpere, переводя это слово как «проявляться», «распространяться», «произрастать» – но существовало ли оно вообще в классической латыни? Несомненно, впрочем, что «Прозерпина» восходит к латинскому sero – среди прочего, но не только, «сеять», «производить на свет», – ведь царица подземного мира – дочь и партнерша богини плодородия. Хотя – появление согласной p в корне serp довольно подозрительно. Prosero, разумеется, – «сеять», «порождать», как иsero, только в ином залоге, но вот proserpo – лишь боком сходное «выползать», «расползаться»; отсюда, естественно, serpens – «ползающий», «пресмыкающийся», «змей», отсюда и змеиная тема знаменитых Элевсинских таинств, посвященных Деметре и Персефоне (но не Прозерпине!).
Многие греческие первоисточники, дабы не выходить за легитимные пределы родного языка, называют царицу подземного мира просто Корой («девой»); в таком случае Персефона – титул царицы Тартара. Мы прочтем об этом ниже – во второй длинной цитате.
10
Всем известно, что в древнегреческом пространстве жить было весело и легко. Прекрасной иллюстрацией веселой эллинской легкости является нижеследующая формула могущественной древней магии (Гомер, «Илиада», Песнь 13, 70-74).
В трех переводах (оставлю оригинал за кадром):
«Нет, то не Калхас, вещатель оракулов, птицегадатель;
Нет, по следам и по голеням мощным сзади познал я
Вспять отходящего бога: легко познаваемы боги».
(Гнедич)
«Нет, не Калхас это был, боговещий гадатель по птицам;
Очень легко по ступням и сзади по икрам узнал я
Прочь уходящего бога: легко познаваемы боги».
(Вересаев)
«Ибо то не был Калхас, прорицающий птицегадатель.
Сзади его я узнал, когда он уходил, по движенью
Голеней легких и ног: без труда узнаваемы боги».
(Минский)
Много чудесного рассказывают об этих переводах (Гнедич – для умных, Минский – для дураков…). Если честно – Вересаев точнее других. Но какая, в сущности, разница? Главное – вот что: легко узнаваемы и, что еще важнее, легко познаваемы боги. Всего ничего – по икрам (голеням) и ступням. Что, не мелькают перед нами голени и ступни? Мелькают. Нет у нас глаз во лбу? Есть, даже с избытком. Отчего же мы столь слепы?
11
Только все ли мы слепы? Вот, скажем, Борис Садовский – смотрите, как пристально пригляделся он к икрам:
Прекрасен песий кров, когда шагнуло за ночь,
Когда Ахматова богиней входит в зал…
«Песий кров» – это, разумеется, артистическое кабаре «Бродячая собака», закрытое петербургской полицией в 1915 году. Но – кто такой Борис Садовский?
Хорошо, тогда Марина Цветаева:
Мы коронованы тем, что одну с тобой
Мы землю топчем, что небо над нами-то же!
И тот, кто ранен смертельной твоей судьбой,
Уже бессмертным на смертное сходит ложе.
Прямо Гомер…
И чуть далее:
…я пою
Горбоносую, чей смертелен гнев
И смертельна – милость.
Цветаева ахматовские икры рассмотрела:
«Бессмертным на смертное сходит ложе…».
12
Самое время выяснить, какой бог (ну, не Посейдон же) неуклюже замаскировался под Калхаса. Удивительное дело – это совсем нехитро!
Цитирую для краткости превосходный компендиум древнегреческих мифов Роберта Грейвса. Вот каким удивительным образом Грейвс сжимает биографию Деметры. Привожу канонический текст без сокращений. Выбрасываю только ссылки на источники – за ненадобностью.
Вторая длинная цитата (из Грейвса).
Происхождение и деяния Деметры
Хотя жрицы богини плодородия Деметры посвящали жениха и невесту в тайны брачной ночи, у самой богини мужа не было. В пору молодости и веселья она вне брака родила от своего брата Зевса Кору и могучего Иакха. Плутоса она родила от Иасия, или Иасиона, потомка титана, в которого влюбилась на свадьбе Кадма и Гармонии. Разгоряченные выпитым нектаром, лившимся на свадьбе рекой, влюбленные незаметно выскользнули из дома и, не стесняясь, предались любви на трижды вспаханном поле. Когда они вернулись, Зевс по их поведению и грязи на руках и ногах догадался о том, что между ними было, и возмущенный тем, что Иасион осмелился прикоснуться к Деметре, убил его перуном. Однако некоторые утверждают, что Иасиона убил его собственный брат Дардан или что его разорвали на части собственные лошади.
b. Деметра была очень добродушна, но сын Триопа Эрисихтон стал одним из немногих, с кем она обошлась сурово. Во главе двадцати сотоварищей Эрисихтон осмелился войти в рощу, посаженную пеласгами в честь Деметры в Дотии, и стал там валить священные деревья, чтобы возвести новое помещение для пиров. В образе жрицы рощи Нисиппы Деметра вежливо попросила Эрисихтона удалиться. И лишь когда вместо ответа он замахнулся на нее топором, богиня явила себя во всем величии и обрекла его на вечные муки голода, сколько бы он ни ел. Вернувшись к обеду домой, он стал жадно поглощать все, что ставили перед ним родители, и не мог остановиться. Но чем больше он ел, тем голоднее становился и все больше худел. Наконец, когда дома не осталось уже ни крошки, он стал уличным попрошайкой и ел даже отбросы. Критянина Пандарея, укравшего у Зевса золотого пса и тем самым отомстившего за убийство Иасиона, Деметра наградила по-царски, навсегда избавив его от болей в животе.
с. Веселость Деметры прошла, когда она потеряла юную Кору. В нее влюбился Гадес и отправился к Зевсу просить ее руки. Боясь решительным отказом обидеть своего старшего брата и зная, что Деметра не простит ему, если Кора окажется в Тартаре, Зевс поступил довольно дипломатично. Он заявил, что хоть и не дает согласия, но и не отказывает. Услышав такой ответ, Гадес решил украсть девушку, когда она собирала полевые цветы, — кто говорит, что в Энне в Сицилии, кто называет Колон в Аттике, кто Гермиону, кто разные места на Крите, кто говорит, что это случилось недалеко от Пизы или Лерны, а кто говорит, что за Фенеем в Аркадии или у Нисы в Беотии. Называют и другие далеко расположенные друг от друга места, которые посетила Деметра в поисках Коры. Однако ее собственные жрицы считают, что это произошло у Элевсины. Девять дней и ночей без еды и питья искала Кору Деметра, тщетно взывая к ней. Только от старой Гекаты ей удалось узнать, что та однажды утром слышала, как Кора кричала: "Похищают!"— но, поспешив на помощь, не обнаружила даже следов Коры.
d. На десятый день, пережив неприятную встречу с Посейдоном среди табунов Онка, Деметра, изменив обличье, явилась в Элевсин, где ее гостеприимно встретили царь Келей и его жена Метанира и предложили стать кормилицей их новорожденного сына Демофонта. Их хромая дочь Ямба пыталась утешить Деметру смешными непристойными стихами, а старая няня Баубо заставила ее с шуткой выпить ячменного отвара: она застонала, словно в родовых муках, и неожиданно достала из-под юбки родного сына Деметры Иакха, который бросился на руки матери и поцеловал ее.
е. "О, как жадно ты пьешь!" — воскликнул Абант, старший сын Келея, увидев, как Деметра залпом выпила целый кувшин сдобренного мятой ячменного отвара. Деметра мрачно взглянула на него, и он превратился в ящерицу. Устыдившись случившегося, Деметра решила сослужить Келею службу и сделать Демофонта бессмертным. Той же ночью она вознесла его над огнем, чтобы сжечь его смертную природу. Но не успела Деметра завершить все необходимое, чтобы сделать человека бессмертным, как вошла Метанира, которая была дочерью Амфиктиона, чары исчезли и Демофонт скончался. "Несчастье пришло в мой дом!" — причитал Келей, оплакивая двух своих сыновей, после чего его стали звать Дисавл. "Осуши слезы свои, Дисавл, — сказала Деметра. — У тебя еще осталось три сына, среди которых Триптолем, которого я решила одарить так, что ты забудешь о своей двойной утрате".
f. Случилось так, что Триптолем, пасший отцовский скот, узнал Деметру и сообщил ей то, что ей так хотелось узнать. По его словам, десятью днями раньше его братья Эвмолп-пастух и Эвбулей-свинопас пасли свои стада, когда земля неожиданно разверзлась, и на глазах у Эвбулея все его свиньи полетели вниз, затем раздался тяжелый конский топот, появилась запряженная черными лошадьми колесница и исчезла в образовавшемся провале. Лица возничего было не разглядеть, но пастух заметил, как правой рукой он крепко обхватил громко кричавшую девушку. Обо всем увиденном Эвбулей рассказал Эвмолпу, который сочинил об этом горестную песнь.