— Эти юноши себе на уме!
— Все мы дети Евы и Адама, — ответила она с досадой.
— Да, конечно, но…
— Мир изменился, разве не так?
— Мир изменился, но они еще не изменились…
В ее взгляде отразилась работа мысли.
— После того как научусь читать и писать, я стану учиться какой-нибудь профессии, например портнихи, — сказала она.
Я боялся ранить ее чувства и поэтому лишь осторожно спросил:
— Он действительно любит тебя?
Она кивнула.
— Да сохранит тебя аллах и пошлет тебе счастье.
Время от времени я помогал ей в занятиях по овладению грамотой. Все в пансионате уже знали о том, что она учится. И никто не смеялся над Зухрой, во всяком случае в ее присутствии. Я был уверен, что каждый из нас в той или иной степени одобрял ее действия. Талаба Марзук следил за развитием событий, от его пристального внимания ничто не могло ускользнуть. Однажды он сказал мне:
— Какова же будет развязка в истории Зухры? Может быть, мы получим однажды киносценарий, как ты думаешь?
Я послал его к черту.
Как-то вечером я, по обыкновению, отправился в холл и увидел там Зухру, сидящую на канапе с незнакомой девушкой, очень изящной. Я догадался, что это учительница. Она пришла сюда потому, что у нее в квартире нельзя было заниматься — у ее родителей были гости. С тех пор она не раз приходила в пансионат и не могла нахвалиться своей ученицей.
Однажды, когда Зухра принесла мне кофе, я заметил, что она очень мрачная. Я спросил, здорова ли она.
— Как бык!
— А занятия?
— Все в порядке.
— Значит, дело в нашем друге аль-Бухейри! — заключил я.
Мы помолчали, прислушиваясь к шуму дождя.
— Мне тяжело видеть тебя такой угнетенной, — сказал я.
В ее глазах засветилась признательность.
— Что же случилось?
— Счастье покинуло меня.
— Я давно и не раз говорил тебе…
— Все это не так просто, как ты себе представляешь! — Она с грустью смотрела на меня. — Что мне делать? Я люблю его. Что делать?
— Ты думаешь, он обманывает тебя?
— Нет, он тоже любит меня, но все время говорит о каких-то трудностях.
— Но если человек любит…
— Он любит меня, — повторила она настойчиво, — однако постоянно говорит о трудностях.
— Но раз вы любите друг друга, ты сама должна знать, что делать.
— Да, я, конечно, знаю, что нужно делать, но сделать этого не могу.
— Пойдем, — прошептала Марианна, — пришли родственники Зухры.
Я направился за ней в холл. Там сидели сестра Зухры и ее муж. Зухра стояла посреди холла и смотрела на них твердо и решительно.
— Это хорошо, что ты пришла к мадам, — сказал мужчина, — но это позор, что ты убежала.
— Ты опозорила нас на всю деревню, — подхватила сестра.
— Я свободна, и никому до меня нет дела! — гневно возразила девушка.
— Если б твой дед мог приехать сюда!
— У меня нет никого после смерти отца.
— Стыдно говорить так. Ведь дед хотел выдать тебя замуж за достойного человека.
— Он хотел продать меня.
— Аллах простит тебя… поедем домой…
— Я не вернусь.
Муж сестры хотел что-то сказать, но Зухра опередила его.
— А тебя вообще это дело не касается. Я здесь работаю, а не развлекаюсь и живу на то, что зарабатываю в поте лица.
Мне казалось, что они готовы были высказать свое мнение о мадам, о пансионате, о статуе девы Марии, однако не посмели.
— Зухра — дочь человека, которого я уважала, — сказала Марианна, — и я отношусь к ней, как к дочери. Если она захочет остаться, я буду рада. — И посмотрела на меня, ища поддержки.
— Подумай, Зухра, и выбирай, — сказал я.
— Я не вернусь, даже если вернутся мертвые! — решительно повторила она.
Визит родственников Зухры закончился неудачей. Уходя, муж сестры бросил в лицо девушке:
— Убить тебя мало!
После их ухода мы долго не могли успокоиться.
— Скажи честно, — обратилась ко мне Зухра, — ты считаешь я неправильно поступила?
— Я бы хотел, чтобы ты возвратилась в деревню!
— Возвратиться… на позор и унижение?
— Я сказал «хотел бы», Зухра, то есть я был бы рад, если бы, вернувшись, ты нашла там свое счастье.
— Я действительно люблю землю и деревню, но я не люблю произвол!
Воспользовавшись моментом, когда мадам вышла, Зухра с грустью призналась мне:
— Ведь здесь у меня любовь, учеба, надежды!
Я понял, что тяготило ее. Так же, как и она, я покинул со своим отцом деревню, которую любил, но жить в которой не мог. Только благодаря своему упорному труду я сумел получить образование. Так же, как и ей, мне бросали глупые обвинения, говорили, что я заслуживаю смерти. Так же, как она, я обрел здесь любовь, радость познания, надежды. Да пошлет тебе, Зухра, аллах счастье большее, чем мне!
Была уже поздняя осень. Но в Александрии этого совсем не чувствовалось — дни стояли теплые, светлые; с чистого голубого неба струились мягкие солнечные лучи.
В один из таких погожих дней я остановился на площади ар-Рамль у киоска, заваленного книгами и журналами в пестрых цветных обложках. Продавец Махмуд Абуль Аббас улыбнулся мне и сказал:
— Господин бек?
Я подумал, что ошибся, расплачиваясь за книги, и вопросительно взглянул на него.
— Господин живет в пансионате «Мирамар?»
Я кивнул.
— Прошу извинить меня. Есть у вас в пансионате девушка по имени Зухра?
— Да, — ответил я, заинтригованный.
— А где ее родные?
— Почему это тебя интересует?
— Прошу извинить меня. Я хочу посвататься к ней.
— Родные ее в деревне, — сказал я, немного подумав. — Но, мне кажется, она не в ладах с ними. А Зухра знает о твоем намерении?
— Она иногда приходит за газетами, но я не осмеливался с ней заговорить.
В тот же вечер он навестил мадам и попросил у нее руки Зухры. После его ухода мадам переговорила с Зухрой и та, не задумываясь, решительно отказала ему.
Талаба-бек, услышав об этом, сказал:
— Ты, Марианна, испортила девушку. Отмыла ее, одела в свое платье, она общается с интеллигентными юношами, и вот в голове у нее уже бродят разные мечты. Это все может иметь лишь один конец!
Когда Зухра принесла мне в комнату кофе, я сказал ей:
— Тебе нужно хорошенько подумать об этом…
— Но ты же все знаешь! — нехотя ответила она.
— Нет вреда лишний раз подумать и посоветоваться.
Она с упреком взглянула на меня.
— Ты видишь во мне жалкое существо, которому незачем смотреть вверх!
Я сделал протестующий жест:
— Дело в том, что я считаю Махмуда Абуль Аббаса вполне подходящим для тебя мужем, и поэтому…
— С ним я вернусь к той же жизни, от которой бежала!
Мне нечего было ей возразить.
— Однажды я слышала, — продолжала она, — как он отзывался о женщинах. — Он говорил, что женщины различаются только по виду, но все они сходны в одном: женщина — это просто красивое животное. Единственное средство, с помощью которого можно приручить их, — это башмак!
Она с вызовом взглянула на меня.
— А разве это грех — тянуться к лучшей жизни?
Я не нашелся, что ответить. Я не буду надоедать тебе своими старческими советами. Да сохранит тебя аллах, Зухра.
— Важные события происходят вокруг, а ты, старик, ничего не знаешь! — сказал со злорадной улыбкой Талаба Марзук.
Мы сидели вдвоем в холле. С улицы слышался монотонный шум дождя.
— Что случилось? — спросил я, ожидая чего-то неприятного.
— Дон-Жуан аль-Бухейри тайно готовит переворот.
— Что это значит? — я сразу подумал о Зухре.
— Он избрал новый объект для своих ухаживаний!
— Говори прямо!
— Хорошо. Пришел черед учительницы!
— Учительницы?
— Точно. Я заметил, какими они обменивались взглядами. А ты знаешь, у меня есть опыт в таких делах.
— Ты во всем видишь только гадости.
— Папаша Амер, — сказал он насмешливо, — я приглашаю тебя в свидетели захватывающей драмы, разыгрываемой в «Мирамаре»!
Я не хотел верить ему, но что-то смутное тревожило меня. А тут еще Хусни Алям рассказал нам о стычке между Сарханом аль-Бухейри и Махмудом Абуль Аббасом.
— Они дрались до тех пор, пока люди не разняли их, — сказал Хусни.
— Ты сам видел, как они дрались? — спросил Талаба Марзук.
— Нет. Я узнал об этом после.
— А дело не дошло до полиции? — забеспокоилась Марианна.
— Да нет, побранились, угрожали друг другу и разошлись.
Сархан и словом не обмолвился о случившемся, мы тоже не упоминали об этом.
Я опять задумался над тем, что сказал мне Талаба Марзук о Сархане и учительнице.
Мне приснился отец. Я видел, как его вынесли с галереи мечети Абу аль-Аббаса, где его настигла смерть, как принесли в дом. Я плакал и слышал рыдания матери. Они еще звучали у меня в ушах, когда я открыл глаза.
О боже, что там стряслось? Такой же шум, как и в прошлый раз. Кажется, будто пансионат превратился в арену битв. Но когда я вышел в коридор, все уже кончилось. Марианна бросилась мне навстречу.
— Нет, нет… пусть они все убираются в пекло!..
Я смотрел на нее осоловелыми глазами, пока она рассказывала мне, что произошло. Разбуженная шумом, она вышла из своей комнаты и увидела Сархана аль-Бухейри, сцепившегося с Хусни Алямом.
— С Хусни Алямом?! — я наконец проснулся.
— Представь себе! Каждого аллах награждает своей долей безумия.
— Но в чем же причина?
— Ах! Чтобы знать ее, надо было видеть начало стычки, а в это время я спала, так же как и ты…
— А Зухра?
— Она сказала, что Хусни Алям вернулся пьяный и пытался…
— Нет!..
— Я верю ей, господин Амер.
— Я тоже, но ведь Хусни… По нему никогда не было заметно, что он…
— Все заметить невозможно… Сархан проснулся от шума, вышел в коридор, ну и…
— О, аллах!