Тропа заводит их прямо в кусты, мокрые и колючие, откуда все четверо едва выбираются, оставив на ветвях кто каплю крови с поцарапанной щеки, кто длинный каштановый волос, а кто и лоскут ветровки, черт побери, надо будет припахать девчонок зашить. Игорь матерится, Анька ноет, Марьяна молчит, сосредоточенно разглядывая свои туфли, сплошь залепленные грязью и листьями. Андрей замечает, что под ногами у них образовалась широкая полоса мокрого асфальта, ныряющая под углом куда-то вниз. И влево, что принципиально.
Они проходят с десяток шагов — и вдруг оказываются на краю склона. Открывается панорама громадного моря сизо-стального цвета, у горизонта оно растворяется в небе и, кажется, изгибается, как линза. Справа в море выдается скала, обрывистая, словно срезанная ножом. Слева по склону тянется сплошной кустарник.
Все останавливаются. Смотрят.
— Красотища, — выдыхает Анька.
Во всем необозримом море — ни корабля, ни лодочки, только у самого берега кое-где торчат над водой ржавые точки буйков. Совсем близко планирует наискось к воде крупная чайка — голодная, хищная, с раскрытым оранжевым клювом. Вскрикивает гулким коротким хохотом. Анька ежится и прижимается к Игорю.
— О, Андрюха, смотри — Стас!
Игорь показывает вытянутой рукой, все оборачиваются. Справа чуть выше по склону выдается из парка полукруглая смотровая площадка, и человек у парапета делает им какие-то знаки. Точно, Стас. Андрей машет в ответ. Проделав еще какие-то пассы над головой, его фигура исчезает в кустах.
— Он просит, чтобы мы его подождали, — говорит Марьяна, и так странно, что она вообще говорит. — Это ваш друг?
— С нашего курса, — неопределенно отвечает Андрей.
Стас появляется возле них неправдоподобно быстро, как если бы преодолел разделявшее их расстояние даже не по прямой, а с помощью какого-то сквозного хода. Во всяком случае, уж точно не петлял по серпантину и не ломился сквозь кусты. Ноги у него и вполовину не заляпаны грязью так, как у них всех.
— Ну что, как там твоя разведка? — спрашивает Игорь.
— Любопытно, — отзывается Стас. — Обошел пансионат, прошвырнулся по подсобным помещениям, познакомился с завхозом. Он, как ни странно, человек. В шахматы играет.
Девчонки переглядываются недоуменно.
— Познакомься, это Аня и Марьяна, — запоздало представляет их Андрей. — Как ни странно, тоже люди.
Никто не смеется, хохма повисает во влажном воздухе. Стас деловито кивает девчонкам, отворачивается к морю, смотрит вдаль. Рассказывает:
— Он интересные штуки говорит, этот дед. Что пансионат начали готовить заранее, до того, как началось. Продуктов навезли немерено, у него все кладовки и рефрижераторы забиты, установили автономный генератор, пробили скважину артезианскую. А перед самым-самым закрыли пансионат как бы на профилактику, персонал распустили по домам… прикидываете?
— Получается, они знали? — спрашивает Марьяна.
Стас оборачивается и пристально смотрит на нее:
— Получается, да.
— Если твой дед не врет, — перебивает Андрей. — Кто выиграл, кстати?
— В шахматы? — уточняет Стас. — Я.
И тут все вдруг сбрасывают напряжение и ступор, начинают двигаться, бурлить, раздаются разрозненные смешки. Игорь приобнимает Аньку, Марьяна подходит к самому краю асфальтовой дорожки и футболит носком туфли вниз маленький камешек. Стас откровенно, с исследовательским интересом разглядывает девчонок, и Андрею это не нравится.
— У нас тут тоже разведка, — говорит он. — Хотим дойти до края территории и посмотреть, что там. Двинули дальше?
— Двинули! — с энтузиазмом отзывается Игорь.
— Хорошая идея, — одобряет Стас.
Асфальтовая полоса уверенно ведет их влево и вниз по склону, заворачивает вместе с ним — и сразу за поворотом внезапно кончается, будто уходит под землю. И тут же, в полуметре, вырастает из жухлой травы ржавая решетка, густо переплетенная по всей высоте колючей проволокой. Видно, как она стекает ритмичными секциями вниз по склону, пока не упирается в отвесную обрывистую скалу. Андрей задирает голову вверх, но там решетка уходит в кусты, и ничего не рассмотреть.
— Приехали, — присвистывает Игорь.
— Н-да, — Стас подходит вплотную к решетке, встает на цыпочки, пытаясь поверх мотка колючей проволоки, переплетенной с плетьми какого-то вьющегося растения, заглянуть на ту сторону. — Интересно, что там дальше.
— Ничего, — внезапно звонко говорит Марьяна, и все оборачиваются к ней. — Там дальше ничего уже нет, как вы не понимаете?!
Она прячет лицо в ладони вперемежку с темными прядями волос и беззвучно, неудержимо рыдает.
Андрей делает движение, чтобы подойти и обнять ее за плечи.
Останавливается. Не может.
(в прошедшем времени)
— Ну что ты такая, — сказала Анька. — Недорого же! Поехали. Может быть, найдешь там кого-нибудь себе.
Анька всю жизнь ее сватала, потому что была настоящий друг, и обычно это получалось так смешно, что Марьяна даже не обижалась. Улыбнулась, придержала створку стеклянных дверей и вышла на широкое институтское крыльцо, полное курящих однокашников, дым их сигарет клубился и конденсировался во влажном воздухе; поморщилась. В анатомке на первом курсе начинали курить все, а она, Марьяна, не начала. Как у всех у нее ничего и нигде категорически не получалось.
— Дождь, — сообщила очевидное Анька.
— У меня зонтик есть. Пошли.
— Да ну тебя! Что там делать, в том парке? Идем лучше на квадрат посидим.
На квадрат, всегда битком набитый во время большой перемены, Марьяне не хотелось уж точно. Достала из сумки зонтик, выстрелила наружу, в полупрозрачно-жемчужную стену, шагнула из-под карниза и обернулась:
— Тогда на паре увидимся, хорошо, Ань? А про тот круиз я подумаю.
Парк за институтом она любила. И озеро, и плакучие ивы, совершенно золотые в октябре, и уточек, смешно вылавливавших из воды плоскими клювами размокший хлеб, и дорожки с лавочками, на которых вечно кто-нибудь целовался, но если очень постараться, можно было найти незанятую и посидеть там с книжкой и йогуртом минут сорок до окончания перемены. Если совсем-совсем честно, Аньку Марьяна позвала с собой так, из искренней вежливости дружбы, что тем не менее предусматривало облегчение от отказа. В парке было хорошо самой. Особенно сейчас, в дождь.
Вот только лавочки стояли мокрые. А книжка в сумочке была, Фицджеральд из бабушкиной библиотеки, одна из тех, сам вид которых Аньку безудержно смешил, не говоря уже о фамилии на старой потертой обложке. Марьяна не обижалась. По-хорошему, она даже и завидовала Аньке, у которой вместо старых книг вечно была новая, реальная и головокружительная любовь. А может, и вправду стоит — взять да и в круиз, по яркому морю на белом корабле, где все по-настоящему: и солнце, и брызги, и мужчины, непохожие на тех смешных пацанов, друзей Анькиных ухажеров, которых она постоянно… и к тому же правда ведь за бесценок, по сезонным студенческим скидкам.
Марьяна вышла к озеру. Зеленоватая вода, вся в кольцах дождя, казалась обманчиво неподвижной, словно поверхность луны с кратерами. Уточки, конечно, попрятались. На берегу озера стояла беседка, самое козырное и всю жизнь занятое место, где Марьяне никогда еще не удавалось посидеть одной, только один раз вместе с Анькой. Но сегодня даже здесь было пусто. И, кстати, осталась единственная в парке сухая лавочка.
Вошла, поскользнувшись на мокрой тропинке, развернулась, закрыла снаружи зонтик. Устроилась на лавочке: вид был невероятный, и запах, и шелест дождя; правда, капли под углом залетали и сюда, и зонтик она опять открыла, пристроив его наискосок над головой и книжкой. Единственное, приходилось его придерживать, и на йогурт свободной руки уже не хватало… ну и пусть. Пролистнула страницы в поисках нужной главы, они ложились одна на другую спокойно и мягко, уже чуть-чуть отсыревшие, податливые в безветрии. Вот.
— Гляди, какая девушка скучает!
— А че это она такая грустная, а?
— Не, пацаны, она же нас тут ждет! А мы как раз уже и здесь.
Она попыталась сделать сразу три вещи: закрыть книжку, положить ее в сумочку, встать. Не получилось ничего. Один, перекрывший собой свет и озеро в проеме, вырвал книгу из пальцев, двое других синхронно рухнули на лавку и сдвинулись вплотную, хватая за руки и за ноги, один из них дернул на себя и бросил под ноги зонтик, сминая подошвой пискнувшие спицы. Марьяна рванулась, не смогла даже пошевелиться, во внезапном полумраке беседки она совершенно не различала их лиц и почему-то пристально следила взглядом за своей книжкой в руках у того, что стоял посередине, как будто это и было самое важное. Он пролистнул несколько страниц и загоготал, остальные нестройно подхватили. От них несло алкогольным и табачным перегаром, их рукава и штанины были мокрые от дождя.
— Интересно? — тот, что посередине, темная силуэтная фигура без единой детали, швырнул книгу через плечо, и она беззвучно сгинула в дожде. — Сейчас будет еще интереснее. Давай, пацаны.
Хихикая и матерясь, они потянули каждый на себя ее ноги, кто-то сунул руку под мини-юбку, треснули колготки, побежала стрела, и Марьяна подумала, что нужно бы все-таки закричать, пускай оно не имеет смысла, но хотя бы так, чтобы не совсем уж… Получилось тихо и жалко, и тут же ей затолкали что-то колючее и мерзкое в рот, и расстегнули куртку, и с блузки посыпались пуговицы, и в какой-то момент удалось высвободить руку и толкнуть наугад неизвестно куда, и тут же ее выкрутили за спину с резкой пронзительной болью.
Превышение порога виктимности, думала Марьяна при этом совершенно отстраненно, текстом учебного диска по основам криминальной медицины, вот именно, многократное превышение порога плюс провоцирующее поведение и одежда, по статистике восемьдесят процентов происшествий по вине потерпевших: принудительное прохождение дополнительного курса личной безопасности плюс социальный штраф в размере…
— А она отсосет! Отсосешь, сука?