Соответственно, я вынужден доложить командованию 2-й танковой армии, что из-за поломок механики мой полк вскоре придет в полную небоеспособность, если только все машины не будут минимум на одну неделю отправлены на срочный ремонт и обслуживание.
Наличных машин у полка на данный момент: 54 „Фердинанда“, 41 „Штурмпанцер“.
Из них боеготовых: 25 „Фердинандов“ (4 боеготовы лишь частично), 18 „Штурмпанцеров“. Но даже „боеготовые“ машины уже едва держатся.
На фото запечатлён процесс погрузки снарядов на борт „Фердинанда“ из 4,5-тонного грузовика „Бюссинг-НАГ S4500“.
И потому я настаиваю на том, что „Фердинанды“ следует отвести в тыл, выведя их из состава различных групп и оставив лишь 3 группы в 5–8 километрах за линией фронта в качестве мобильного резерва. Все остальные „Фердинанды“ должны отправиться на срочный ремонт. Затем отремонтированные „Фердинанды“ сменят оставшихся на фронте.
Рекомендации:
Боевая группа I:
Расположение: близ Крутой Горы. Действие в секторе Шумалово-Домнино — Малая Рябцева.
Боевая группа II:
Расположение: Становой Колодезь. Действие в секторе от границы полевой армии до Шумалово.
Командование полка в непосредственной близости от штаба 2-й танковой армии. Телефонная связь через штаб 2-й танковой армии (кодовое слово: кабатчик (Schankwirth)). Радиосвязь с обеими боевыми группами — каждые полчаса с 04:00 до 24:00. Приказы на перебазирование всех неисправных машин распространить и начать выполнение 27 июля 1943 г.
Также хочу доложить, что в настоящий момент из-за заболоченных дорог использование машин боевой группы Каля в направлении дороги Орел — Мценск возможно только до Орла»[33].
В течение следующей недели «Фердинандам», приданным для усиления различным войсковым частям, доводилось участвовать в боях с переменным успехом — например, экипажем фельдфебеля Брокхоффа были подбиты один танк КВ-1 и три Т-34, грузовик снабжения и несколько противотанковых орудий. Благодаря этому немцам удалось на время отбить село Кулики[34]. Постепенно, к 31 июля, отступая через Макарьевку, Голохвостово, Змиёвку, части 656-го полка сосредоточились в Карачеве, а оттуда были переведены в Орёл.
За три недели боёв 656-м полком было заявлено об уничтожении 502 советских танков, 27 противотанковых мин и более сотни других полевых единиц[35]. Одновременно с этим в иностранной печати встречаются данные о 320 уничтоженных советских машинах[36], хотя данное количество заявил всего один из двух батальонов. Чем объясняются эти цифры?
Современный исследователь М.В. Коломиец демонстрирует их преувеличенность сопоставлением с потерями артиллерии всего Центрального фронта, а также танковых частей 13-й и 2-й танковых армий. Его вывод представляется справедливым:
«Таким образом, из задействованных в полосе 13-й армии 1129 танков и САУ общие потери составили 517 машин (причем большая часть была восстановлена уже входе боев). Учитывая это, а также то, что фронт обороны 13-й армии составлял от 80 до 160 километров (в разные дни операции), а „фердинанды“ действовали на фронте от 8 до 4 км, приведенные в немецких отчетах цифры о результативности этих машин сильно завышены»[37].
Однако абсолютные цифры из немецких отчётов возможно детализировать. В нашем распоряжении имеются представления о награждении офицеров экипажей «Фердинандов» 654-го батальона Германским крестом в золоте. В их тексте приводятся сведения о числе выведенных из строя каждой самоходкой единиц советской бронетехники. Например:
Унтер-офицер Герберт Кютшке:
«В ходе операции на Орловской дуге 8 июля 1943 г. он в течение нескольких часов выбил II тяжелых и сверхтяжелых танков противника <…> Несколько дней спустя, 15 июля 1943 г. он за очень короткое время подбил 7 вражеских танков в качестве стрелка».
Оберфельдфебель Вильгельм Брокхоф:
«24 июля 1943 г. он на своём „Фердинанде“ поджёг 4 вражеских танка и уничтожил несколько противотанковых орудий».
Лейтенант Герман Фельдхайм:
«17 июля 1943 г. действовал у Понырей со своим взводом истребителей танков „Фердинанд“, обороняясь от атак противника на железной дороге Орёл — Курск. Русские атаковали эту позицию с более чем 50 танками и уже прорвали основную линию сопротивления. <…> Не жалея себя, он разместил истребители танков на столь удачных позициях, что сам сумел в одиночку поджечь II танков Т-34».
Унтер-офицер Карл Бат:
«…Он был назначен наводчиком в экипаж „Фердинанда“. Неоднократно отличился в период с 5 по 9 июля 1943 г. своей упрямой агрессивностью. В ходе прорыва главной линии обороны противника 5 июля он подбил 3 танка Т-34 и одну противотанковую пушку.
На следующий день, когда враг предпринял контратаку в точке нашего прорыва, более 5 танков Т-34 и три противотанковых орудия пали жертвами его меткого огня. Русские, стремившиеся вернуть утерянную территорию, вновь атаковали на своем секторе 9 июля 1943 г. В результате ими за считаные минуты было потеряно 6 танков»[38].
Эта панорамная фотография части советских танков, уничтоженных утром 6 июля 1943 г. на поле перед дер. Степной (всего было заявлено о потере 89 машин), позволяет представить себе интенсивность и накал танковых боёв периода Курской битвы.
Сложно сказать, каким образом выверялись данные об успехах перечисленных офицеров с учётом времени составления представлений — декабря 1944 — февраля 1945 гг.
Ещё сложнее с уверенностью судить о том, насколько приведенные цифры соответствовали действительности хотя бы потому, что немцы далеко не всегда имели возможность вести точный учёт уничтоженных единиц бронетехники и артиллерии РККА. Проверить данные сводок за давностью лет тем более невозможно.
Феноменальный успех экипажей всего нескольких «Фердинандов», походящий, однако, на мистификацию, ещё встретится нам в ходе повествования. Но даже если допустить, что штаб 656-го полка подошёл к задаче учёта добросовестно, то непротиворечивым объяснением завышения приведённых цифр представляется элементарный «человеческий фактор». Пользуясь дальностью действительного огня, каждая самоходка успевала выстрелить по целям пару десятков раз, прежде чем все они начинали гореть или отходить. Причём если наводчик вёл огонь по одному танку и отмечал попадание по остановке или дыму, то переключался на другой. Он вряд ли задумывался и заботился о том, что его жертву «подбил» и записал на свой счёт экипаж ещё одной машины. Разве что вид пылающих «тридцатьчетвёрок» с сорванными с погона башнями мог подвигнуть его к прекращению огня по заведомо выведенной из строя вражеской технике. С учётом дистанции, зачастую страхующей «Фердинанды» от поражения ответным огнём, у немцев могло возникать состояние ража. Иллюстрацией может послужить оставленное упомянутым ранее Людерсом описание дуэли крупных калибров 9 июля:
«Повсюду можно было увидеть вспышки. Казалось, что в твою сторону летит большой мяч. Через мгновение следовал сильный удар по боевой машине. Цели поглощали нас, одна за другой»[39].
Подобные примеры встречаются и в отечественной литературе. Бывший артиллерист В.Н. Сармакешев описывает свое состояние так:
«В горячке боя взрывы никто не считает, и мысли только об одном: о своем месте в бою, не о себе, а о своем месте. Когда артиллерист тащит под огнем снаряд или, припав к прицелу, напряженно работает рулями горизонтального и вертикального поворота орудия, ловя в перекрестие цель (да, именно цель, редко мелькает мысль: „танк“, „бронетранспортер“, „пулемёт в окопе“), то ни о чем другом не думает, кроме того, что надо быстро сделать наводку на цель или быстро толкнуть снаряд в ствол орудия: от этого зависит твоя жизнь, жизнь товарищей, исход всего боя, судьба клочка земли, который сейчас обороняют или освобождают»[40].
Так или иначе, «Фердинанды» показали себя действительно грозными соперниками. И если сложно сказать наверняка, прославились ли они на весь мир[41], то в памяти фронтовиков остались навсегда. Вот один из примеров, случившийся уже на исходе битвы:
«На Курской дуге мне пришлось пережить первое большое потрясение, став очевидцем гибели орудийного расчета своих боевых друзей. И сейчас эта страшная картина стоит перед глазами.
Утро. Серое, хмурое. Идет бой, но в стороне. Мы в окопе, отрытом рядом с орудием, ждем. Местность — равнина, все кругом видно, как на ладони. Во время обстрела в такой обстановке выживает лишь тот, кто надежно закопается в землю. Свою „сорокапятку“ (орудие калибром 45 мм) мы тоже спрятали в окопчик, сделанный наклонно, чтобы в нужный момент ее можно было выкатить для боевых действий.
„Фердинанд“ № 112 1-й роты 653-го батальона подорвался на мине и был брошен экипажем. Велосипед на переднем плане, видимо, принадлежит одному из красноармейцев, взобравшихся на трофей (архив Н. Арзамасовой).
Моросит дождь. „Фердинанд“, немецкое самоходное орудие, медленно ползет справа. Там его должна встретить 76 мм пушка. Зябко. Тревожно. В окопе нас восемь человек — тесно, зато тепло. И веселее — травим разные байки. Ужасно хочется курить. Но ни у кого нет спичек, а отсыревшие труты запалить не удается, хотя уже все поработали кресалами о кремни.
Глупо, конечно, нарваться на пулю или быть продырявленным раскаленными осколками, но прикурить надо. Поскольку желающих добыть живого огонька в соседнем окопе не находится, переваливаюсь за бруствер и ползу, огибая грязь. Чуть отполз шагов на 10–12, как позади раздался оглушительный грохот. Оглядываюсь и вижу огненночерный столб взрыва и кувыркающиеся в воздухе пушечные колеса. Поворачиваю и пробираюсь назад… На месте окопа — воронка. Леденящее кровь зрелище — останки расчета. Вместе с моими товарищами здесь находились и командир взвода, и еще кто-то из офицеров. Как после выяснилось, по окопу долбанул „Фердинанд“. Снаряд прошил бруствер и разорвался внутри земляного убежища.