Но теперь, конечно, всё будет по-другому. Теперь жизнь начинается с нуля, и папа будет заботиться о них, добывать всё необходимое и защищать. Похоже, они стали жить чересчур хорошо. «Вот удивительно, — с беспокойством думала мама. — Удивительно, что от чересчур хорошей жизни можно загрустить и даже разозлиться. Но что поделаешь, если так оно и есть? Значит, самое верное теперь — начать заново с другого конца».
— Тебе не кажется, что уже пора? — спросила она. — Твой фонарь так красиво смотрится на фоне закатного неба. Может, отправимся в путь?
— Погоди минутку. Мне надо настроиться, — сказал папа. Он расстелил на песке карту и со всей серьёзностью вгляделся в одинокий остров посреди моря. Он долго нюхал воздух, пытаясь оживить своё топографическое чутьё, впавшее в спячку за ненадобностью. Предки муми-троллей всегда определяли стороны света, не задумываясь, это получалось само собой. Но увы, со временем инстинкты ослабевают.
Вскоре папа разобрался с направлением, и можно было плыть. Он поправил шляпу и проговорил:
— Отправляемся. Но даже не думай ничего нести! Всю тяжёлую работу мы сделаем сами. Просто садись в лодку.
Мама кивнула и с трудом поднялась. Море сделалось фиолетовым, а кромка леса — сгустком тьмы. Маме очень хотелось спать, и ей вдруг показалось, что реальность сдвинулась, сместилась. Всё было лишь сном, и свет был таинственный, как во сне, и всё замедленное, и тяжёлый песок мешал двигаться.
Пожитки утрамбовали в лодку. Фонарь покачивался, очертания причала и купальни на фоне вечернего неба напоминали длинного шипастого дракона, малышка Мю смеялась, издалека доносились крики разбуженных ночных птиц.
— Красиво, — сказала мама сама себе. — Красиво и странно. Если вдуматься и вчувствоваться, всё это выглядит просто чудесно. Но интересно, он не обидится, если я в лодке немного посплю?
После захода солнца Морра снова прокралась через сад, но в этот вечер лампа на веранде не горела. Шторы были опущены, бочка для воды перевёрнута вверх дном. Ключ висел на гвоздике возле двери.
Морра привыкла к пустым домам и сразу поняла, что теперь здесь не скоро зажгут свет. Она медленно потащилась обратно по склону в горы. Стеклянный шар на миг отразил её и снова затянулся таинственной синевой. Морра вошла в лес, и он испуганно вдохнул, подо мхом засуетились, ветви испуганно затрепетали, маленькие блестящие глазки, горевшие отовсюду, погасли. Морра привыкла и к этому. Она, не останавливаясь, взбиралась вверх по южному склону и смотрела на море, которое к ночи делалось всё темнее.
Штормовой фонарь на мачте «Приключения» был виден издалека — одинокая звёздочка, огибающая дальние острова и упрямо стремящаяся в открытое море. Морра долго смотрела на него — спешить ей было некуда. Её время было бесконечно, тягуче и неопределённо и делилось на отрезки лишь редкими случайными огнями, которые зажигаются осенью.
Она двигалась по ущелью к берегу. След её на песке был широким и бесформенным, как от большого тюленя. Волны погружались обратно в море и беспомощно останавливались, вода рядом со складками Морриной чёрной юбки сделалась тише, и заблестела, и начала застывать.
Морра ждала долго, окружённая клуба́ми холодного тумана. Время от времени она поднимала то одну, то другую ногу, лёд похрустывал и крепчал. Морра сооружала свой собственный ледяной остров, чтобы добраться до далёкого мигающего огонька. Блестящая точка уже исчезла за островами, но Морра знала, что точка всё равно светится. И даже если свет погаснет раньше, чем она его догонит, — ничего страшного. Рано или поздно он зажжётся снова. Так происходит всегда.
Муми-папа правил лодкой. Он крепко держался за руль, исполненный с ним тайного взаимного понимания, и пребывал в мире и согласии с самим собой.
Семья его была маленькой и беспомощной, точь-в-точь как в стеклянном шаре, и он со всей осторожностью вёз её через огромное море, сквозь безмолвную синюю ночь. Фонарь на мачте отмечал их путь, будто папа решительно провёл через карту светящуюся черту, сказав: «Отсюда — туда. Там будет наш дом. Там стоит мой маяк, вокруг которого вертится земля. Он стоит прямой и гордый, в самом центре всех морских опасностей».
— Не холодно вам? — весело спросил папа. — Ты укрылась пледом? Видите, вот и последний остров остался позади. Ночь скоро взойдёт в самую тёмную свою точку. Ночью довольно опасно ходить под парусом, надо всё время быть начеку.
— Да, дорогой, — сказала мама. Она лежала, свернувшись клубочком, на дне лодки. — Это очень волнительно.
Плед немножко промок, и мама осторожно передвинулась к подветренной стороне. Уши её всё время задевали за шпангоуты.
Мю сидела на носу лодки и монотонно напевала.
— Мама, — прошептал Муми-тролль, — из-за чего она стала такая ужасная?
— Кто?
— Морра. Кто-то её обидел?
— Кто знает, — проговорила мама, вытаскивая хвост из кильватера. — Скорей всего, никому просто не было до неё дела. Не то чтобы она это запомнила или специально ходит и об этом думает. Она — как дождь или тьма, как камень, который надо отодвинуть, чтобы пройти. Хочешь кофе? Термос в белой корзинке.
— Пока не хочу, — сказал Муми-тролль. — У неё маленькие жёлтые глазки, застывшие, как у рыбы. Она умеет говорить?
Мама вздохнула:
— Не стоит разговаривать с Моррой. Ни с ней, ни о ней, не то она вырастает и приходит следом. И не переживай из-за неё. Ты думаешь, что она тоскует по свету, а на самом деле она просто хочет сесть на него и погасить навсегда. А теперь я надеюсь немного поспать.
На небе проступили бледные осенние звёзды. Муми-тролль лежал на спине и смотрел на фонарь, а думал о Морре. Тот, с кем и о ком никогда не разговаривают, со временем, наверное, совсем исчезает. У него просто не остаётся решимости больше быть. Может, ему помогло бы зеркало? А если поставить много зеркал, то можно увидеть сколько угодно себя, и спереди, и сзади. Может, отражения даже разговаривали бы между собой…
Руль тихонько поскрипывал в тишине. Все уснули, и папа остался наедине со своим семейством. Он чувствовал себя бодрым и живым — живее, чем когда-либо.
Под утро Морра на далёком берегу собралась в путь. Остров под ней стал чёрным и прозрачным, и острый его ледяной бушприт указывал прямо на юг. Песчаное дно скоро пропало из виду. Морра подобрала тёмные юбки, свисавшие по бокам, словно лепестки увядшей розы, — они с хлопаньем расправились, распахнулись, и Морра начала своё неспешное морское путешествие.
Юбки взлетали вверх и опускались в стороны в ледяном воздухе, как руки пловца. Вода разбегалась испуганными волнами, и Морра двигалась вперёд в рассветных лучах, оставляя за собой облачко холодного тумана. С берега она была похожа на большую покачивающуюся летучую мышь, она двигалась медленно и тяжело, но всё же не стояла на месте. Время у неё было. У неё не было ничего, кроме времени.
Семейство шло под парусом до утра и весь следующий день, потом снова наступила ночь, а папа всё сидел у руля, ожидая, когда покажется маяк. Однако ночь по-прежнему оставалась ровно-синей, без всякого следа подмигивающих огоньков маяка на горизонте.
— Курс правильный, — размышлял папа. — Я точно знаю, что мы идём в нужном направлении. При таком ветре к полуночи прибудем на место. Маяк уже должен быть виден.
— Что, если какой-нибудь мерзавец его выключил? — предположила малышка Мю.
— Ты думаешь, маяк можно просто взять и выключить? — усмехнулся папа. — В чём в чём, а в том, что маяк горит, нет никаких сомнений. Всё-таки в мире есть надёжные вещи: морские течения, смена времён года, солнце, которое всходит по утрам… И маяки.
— Наверное, скоро покажется, — проговорила мама. В голове её теснились, никак не находя себе места, обрывки мыслей. «Пусть уже появится этот маяк, — думала она. — Папа так радуется… И пусть это действительно будет остров, а не мушиный след — ведь сейчас никак нельзя уже вернуться домой… После такого красивого отплытия… Бывают большие розовые ракушки, но белые тоже красиво смотрятся на чёрной земле. Посмотрим, как там приживётся роза…»
— Тсс! Я слышу какие-то звуки, — проговорила с носа лодки малышка Мю. — Помолчите, тут что-то происходит.
Все подняли морды и вгляделись в ночь. Тихий плеск вёсел слышался всё яснее. Незнакомая лодка медленно приближалась, вот она уже вынырнула из тьмы. Лодочка была маленькая, серая, гребец бросил грести и смотрел на них без всякого удивления. Он был очень замурзанный и очень спокойный. Свет отражался в его больших синих глазах, прозрачных, как вода. На носу лодки была удочка.
— Как клюёт ночью? — поинтересовался папа.
Рыбак пожал одним плечом и отвёл взгляд. Он не хотел говорить.
— Тут где-то должен быть остров с большим маяком, — продолжал папа. — Почему маяк не горит? Ему давно уже пора показаться.
Лодка рыбака прошла мимо. Когда он наконец ответил, слова едва можно было разобрать:
— Никто не знает… Возвращайтесь домой. Вы слишком далеко забрались…
Рыбак скрылся позади. Они ещё вслушивались, надеясь различить плеск вёсел, но в ночи не было слышно ни звука.
— Он был какой-то странный, верно? — с сомнением протянул папа.
— Он был очень странный. — У малышки Мю никаких сомнений не было. — Псих какой-то.
Мама вздохнула и попыталась вытянуть лапы.
— У нас все знакомые такие, — заметила она. — Кто побольше, кто поменьше.
Ветер стих. Папа сидел у руля, выпрямив спину и подняв нос.
— Вот, — проговорил он. — Похоже, прибыли. Мы подошли к острову с подветренной стороны. Ума не приложу, почему маяк не горит.
В тёплом воздухе пахло вереском. Вокруг было тихо. И вдруг из тьмы проступила величественная тень, остров наклонился над ними и внимательно вгляделся в них. Они почувствовали его горячее дыхание, когда лодка ткнулась в песок и остановилась, почувствовали, что к ним присматриваются, и покрепче прижались друг к другу, не решаясь шевельнуться.
— Мама, слышишь? — шепнул Муми-тролль.