И они с Муми-троллем и сетями отправились в море.
— Поставим их у восточного мыса, — сказал папа. — Западный принадлежит рыбаку. Некрасиво было бы рыбачить у него под носом. Сейчас греби потише, я хочу осмотреть дно.
Дно здесь уходило вглубь медленно, дугообразными песчаными насыпями — они спускались в море, как широкие торжественные ступени. Муми-тролль грёб к мысу, и водоросли под ними становились всё темнее и темнее.
— Стоп! — скомандовал папа. — Сдай немного назад. Здесь хорошее дно. Тянем сеть наискосок вон к тем рифам. Медленно.
Он бросил в море поплавок с белым вымпелом и закинул сеть. Она погружалась в воду длинными ровными движениями, капли воды поблёскивали на каждой петле, пробки мгновение покачивались на поверхности и уходили под воду жемчужным ожерельем. Закидывать сеть — это было именно то, что нужно: спокойная мужская работа. Работа на благо семьи.
Когда все три сети оказались в море, папа трижды поплевал на колышек и отпустил его. Тот стоймя ушёл под воду и скрылся в глубине. Папа сел на банку на корме.
Был ласковый вечер, все цвета поблёкли и погрузились в сумрак, только над лесом небо ещё оставалось алым. В хорошей дружеской тишине они вытащили на берег лодку и зашагали через остров к дому.
Когда они уже дошли до осин, над водой разнёсся слабый жалобный звук. Муми-тролль остановился.
— Я слышал его вчера, — сказал папа. — Это какая-то птица.
Муми-тролль вгляделся в море.
— Там на рифе кто-то есть, — сказал он.
— Это навигационный знак, — папа даже не остановился.
«Утром там не было никаких знаков, — подумал Муми-тролль. — Там вообще ничего не было». Он застыл и стал ждать.
Неопознанный объект пришёл в движение. Очень-очень медленно проскользил он по скале и пропал из виду. Это был не маленький и узкоплечий рыбак. Это был кто-то другой.
Муми-тролль встряхнулся и пошёл дальше. Лучше ничего не рассказывать, пока сам толком не узнаешь. В глубине души Муми-тролль надеялся никогда не узнать, кто там сидит и воет по ночам.
Муми-тролль проснулся среди ночи и долго лежал неподвижно, прислушиваясь. Кто-то звал его. Но, может, это был просто сон. Ночь была такой же спокойной, как и вечер, она мерцала синеватым светом, растущий месяц висел прямо над островом.
Муми-тролль очень осторожно, чтобы не разбудить маму с папой, поднялся с кровати, подошёл к окну, открыл его и выглянул. Он услышал, как тихо бьются о берег волны, услышал голос далёкой птицы, как плещет море о пустые и тёмные рифы. Остров был погружён в полный покой.
Но нет — на берегу что-то происходило. Далёкий топот быстрых ног, плеск воды — совершенно точно происходило! Муми-тролля бросило в жар. Он был уверен, что это касается его, именно его и никого больше! Он должен пойти на берег. Он ощущал всем телом, что это очень-очень важно, он должен выйти в ночь и посмотреть, что творится на берегу, кто-то позвал его, и никак нельзя струсить.
У дверей он вспомнил про лестницу и засомневался. Винтовая лестница в ночи пугала — это днём по ней бегаешь вверх-вниз, не успевая задуматься. Муми-тролль вернулся, взял со стола фонарь и нашёл на плите спички.
Дверь за ним закрылась, и под лапами возник головокружительный колодец башни. Муми-тролль не видел его, просто знал, что он там. Пламя фонаря, затрепетав, расправилось и горело теперь ровно. Муми-тролль опустил стекло и набрался смелости оглядеться.
Свет спугнул все тени, и они сонно запорхали вокруг, когда Муми-тролль приподнял фонарь. Множество теней, разных форм и очертаний, качалось вверх-вниз в пустом стволе маяка. Получалось красиво. Ступеньки изгибались, уходя вниз, вниз, вниз, серые и непрочные, как скелет древнего животного, и в самом низу их проглатывала темнота. Муми-тролль спускался по лестнице, при каждом шаге тени взлетали и плясали перед ним по стенам. Это было так красиво, что даже не страшно.
Муми-тролль шаг за шагом спускался. Он крепко держал в лапах фонарь и так дошёл до слякотного дна маяка. Тяжёлая дверь, как всегда, заскрипела. И вот он уже стоит на скале, и остров встречает его холодным и неправдоподобным лунным светом.
«Как интересно жить, — подумал Муми-тролль. — В одно мгновение всё может перевернуться с ног на голову — и без всякой причины. Лестница становится волшебной, а про полянку не хочется больше думать. Всё меняется, и никто не знает отчего».
Запыхавшийся, он спустился по скале, через вереск, через осиновую рощу. Деревья молчали — ветра не было. Муми-тролль замедлил шаг и прислушался. С берега не доносилось ни звука.
«Наверное, они меня испугались, — подумал Муми-тролль и присел, чтобы погасить фонарь. — Те, кто бегает тут по ночам, должно быть, очень пугливые. Этот остров даже ночью настороже».
Фонарь погас, и остров вдруг сделался ближе. Муми-тролль уже знал его от мыса до мыса, в лунном свете остров был неподвижным и очень родным. Муми-тролль больше ничего не боялся, просто прислушивался. Топот послышался снова. Кто-то бегал по песку за кустами ольхи, носился туда-сюда, иногда забегая в воду; слышался плеск, и в воздух летела белая пена…
Это были две морские лошадки, его лошадки — они, и никто иной, и к этому всё шло. Серебряная подкова, которую он нашёл на песке, календарь и та волна, в которую луна обмакнула свою туфельку, и крик, который он услышал во сне… Муми-тролль стоял в зарослях ольхи и смотрел, как танцуют морские лошадки.
Они скакали по песку, закидывая головы, разметав гривы, хвосты развевались длинными блестящими волнами. Они были неописуемо красивые и лёгкие, и знали это, они с равнодушной естественностью заигрывали сами с собой, или с островом, или с морем, им было всё равно. Время от времени они стремглав бросались в воду, поднимая высокие брызги, выбивая радуги в лунном свете, и убегали обратно под своими радугами, кося глазом, и наклоняли головы, чтобы подчеркнуть изгиб шеи. Казалось, что они танцуют перед зеркалом.
На миг они замерли, прижавшись друг к другу, явно думая о самих себе. Обе лошадки были покрыты серой шёрсткой, и даже со стороны ощущалось, какая она мягкая и тёплая, как скатывается с неё вода. Казалось, что лошадки усеяны мелкими цветочками.
Муми-тролль наблюдал за ними, пока с ним самим не произошло нечто странное — возможно, совершенно естественное: он вдруг почувствовал себя таким же прекрасным, лёгким, игривым и горделивым. Он выбежал на песок и воскликнул:
— Какая луна! Как тепло! Кажется, что вот-вот полетишь!
Лошадки вздрогнули и метнулись прочь. Они проскакали мимо с круглыми глазами, гривы волновались, как вода, копыта выстукивали панический марш, и всё-таки отчего-то было понятно, что всё это игра. Муми-тролль знал, что они просто играют в страшный испуг и радуются этой игре, но он не знал, можно ли потрепать их по спинам или ещё как-то успокоить. Он снова стал маленьким, толстым и неуклюжим и, когда они пробежали мимо него в море, закричал:
— Лошадки, вы такие красивые! Не убегайте от меня!
Взметнулись брызги, последняя радуга пропала, берег снова был пуст.
Муми-тролль сел на песок и стал ждать. Он был уверен, что лошадки вернутся, просто обязаны вернуться, главное, чтобы у него хватило терпения дождаться.
Ночь тянулась всё дольше, луна зашла.
Может, если зажечь свет, лошадкам понравится и они выманятся снова поиграть? Муми-тролль зажёг фонарь, поставил его перед собой на песок и стал неподвижно смотреть на тёмную воду. Спустя мгновение он встал, поднял фонарь и стал покачивать им туда-сюда. Это был знак. Он старался думать спокойные и дружелюбные мысли, он махал фонарём, он был готов ждать сколько угодно.
На берегу вдруг похолодало — наверное, наступало утро. Холодом тянуло с моря, лапы замёрзли. Муми-тролль вздрогнул и поднял глаза.
Прямо перед ним на воде сидела Морра.
Она сидела неподвижно и только следила взглядом за движениями фонаря. Муми-тролль знал, что ближе она не подойдёт, но всё равно не хотел на неё смотреть. Ему хотелось поскорее и подальше сбежать от её холода и неподвижности, от этого кромешного одиночества. Но он не мог сдвинуться с места. Просто не мог.
Муми-тролль стоял и махал фонарём всё слабее и слабее. Довольно долго ни он, ни Морра не двигались с места. Наконец Муми-тролль начал медленно пятиться. Морра осталась сидеть на своём ледяном острове. Муми-тролль продолжал отступать по песку к зарослям ольхи, не выпуская Морру из вида. Потом он погасил фонарь.
Наступила кромешная тьма — луна уже ушла за остров. Ему показалось, что какая-то тень отплыла к отмели, но он не был в этом уверен.
Придавленный мыслями, Муми-тролль побрёл обратно к маяку. Море было спокойным, но листья осин пугливо подрагивали. Из чащи на него повеяло сильным запахом керосина. Этот запах не принадлежал ни ночи, ни острову.
— Я подумаю об этом завтра, — решил Муми-тролль. — Сейчас это уже не помещается в голове.
Глава четвёртаяНорд-ост
Перед восходом солнца задул ветер с востока, колючий и своенравный. Семейство проснулось около восьми, к тому времени ветер успел нагнать дождя, и тот рывками налетал на маяк.
— Теперь у нас будет вода, — сказала мама. — Какая удача, что я успела найти в скале ямку и вычистить.
Она положила в печку дров и разожгла огонь.
Муми-тролль ещё лежал в кровати, разговаривать не хотелось. По потолку расплывалось тёмное пятнышко с каплей посередине. Капля становилась всё тяжелее и наконец приземлилась на стол, оставив на потолке зачин для следующей капли.
В комнату ворвалась Мю.
— Сегодня нелифтовая погода, — сказала она, выжимая волосы. — Корзину сдувает.
Ветер снова взвыл над башней, дверь громко хлопнула.
— А кофе будет? — спросила малышка Мю. — В бурю у меня всегда просыпается аппетит. В чёрном озере поднялась вода, а мыс этого психа превратился в остров! А из него самого ветром выдуло последние мозги — лежит под своей лодкой и считает капли.