В моей родительской семье с материнской позиции реализовывался именно такой сценарий, хотя он, к счастью, и не переходил патологических границ. Благодаря этому я сумела с возрастом обрести критическое мышление, а с погружением в психологию увидела в родителях людей, а не фигуры, которыми они мне представлялись в детстве.
Однако, несмотря на всю проработку, меня все равно цепануло, когда недавно в телефонном разговоре мама назвала моего отца по имени, а потом ойкнула и поправилась:
– Папа, я имела в виду.
– Ты думаешь, я не знаю, кто он такой, если ты не уточнишь? – раздраженно спросила я, но мама только рассмеялась и повторила: «Папа, папа».
Я вспомнила, насколько же стыдно мне было за каждую ссору с отцом, потому что после конфликта в мою комнату обязательно приходила мама и говорила, что папа меня очень любит, а я так отвратительно с ним поступаю.
Люблю отца на расстоянии
«Люблю отца на расстоянии», – говорит девочка, у которой близость с отцом оставила слишком много травмирующих воспоминаний. Реальность настолько расходилась с мечтами и образом идеального отца, что девочка была вынуждена разделить эти фигуры в своем воображении. В этом случае мы с большой долей вероятности можем сказать «привет» отношениям по переписке.
Девочке намного проще любить фантазию об отце, которую она создает в своей психике, чем сталкиваться с реальным воплощением человека. Этот же сценарий переносится на гипотетического партнера.
Если ко мне на консультацию приходит девочка и упоминает, что ее парень живет в другом городе или даже стране, со временем обязательно выясняется, что предыдущие отношения тоже были на расстоянии. Либо – другой вариант – отношения начались классически, но девочка сама телепортировалась от парня на край света.
Такие отношения обычно заканчиваются ничем. Встретиться с человеком почему-то никак не получается: то он живет на другом континенте, то у него проблемы с документами, то нет денег на билет, то он постоянно работает, то живет с родителями (читай: с женой). Я сталкивалась с историями, в которых мужчины приглашали девочек к себе в страну, а когда те уже собирали вещи, оказывалось, что ему «еще надо подумать».
О чем ты там думаешь, спрашивается? Сначала подумай, сделай выбор, потом предложи. Это логично.
Казалось бы, дело в мужчине: это же он не делает шагов к встрече, но, если копнуть чуть глубже, мы увидим внутри девочки страх близости и колоссальное облегчение от того, что отношения закончились и можно начать новые. Снова по переписке, конечно же.
Люблю отца, только когда вижу
«Люблю отца, только когда вижу, а на расстоянии он меня жутко раздражает», – написала мне подписчица.
Здесь мы видим очень любопытное отражение чувств отца, который бросает свою женщину и ребенка.
Я уже говорила о том, что связь между отцом и младенцем необходимо специально создавать посредством их постоянного общения, и я еще подробнее буду говорить об этой связи в пятой части книги в рассуждениях об ушедших отцах. Здесь скажу кратко: связь, формирующаяся у отца и ребенка, слабеет без живого физического контакта.
Обычно это относится именно к отцам, в то время как дети тянутся к родителю в любом возрасте и состоянии. Однако бывает и обоюдная реакция – когда у дочери связь тоже крепнет при живом общении и ослабевает без него.
Этому есть множество причин.
Например, в детстве отец проводил с дочерью много времени. Когда, выросшая, она оказывается рядом с ним, то погружается в те былые воспоминания. Она видит отца, слышит его голос, чувствует запах, и ее чувства воскресают. Когда же отец отдаляется физически, на первый план выходят обиды, и если у девочки из прошлой истории на расстоянии формируется фантазия об идеальном отце, то здесь образ отца претерпевает негативные изменения. Он демонизируется. Реальный контакт позволяет убрать демонизацию и вспомнить все то хорошее, что связывает ребенка с отцом.
Другая причина любви к отцу при реальной встрече – жалость или страх. Они возникают, если отец болен или же просто стареет. Девочка сталкивается лицом к лицу со страхом смерти.
Она видит седину на висках отца, лишний вес, морщины на его лице, и ей становится страшно от мысли его потерять. От страха усиливается любовь, а точнее, паническое желание оказаться к отцу ближе. Когда же контакт исчезает, то и страх смерти становится меньше и вновь появляется место для раздражения.
Любовь из страха потери свойственна детям по отношению к обоим родителям, однако к отцу она более выражена исходя из реалий нашей жизни, в которых мужчины живут намного меньше женщин. Таким образом, вероятность потерять отца кажется намного выше вероятности потерять мать.
Ненавижу отца, но маму люблю
«Ненавижу отца, но маму люблю», – классическая схема, которой придерживаются многие мои клиентки, вышедшие из деструктивных созависимых семей.
Конечно, «ненависть» – это очень мощное слово, и это чувство не означает, что любовь девочки к отцу гаснет, однако она претерпевает сильные изменения. С мамы снимается ответственность за происходящее, и выстраиваются четкие полюса «хорошо»/«плохо». Что называется «Добро пожаловать в спасательство!».
Без сомнения, в семье такой девочки процветало эмоциональное и физическое насилие, и даже если детей отец особо не трогал, то маме доставалось. Мы видим здесь классический треугольник Карпмана (жертва, агрессор, спасатель), где ребенок оказывается средним элементом между двумя воюющими родителями.
На самом деле треугольник Карпмана имеет особенность распадаться на маленькие треугольники, где каждый участник, в зависимости от ситуации, может играть то одну, то вторую, то третью роль. Поэтому количество ситуаций, в которых могут оказываться участники, безгранично.
Например, деспотичный отец будет агрессором для жены и детей, но спасателем для своих друзей, которым он всегда готов помочь своим временем, деньгами или связями. Терпеливая мама будет жертвой для мужа-тирана и пассивным агрессором для детей (она наблюдает за тем, что происходит, но не бросает агрессора, оставляя детей расти в насилии).
Девочка, чья мама постоянно жаловалась ей на отца, вырастет с ненавистью к нему, однако, наблюдая за его отношением к маме, найдет себе такого же мужчину. Причем этот мужчина не обязательно будет откровенным деспотом. Он будет транслировать те главные качества, которые отец девочки транслировал ее матери. Например, игнорирование ее потребностей. Если отец выбирал друзей либо алкоголь или наркотики вместо своей женщины, то и дочь окажется в отношениях с человеком, у которого она будет на втором месте.
Что станет делать девочка, рожденная в подобной семье?
Для начала, реализуя эдипов комплекс, она возьмет на себя роль «хорошего партнера» для мамы, в то время как отец в ее психике займет позицию «плохого партнера». В особенности это свойственно старшим детям, привыкшим нести ответственность за младших и маму. Такая фантазия особенно хорошо работает на расстоянии, когда девочка может не сталкиваться с реальным отцом и как бы игнорировать его присутствие в жизни мамы.
Такие девочки обычно агрессивно настроены к отчимам, потому что подсознательно считают, что место отца должны были занять они. Нейтральными выстраиваются отношения с тем отчимом, в котором девочка не видит фаллической угрозы (мужчина не способен стать ей соперником в борьбе за мать).
Один из классических вариантов развития будущих отношений такой девочки – попытка спасти своего мужчину.
«Со мной он изменится».
«Я смогу излечить его своей любовью».
«Да, он обижает меня, но это потому, что обижали его. Я помогу ему».
«Он без меня пропадет».
«Почему ты не любишь себя, посмотри, как люблю тебя я».
Минус этой идеи состоит в том, что спасатель стремится исцелить агрессора, который об этом не просил, тем самым становясь для него насильником (агрессором), а самого агрессора превращая в жертву… и заставляя его, защищаясь, становиться агрессором в еще большей степени. В противовес этому агрессор ищет того, кто спасет его от спасателя (например, друга или другую женщину). И все это превращается в калейдоскоп треугольников.
Интересный момент заключается в том, что выйти из позиции агрессора намного проще, чем из позиции жертвы или спасателя. Агрессору достаточно пережить катастрофу, потерять что-то очень ценное, чтобы его установки поменялись. Мы поговорим об этом в следующей части книги: про тираничного отца, потерявшего власть.
А вот жертве или спасателю нужно вытягивать себя за уши из условного комфорта и поощрения, которые он или она получает со стороны общества. Жертве и спасателю нужно выйти из позиции «я – молодец», насильно причиняя себе дискомфорт.
А вдруг я приемная?
Бывали у тебя такие мысли в подростковом возрасте? Если да, то не переживай, они вполне нормальны! Это естественный этап в принятии своих родителей.
На начальном этапе для каждого ребенка родитель – это Бог. Позже оказывается, что Бог косячит.
Сказать точно, в чем же именно, не всегда представляется возможным. Мама может родить второго ребенка, а папа не выполнить обещание прийти на школьный спектакль, и порой этого оказывается достаточно. Какое-то время ребенок еще пытается оправдать родителя тем, что он не станет делать ребенку плохо, значит, все, что происходит, делается во благо.
Эта фантазия закрепляется при условии, что родитель с ней согласен. Например, после физического насилия над ребенком мама или папа приходят к нему и говорят, что не нужно обижаться на папу, что «папа тебя очень любит».
Так формируется связка между насилием и любовью.
Ближе к подростковому возрасту (лет 10, плюс-минус) ребенок уже не может оправдывать родителей. Наступает разочарование. Однако идею о родительской божественности ребенок отпустить все еще не готов. Тогда он решает, что идеальные родители все-таки существуют, но это не те, что рядом, а другие. Эта фантазия и выражается в мыслях об удочерении или усыновлении.