Слеза скатилась по его щеке и упала на рубашку, сделав голубой цвет более темным.
— Помню нашу первую встречу с твоей матерью, — произнес он. — Я был в Лондоне, на частной студенческой вечеринке. Полная комната прохвостов, и я — самый отпетый из них. Арти, она сделала меня другим человеком. Разбила мне сердце, потом снова собрала по кусочкам. Ангелина спасла мне жизнь. А теперь…
Самообладание стремительно покидало Артемиса. Кровь зашумела в ушах атлантическим прибоем.
— Мама умирает? Ты это пытаешься мне сказать?
Сама мысль казалась нелепой. Невероятной.
Отец прищурился, словно пробуждаясь от глубокого сна.
— Нет, если мужчины рода Фаулов хоть на что-то способны, верно, сынок? Настало время подтвердить свою репутацию. — Взгляд Артемиса-старшего наполнился отчаянием. — Любыми средствами. Чего бы это ни стоило.
Любыми средствами?
«Успокойся, — приказал себе Артемис. — Ты способен все исправить».
Он не обладал всей полнотой информации, но практически не сомневался в своей способности при помощи магии исцелить маму, в каком бы состоянии та ни находилась. Следует заметить, старший наследник семейства Фаулов пока оставался единственным человеком на Земле, в чьем теле жила эта самая магия.
— Папа, — негромко поинтересовался он, — врач уже ушел?
Вопрос на мгновение озадачил Артемиса-старшего.
— Ушел? Ах да! Нет. Он сейчас в холле. Я как раз подумал, что ты захочешь поговорить с ним. Вдруг я что-нибудь упустил…
Артемис не сильно удивился, увидев в холле не семейного врача, а доктора Ганса Шальке, ведущего европейского специалиста по редким болезням. Естественно, отец вызвал Шальке, когда состояние Ангелины Фаул начало ухудшаться. Врач ждал под чеканным гербом рода Фаулов. У ног его, словно верный страж, застыл похожий на гигантского жука саквояж из жесткой кожи. Именитый эскулап завязывал пояс серого плаща и что-то резко выговаривал ассистентке.
В этом человеке все было острым и резким, начиная с треугольных залысин на лбу и заканчивая острыми как бритва гранями скул и носа. Два стеклянных овала увеличивали голубые глаза Шальке, губы рассекали лицо чуть кривоватой щелью и едва шевелились, когда он говорил.
— Все симптомы, — произнес он с легким немецким акцентом. — По всем базам данных, вы поняли?
Ассистентка, изящная молодая дама в дорогом сером костюме, несколько раз кивнула, записывая инструкции при помощи клавиатуры смартфона.
— Университетские тоже смотреть?
— Все, — повторил Шальке, подчеркнув слова резким кивком. — Разве я не сказал «по всем»? Или меня не понимаете вы из-за акцента? Потому что я германец происхождением?
— Простите, доктор, — извинилась ассистентка. — Конечно, по всем.
Артемис подошел к врачу и протянул руку для рукопожатия. Врач не отреагировал на его жест.
— Заражение, мастер Фаул, — констатировал он без тени извинения или сочувствия. — Мы еще не определили, является ли заболевание вашей матери заразным.
Артемис сжал пальцы в кулак и убрал руку за спину. Врач, безусловно, прав.
— Доктор, мы незнакомы. Буду весьма признателен, если вы перечислите симптомы болезни моей матери.
— Хорошо, молодой человек, — раздраженным тоном произнес немец, — но я не привык иметь дело с детьми, поэтому не собираюсь подслащивать горькую правду.
У Артемиса вдруг пересохло в горле.
«Подслащивать горькую правду…»
— Возможно, состояние вашей матери уникально. — Шальке взмахом руки приказал ассистентке удалиться и заняться делом. — Как мне представляется, у нее начинают отказывать внутренние органы.
— Какие именно?
— Все, — отрезал доктор. — Мне необходимо доставить оборудование из Тринити-колледжа. Ваша мать нетранспортабельна, это очевидно. До моего возвращения ее будет наблюдать моя ассистентка Имоджин, мисс Бук. Мисс Бук не только мой пресс-агент, но и великолепная сиделка. Полезное сочетание, не так ли?
Краем глаза Артемис заметил, как мисс Бук поворачивает за угол и что-то сбивчиво говорит в смартфон. Оставалось надеяться, что пиарщица-медсестра в уходе за его матерью проявит больше уверенности.
— Думаю, да. Все внутренние органы? Буквально все?
Шальке не собирался повторять.
— Это напоминает мне волчанку, но в более агрессивной форме и в сочетании со всеми тремя стадиями болезни Лайма. Однажды в Амазонии я наблюдал племя с подобными симптомами, но не настолько ярко выраженными. При такой скорости развития болезни вашей матери осталось жить всего несколько дней. Честно говоря, я сомневаюсь в том, что мы успеем завершить все анализы. Здесь требуется чудо, но я по опыту знаю, что чудесных исцелений не бывает.
— Может, и бывают… — рассеянно отозвался Артемис.
Шальке подхватил саквояж.
— Советую верить в науку, молодой человек, — назидательно произнес он. — Именно наука поможет вашей матери, а не какие-то сверхъестественные силы.
Артемис распахнул перед Шальке дверь. Эскулап спустился по лестнице к винтажному «мерседесу». Серый цвет машины перекликался с мрачными тучами над головой.
«На науку нет времени, — подумал молодой ирландец. — Вся надежда на магию».
Вернувшись в кабинет, он застал отца сидящим на ковре. Беккет, словно мартышка, карабкался по нему.
— К маме можно?
— Конечно. Ступай к ней и постарайся разобраться, что к чему. Изучи симптомы для своего проекта.
«Он сказал, моего проекта? — Артемис сперва не поверил собственным ушам. — Похоже, нас ждут тяжелые времена».
У основания лестницы ждал гигант-телохранитель Дворецки в полном доспехе для занятий кэн-до.
— Я был в додзё,[2] тренировался с голограммой. — За решетчатым забралом шлема угадывались контуры сурового, обветренного лица. — Твой отец позвонил мне и велел немедленно возвращаться. Что происходит?
— Мама, — бросил на ходу Артемис. — Она серьезно заболела. Пойду посмотрю, не могу ли я чем ей помочь.
Дворецки с трудом поспевал за ним, громыхая нагрудной пластиной.
— Будь осторожен, Артемис. Магия — не наука. Ею невозможно управлять. Ты же не хочешь ненароком ухудшить состояние миссис Фаул.
Артемис поднялся на верхнюю площадку парадной лестницы, где располагались спальни, и опасливо протянул руку к бронзовой дверной ручке, словно та находилась под напряжением.
— Боюсь, ухудшить ее состояние невозможно.
Дверь закрылась за Артемисом. Оставшись в одиночестве, телохранитель снял шлем и освободился от нагрудника хон-нури. Традиционные широкие штаны-хакама он не носил, предпочитая надевать под доспехи обычный тренировочный костюм. Несмотря на пятна пота, темными кляксами расползавшиеся по груди и спине, Дворецки проигнорировал желание немедленно отправиться в душ. Он занял пост у двери, с трудом заставляя себя не прислушиваться к тому, что происходит за ней.
Дворецки был единственным человеком, посвященным в волшебные приключения молодого Фаула. Он находился рядом с молодым хозяином во всех его предприятиях, много раз они вместе противостояли людям, и не только в самых разных уголках земного шара. Лишь путешествие сквозь века на остров Гибрас Артемис совершил без него и вернулся оттуда совершенно другим. Для начала, находясь во временном туннеле, юный Фаул и капитан Элфи Малой, сами того не подозревая, обменялись левыми глазами. Кроме того, за время путешествия с Земли на остров демонов и обратно Артемис, уже по своей воле, ухитрился стянуть у представителей волшебного народца, чьи атомы на тот момент перемещались с его собственными, толику магии.
По возвращении домой он первым делом с помощью неодолимых чар предложил родителям не думать о том, где их старший сын провел последние три года. Следует признать, сработано было довольно топорно, поскольку весть об исчезновении Артемиса разнеслась по всему миру и разговоры на данную тему возникали на каждом приеме, где присутствовали Фаулы.
Тем не менее юному гению ничего не оставалось, кроме как обходиться подручной магией — до тех пор, пока не удастся разжиться оборудованием для стирания памяти, применяемым сотрудниками ЛеППРКОНа. Или разработать свое собственное. А еще он посоветовал родителям на все вопросы о нем отвечать, что это семейное дело и что они просят уважать неприкосновенность частной жизни.
«Артемис — человек-волшебник, — подумал Дворецки. — Единственный на свете».
Телохранитель сразу догадался, что попытается предпринять хозяин. Без сомнения, молодой Фаул вознамерился прибегнуть к магии. Опасная игра: магия не являлась естественной частью его организма. Сам того не желая, юный человек рисковал заменить один набор симптомов другим.
Он крадучись пробрался в спальню. Близнецы врывались сюда в любое время дня и ночи и под притворное негодование родителей до умопомрачения барахтались на огромной кровати под балдахином. Сам Артемис никогда такого не устраивал. В его собственном детстве царили порядок и дисциплина.
«Всегда стучи в дверь, прежде чем войти, — наставлял отец. — Тем самым ты проявляешь уважение».
С тех пор папа сильно изменился. Семь лет назад, чудом разминувшись со смертью, он осознал, что в этой жизни действительно важно, и теперь был всегда готов покувыркаться среди одеял и подушек с любимыми чадами.
«А мне уже поздно, — вздохнул про себя Артемис. — Я слишком взрослый для детской возни».
С мамой все обстояло иначе. Она никогда не позволяла себе быть неприветливой с сыном, разве только в то время, когда пропал Фаул-старший и ее постигло помрачение рассудка на фоне депрессии. Магия и возвращение любимого мужа избавили Ангелину Фаул от душевного недуга, и она снова сделалась самой собой. По крайней мере, до последнего времени.
Артемис медленно пересекал комнату. В страхе перед тем, что ему предстояло увидеть, он автоматически перешагивал через вытканные на ковре виноградные лозы.
«Наступил на виноград — до девяти считай подряд».