Брови мужчины взлетели вверх, но выражение мигом сменилось на всё ту же кривую усмешку.
— Подслушала моё имя, сучка? Плевать, что тебе с него проку.
Он велел идти за ним, и, когда они отошли шагов на сто, достал стрелу и прицелился.
— Эй, Ава! Стой смирно, не шевелись.
Та замерла, но дёрнулась, когда в дерево над её головой вонзилась стрела.
— Я тоже неплохо стреляю. Но и ты, врать не стану, меткая. Попробуешь?
Дара покачала головой.
— Давай, попробуй. Или следующая стрела полетит ей в глаз.
Дара не двинулась с места.
— А ты не особо печёшься о малышке, да? Не слишком-то вы знакомы. Ну, тогда и хрен с ней.
Он поднял лук и снова прицелился. Даже отсюда Дара видела, как заблестели на обрамлённых красивыми пышными волосами щеках две тонкие дорожки.
— Хорошо. Я выстрелю.
— А, вот так бы сразу. — Он заулыбался во весь рот. — Держи. Только не думай, что сможешь прицелиться в меня, дура. Я тебе быстро кишки вспорю.
Достал нож и стал наблюдать.
Дара встала в стойку, подняла лук. Только бы руки не дрожали от боли.
— Куда стрелять? — Её голос прозвучал глухо.
— Куда? А стрельни-ка нашей малышке между ног. Эй, Ава! Раздвинь ножки. Ты же знаешь, как, сегодня тренировалась. — Он мерзенько подмигнул Даре.
Ава покорно расставила ноги. Дара прицелилась. Только бы не дрогнула рука, только бы не дрогнула. «Не думай ни о чем. Это просто выстрел. Такой же, как и другие. Не думай слишком долго. Вдох. Выдох. Отпускай».
Стрела свистнула и вонзилась в дерево прямо между двух расставленных ног.
— И правда хороший глаз. Давай сюда! — Кривозубый вырвал лук из рук девочки. — Ну всё, тащи свою задницу в яму.
— Ты не переживай насчёт моего брата, Тайс, — снова повторила Дара.
— Чего?
— Он уже наверняка где-то рядом. Сам придёт, и искать не надо. Наши уже давно вас выследили. Мой брат меня найдет. А когда это случится, стрела будет торчать не у неё между ног, а у тебя между глаз!
— Ах ты сучка! Угрожаешь мне? — Он залепил Даре такую затрещину, что та повалилась на грязный снег. — Только знай, что этого не будет, ясно тебе? Никто не придёт, дура. А знаешь почему? Потому что они кормят падальщиков. Нет больше твоей деревни. Всех, кто был, мы перебили. И братца твоего наверняка тоже. Что, неприятные известия?
Он доволок пленницу до ямы и опустил обратно. Еды не дал.
Девочка слушала скрежет задвигаемой доски, слушала, как Кривозубый куда-то поволок Аву, слушала, как их шаги замерли где-то там, съеденные пустошью.
Значит, мертвы. До этого надежда все ещё трепыхалась внутри. Надежда на то, что кто-нибудь придёт и спасёт её. А раз так — то больше ничего не осталось.
«Тогда и мне лучше умереть».
Зачем-то она стала раздеваться. Может, чтобы ускорить это событие. Скинула грязную куртку, всю в крови, скинула штаны и сапоги, скинула жилетку, рубашку. Вдруг почувствовала, как что-то выпало из обширного кармана рубашки на землю. Пошарила рукой, перебирая своё тряпье. Коробочка!
Дара вспомнила, как сунула безделушку в карман. Как же это возможно, что она до сих пор её не заметила? Девочка взяла в руки игрушку и прижала к груди. И разом вся тяжесть, всё безразличие к своей судьбе и к происшедшему спали, и слёзы, горячие, жгучие, ядовитые полились по щекам. Слёзы падали вниз и уходили в землю, как будто память обо всём, что случилось.
Немного успокоившись, Дара стала думать, мёртв ли брат, мертва ли мать. Кривозубый сказал, убили всех. Но что, если он наврал? Так, чтобы напугать её. Может, Кий уже на подступах к их логову? Ищет её. А может, он лежит где-нибудь со стрелой в сердце. Или сидит в соседней яме — они же упоминали, что взяли в плен кого-то ещё. А значит, и ей помощи ждать не от кого.
— Да, — сказала она вслух, обращаясь к серебристой коробочке, — ты должна была принести мне удачу, так говорила мать. Но что-то не справилась со своей задачей. Бесполезный хлам! — вдруг заорала она, швырнула коробочку куда-то в темноту и со мстительным удовольствием услышала, как та шмякнулась о торчащий из земли камень. — Не нужна ты мне!
Но тут Дара разом осела вниз, потому что из того самого угла, куда упала игрушка, начало исходить тусклое голубоватое сияние. Потом оно сменилось на фиолетовый, стало чуть ярче, и послышался женский голос:
— Зачем впадать в такие крайности? Крайности опасны.
Глава четвёртая. Дорога без возврата
— Голова моя, голова, — запричитала Дара вслух. — Сбылись предсказания Ситху, я схожу с ума. А может, это из-за раны…
Она подняла с земли куртку, которую только что с себя сняла, и принялась в неё кутаться, как будто та могла защитить от всех бед и безумия. Сияние, исходившее из глубины земляной ямы, прекратилось. «Так-то лучше», — подумала Дара про себя. Но вдруг снова услышала тот же приятный, но резковатый женский голос:
— С кем я разговариваю?
— Со мной, — машинально ответила девочка, теряя всякие ориентиры и понимание происходящего. — А ты кто?
— Тишина, пожалуйста, — строго ответил голос тоном, не допускающим возражений. — Идёт активация.
Сияние возобновилось, и заплясали вокруг сине-фиолетовые огоньки, которые сменились на оранжевый, а затем остановились где-то в районе спокойной голубизны летнего неба.
— Почему вокруг такая тьма? — продолжил голос строго.
— Я в яме. Мы… в яме.
Заляпанное грязью лицо Дары вдруг просияло пониманием. Коробочка! Кажется, свечение исходило из неё.
— Зачем мы в яме? — уточнил голос. — В какой яме?
— В сидельной. А зачем — не по моей же воле. Меня тут держат.
— Почему?
— Не знаю. — Голос Дары вдруг стал безразличным. — Может, чтобы убить, может, чтобы поглумиться вдоволь.
— Сканирую пространство, — невпопад сообщил голос, и по яме поползли огоньки и продолговатые линии. — Яма, высота около пятнадцати метров, диаметр ямы — пять метров. В яме подросток, женского пола, один труп, предположительно мужского пола…
— Чего? Так вот почему здесь воняет…
— …на глубине полутора метров, и неопознанные кости на глубине примерно трёх метров. Также в яме нахожусь я, Медея.
— Медея?
— Именно так. Я — Медея, соломорф, последняя и самая совершенная модель с кибернетическим ядром, М3.
Дара после этого как-то совсем смешалась — всё сказанное не только ничего ей не говорило, но и вводило в неприятное придурковатое состояние, какое случается, когда все вокруг тебя говорят на незнакомом языке.
— Ты живёшь в коробочке? — это всё, на что она оказалась способна.
М3 выдержала многозначительную паузу, как будто соображая, с кем именно ей приходится иметь дело.
— Нет, — наконец ответила она, — в «коробочке», — это слово она особенно выделила, — находится моё ядро.
Дара, осознавая своё бессилие перед происходящим, решила удовлетвориться этим. Она направилась в угол ямы и подняла коробочку с земли, заботливо обтерев о рубашку налипшие комья грязи.
— Но почему ты никогда не разговаривала? Ты со мной с рождения.
— Меня не было.
— То есть как?
— Я блуждала в Пространстве. Какой сейчас год?
— В смысле?
— Какой год от Нового времени?
— Почём мне знать? С моего рождения пятнадцатый.
Медея издала странные звуки, похожие на кряхтение.
— Почему ты не вылезаешь из ямы? — продолжила она допрос.
— Скажешь тоже! Как я, по-твоему, должна вскарабкаться наверх? Как паук?
— Да, это ситуация. Дай мне подумать. Где мы вообще находимся?
— В поганой деревне чужаков, — зло проговорила Дара. — Они привезли меня сюда силой. И Аву. И может, ещё кого.
— Тааак, — протянула М3. — Оружия у тебя нет?
— Отобрали, — обречённо сказала девочка и вдруг поняла, как сильно ей хочется пить. Кривозубый воды ей не дал, а со вчера ничего не осталось.
Медея на время затихла. Дара тоже молчала, усевшись на земляной пол. Она стала проваливаться в сон. На обдумывание происходящего сил не было совсем, и она уснула сразу, почти мгновенно.
Проснувшись, как показалось, минут через пять, девочка заметила, что тусклый свет, проходящий сквозь доски и растворяющийся в темноте ямы, окрасился в розовый. Закат или рассвет? Сквозь щели летели вниз мелкие снежинки, лёгкие, воздушные.
Дара закашлялась. Гортань горела огнём. Она села, покрутила головой, потёрла виски. Впервые, может быть, за все эти дни она вдруг подумала о смерти. Странно, но до этого момента девочка не могла признаться сама себе, что всё происходит взаправду. Не может этого быть. Не могли все в деревне быть мертвы. Наверняка мать уже проснулась и готовит завтрак, и Кий несёт воду из колодца, и остальные просыпаются, и лает, не затыкаясь, соседская собака. За окном снег, и сосед чистит свой двор, что-то бурча под нос. А она в этой яме просто по недоразумению, по чьему-то недомыслию, по ошибке или злой шутке. Но скоро, очень скоро это изменится. Ошибка будет исправлена, и всё вернётся на круги своя. И останутся где-то в прошлом и яма, и Кривозубый, и говорящая коробочка, и всё будет как прежде.
Только в этот самый момент, наблюдая, как падает сверху лёгкий снег, она поняла, что не будет. Не будет уже ничего как прежде. И она, верней всего, умрёт здесь, в яме, в деревне чужаков, в компании коробочки, которая утверждает, что её зовут Медея, а, скорее всего, является плодом её больного состояния и усиливающейся горячки.
Дара проваливалась, всё больше вязла в болоте собственных мыслей, образов, воспоминаний и представлений. Кажется, временами она разговаривала с Медеей, но делала это бессознательно, в забытьи. Острое состояние жажды привело в чувство, когда уже стемнело. Кривозубый не пришёл. Наверное, решил бросить её здесь умирать.
На следующее утро ей стало лучше. Не горело горло, не стучал молот в голове. На душе было спокойно. Если умирать, то вот так.
Но вскоре послышался звук отодвигаемой доски.
— Эй, девка! Ты там не померла?
Подумала, может, не отвечать? Но всё же крикнула, насколько было сил, и услышала скрежет цепи.