Ей нравилось новое жилище, очень нравилось. Привыкнув в деревне к гораздо более спартанским условиям, она нимало не беспокоилась о том, что в комнате нет собственного туалета, и не находила трудным посещать санузел, расположенный в том же крыле. Ванную она принимала там же, и там же чистила свои вещи. И никогда не закрывала потолочное окно, чтобы, ложась в постель, могла смотреть на звезды. Комната же, до этого пустая и одинокая, казалась тёплой и уютной и хранила её скромные сокровища: Киев резной лук, любимый нож и ещё один, взятый у братьев, жука, украденного в «Орионе», — то есть нет, позаимствованного, — который нашёл свой новый приют на стол, и даже летал иногда, когда Дара проводила ему пальцем по брюшку, колчан со стрелами и сумку Кривозубого.
Монотонность. Каждый день по утрам один и тот же сладко-жгучий вкус мятной пасты, выдавленной из маленького тюбика, всего капля, ведь до следующего месяца она больше не получит. Вот её отправляют чистить конюшни, а она не имеет ничего против — ей всегда так нравились лошади. Вот она сгребает навоз и таскает сено, а потом отчищает сапоги от грязи, но это ничего, она привыкла к тяжёлой работе. Вот помогает на кухне и берётся разделывать тушки, причем так умело, что все одобрительно кивают и хвалят её, особенно Эси, которому приглянулась эта беловолосая диковатая девчонка, и он угощает её пирогом с ягодами. Вкус пирога кажется ей таким восхитительным, что ради этого стоило бы разделать ещё десяток туш и пропитаться насквозь запахом крови, который потом неделю не смоется. Вот она чистит площадку для занятий перед приходом остальных и наблюдает, как прорастает сквозь прошлогодние листья зелёная трава. А потом смотрит, как занимаются другие, и видит: Тео кивает ей и улыбается, Алис подмигивает и морщит нос, высокомерная желтоглазая Лиза не удостаивает её взглядом. Но Дару это вовсе не беспокоит.
Вот она выезжает на площадку, когда та пустует, чтобы потренировать Матильду, на которую никто не посягнул — возможно, потому, что так сказал им Айвис. Она держится на роботе всё лучше и лучше и не падает, когда пантера выполняет свой самый долгий прыжок, и гладит её по белой шее, как будто та живая, а робот подмигивает голубыми огоньками глаз. А вокруг собираются зрители, которые только за один шанс прокатиться на Матильде стали бы её лучшими друзьями. И обе они, робот и девочка, ждут, когда смогут наконец пробежаться по пустошам за городом, когда смогут увидеть расцветающие там цветы.
Вот она снова помогает Тео кормить его чешуйчатого друга, и тот узнает её и радуется ей, а она гладит его по длинной толстой шее, удивляясь, что такие создания вообще существуют на свете.
Так всё и шло, монотонно, однообразно, каждый день работа так изматывала её, что она засыпала, не успев обдумать происходящее. Так оно и продолжалось, пока не стало привычным, пока не стало казаться, что был в её жизни только Кайро, только это место, странное, суровое, беспокойное. И лишь по ночам, когда одни звезды могли наблюдать за ней, в снах, которые она запрещала себе видеть, она снова возвращалась в свою деревню и говорила с братом, снова видела, как Ава стоит у дерева, зажмурив глаза, снова ненавидела Яниса, снова смотрела в затянутые тьмой глаза Фриды и наблюдала, как в них отражается то, иное, исходящее из червоточины. Снова вспыхивали и гасли вокруг неё мерцающие частицы, стоило ей только прикоснуться к кристаллу, снова она ощущала, как льется в руки обжигающая сила, как она проходит сквозь тело. Снова и снова, до самого рассвета. Но лучше было не помнить снов.
Так всё и продолжалось, пока не распустилась наконец молодая листва и не стало тепло. Весенним утром Дара, как она делала уже некоторое время, вышла тренироваться в стрельбе из лука. С помощью Тео удалось организовать небольшое стрельбище, вдалеке от популярных маршрутов. Щиты, сбитые из досок, которые в обилии валялись на одном из складов, он снабдил аккуратно выведенными красной краской мишенями. Сегодня Эси освободил Дару от её утренних дел, которые касались чистки огромных сковород. Обычно все, в чьи обязанности входило обслуживание и содержание кухни, избегали этих сковород как только могли, но Дара, не выказывая неудовольствия, вооружалась скребком и методично отдирала пригоревший жир и остатки пищи. Такое безропотное приятие грязной работы вызвало ещё большее расположение заведующего кухней. Дара ссылалась на богатый прошлый опыт, когда мать заставляла её отчищать котелки песком, только не упоминала о том, как она возмущалась и ругалась на всю деревню во время этого неблагодарного занятия. И Эси не обязательно было знать, что такое нудное дело нравилось ей по большей части тем, что спустя пару часов голова становилась абсолютно пустой от всяких мыслей. А порой эффекта хватало даже на то, чтобы освободиться и от снов.
Работа на кухне позволила Даре получить и ещё одно важное преимущество: возможность наблюдать за приходящими в Рай, когда они не видят. Так она составила для себя довольно объёмный портрет жителей Кайро, замечая странности их внешности, строения лицевых костей и глаз, а иногда — отличия кожи и конечностей. Наблюдать в открытую она бы не рискнула. И всё же, когда Дара попадалась им на глаза или натыкалась на кого-то в коридоре, она замечала на себе заинтересованные, равнодушные или даже презрительные взгляды. Иногда она слышала, как они обсуждают её или делают непонятные жесты руками с той целью, чтобы новая девчонка что-то прочла между строк. Дара обычно делала вид, что не понимает, и отворачивалась, после чего следовал беззлобный смех. Кейра, девчушка с переливчатыми глазами, которые она умела расширить так, что они буквально занимали половину её небольшого лица, объясняла Даре: ребята просто проверяют её, потому что не знают, стоит ли относиться к ней как к своей. К слову сказать, после того, как Дара прокатила девчонку на Матильде, та возомнила себя её младшей сестрой и вообще не отходила бы от новенькой, если бы только та позволила. Дара не разрешала крутиться рядом постоянно, потому что Кейра была уж слишком разговорчивой, но всё же не прогоняла девчонку, которая бывала очень милой, да и порой её болтовня могла оказаться полезной — нужно же было откуда-то черпать сведения о жизни вокруг. Что думать обо всей этой жизни, о сиобах и о происходящем, она пока не знала. Но ясно было одно: тут никто не приносит в жертву младенцев — это она уточнила специально — и не трясётся от страха перед Эйо. Мало того, никто и понятия о нём не имеет. А это уже может сделать её пребывание здесь вполне сносным.
Таким образом, отсутствие неприязни к грязной работе снискало Даре свободные утра, которые она с удовольствием тратила на тренировки. Долгий перерыв в практике, как она заметила, уже успел сказаться на качестве её стрельбы, потому девочка спешила наверстать упущенное. В этом деле лучше всего было бы тренироваться ежедневно, и именно такого требовал от неё мастер Миро, когда обучал её стрельбе. Но в текущих условиях подобное было невозможно, а значит, стоило довольствоваться тем, что есть. Сегодня Дара несколько раз попала в центр круга, но сочла этот результат неудовлетворительным, потому, отойдя ещё на пару метров назад, продолжала сосредоточенную стрельбу, прерываясь только затем, чтобы собрать стрелы, и не обращая внимания на то, что пальцы правой руки стали багровыми.
Ей всегда так нравился момент перед выстрелом. Что-то происходило со временем в это мгновение: оно замедлялось, и малая его единица для неё самой растягивалась, секунды казались минутами. Она натягивает тетиву, медленно, очень медленно. Смотрит на цель. Так важно не держать слишком долго, но и не отпустить чересчур быстро. Нужно подобрать подходящий момент. Нужно…
Тетива дёрнулась, стрела со свистом вырвалась и, вонзившись в древко уже торчавшей из мишени стрелы, отлетела и хрустнула.
— Вот срань! — с чувством выругалась девочка и поплелась собирать стрелы. Уже третья за неделю, а новых взять негде. Вскоре придётся озаботиться тем, чтобы сделать их самой.
Сосредоточившись на своём занятии, Дара не заметила, что за ней наблюдают. Но сейчас она увидела высокую фигуру, которая плавно, по-кошачьи, двинулась к ней. Айвис. Что ему надо?
Других магиков в Кайро за всё время, проведенное здесь, она почти не видела. Изредка Дара замечала Гессу, такую красивую в своих длинных одеяниях, улыбающуюся загадочной улыбкой, идущую по Раю к своему столику, за которым, как говорили, она любила обедать. Часто к ней присоединялся Айвис, и они тихо беседовали о чём-то. Говорить с Гессой Даре не довелось, и на занятия, которые та проводила для разных групп, девочка допущена не была. Как рассказывал Тео, был и ещё один магик по имени Келер, но Дара ни разу не видела его.
Она остановилась и стала ждать, когда Айвис подойдёт к ней. Было нечто магнетическое во взгляде его тёмных больших глаз и во всей его фигуре, что заставляло слушать и подчиняться. Казалось, стоит ему изменить тембр своего тихого голоса, стоит махнуть рукой, и все вокруг станут делать то, что он говорит. Но Дара решила изо всех сил сопротивляться этому магнетизму.
— Ты хорошо стреляешь, — начал разговор магик, подойдя почти вплотную к девочке. — Кто учил тебя?
— Мой брат. И мастер Миро.
Айвис кивнул так, как будто хорошо их знал.
— Меткий глаз — это талант. Что ещё ты умеешь?
— Охотиться, — коротко бросила девочка. — Потрошить тушу, выделывать шкуры. Умею пользоваться ножом и умею драться.
— А этим умеешь пользоваться? — Айвис показал на прикреплённую к поясу серебристую трубку эолассо.
— Немного.
Айвис одним ловким движением, быстрым и стремительным, как прыжок волка, прячущегося в зарослях, снял трубку с пояса и бросил ей.
— Покажи.
Дара поймала оружие, взяла в правую руку, так, как учил Янис, выбросила её вперёд, одновременно нажимая на небольшую кнопку, и сделала несколько уверенных движений, заставляя голубоватую полупрозрачную нить вращаться.
Лицо Айвиса выглядело бесстрастным, но Дара заметила, как его глаза зажглись одобрением. От этого ей вдруг стало очень приятно, но, поймав себя на этом, она тут же подавила возникшее чувство.