Дара вернулась к центру воронки и стала аккуратно закрывать её, стараясь контролировать каждую каплю силы. «Прости меня, — шептала она так, как будто воронка была живая. — Прости меня, я не могу. Не сейчас».
И, когда воронка снова превратилась в маленькую мерцающую точку, она наконец отпустила концентрацию и разом повалилась на землю. Казалось, что кровь ручьём льётся из носа, а заодно из ушей. Айвис поднял её голову и аккуратно положил на что-то мягкое, стараясь остановить кровотечение. Дара приоткрыла глаза. Зелёная поросль вокруг окрасилась алым.
Глава двадцать вторая. Ответы
Гесса оглянулась на всякий случай, но улица была пуста. Отряды Кайро обычно не ходят этим маршрутом, а случайные визитёры вряд ли заинтересуются южной частью Венерсберга. Ей же часто доводилось здесь бывать, особенно последние несколько месяцев. Заброшенные здания, белеющие под распускающейся зеленью, порой наводили тоску. Гесса не застала город во времена расцвета, родившись, как она считала, слишком поздно, и как будто за это город упрекал её. Молча, ненавязчиво, но иногда молчание хуже многих слов.
Он упрекал своими зданиями, уже успевшими покрыться трещинами, своими башнями из цветного стекла и кварцитиана, в которых зияли проплешины, как болезнь, которую никто не лечит. Заросшими залами и павильонами, где природа уже давно начала брать своё. Возможно, тогда, много лет назад, Венерсберг был даже красивее, чем Меркурий. Хотя ей, выросшей в «городе семи колец», это казалось невозможным.
Пониже надвинув капули, Гесса направилась к шахте в восточной части города. О своих визитах она предпочитала умалчивать, так как знала, что это не понравится Айвису. Она понимала, что он замечает происходящие в ней перемены, но считала, что это есть и остаётся её личным делом до тех пор, пока она никому не вредит. А значит, никого не касается, куда она ходит.
Шахта была нужна ей. Забытая, давно не посещаемая, она была окружена возникшей вокруг небольшой пустыней — мёртвой зоной пятисот метров в диаметре. Слишком мала, чтобы стать предметом интереса. И всё же червоточина внутри шахты была велика — настолько, что мало кто из сиобов выдерживал её вибрации. Но она, Гесса, понемногу приучала себя к этому уже долгое время. Планировала? Нет, скорее, это интуиция подсказывала ей, что делать. Хотя — зачем лгать? Разве дело только лишь в необходимости? Её притягивала сила, та, которая могла бы проснуться в ней самой.
Первый раз, прикоснувшись к воронке, Гесса ощутила страх и слабость. И только много позже, когда она рискнула ещё раз прийти сюда, в неё потекла энергия, до этого момента незнакомая, ни тёмная, ни светлая. Иная. Она чувствовала её на кончиках своих пальцев, ощущала кожей. И начала упиваться этим состоянием. Иногда внутренний голос говорил, что она берёт не своё и, возможно, за это когда-то придётся заплатить. Но разве обязательно было его слушать?
Не раз у Гессы возникала мысль попробовать пересечь черту. Что, если получится активировать Паргелион? Или удастся открыть воронку прямо здесь, в шахте? Почему бы не рискнуть сходить по ту сторону? Посмотреть, что там? К сожалению, те, кто экспериментировал с воронками ранее, не оставили большого количества информации, беспокоясь о том, что они натворили, и об угрозе, исходящей с той стороны. Но кто знает, может, это было сделано специально, чтобы запретом оградить тайные знания и источник силы? Почему бы не попробовать? Она не в Меркурии, где экспериментировать с порталами было запрещено ещё пятьдесят лет назад, а нарушителям полагалась смерть или исключение из гильдии магиков. Но какое ей теперь дело до гильдии? Что, если у неё получится? Что, если той, кто сможет открывать и закрывать порталы, станет она? Станет той самой белой птицей, которую они так ждали?
Конечно, Айвис предпринимал попытки. Они с Профессором пробовали разогнать прибор самостоятельно, но, за неимением нужного импульса, у них ничего не выходило.
Никто не мешает им пытаться. Пусть. А она пойдёт своим путём, и это её выбор. Растущая в ней сила может стать той самой, что принесёт свободу всем — и сиобам, и людям. А значит, разве имеет она право не пробовать?
Разговор с Айвисом взбудоражил мысли Гессы. Девчонка, которая имеет так мало понятия о том, как работать с энергией, станет создавать воронки и управлять ими? Будет способна закрутить квантово-инерционные поля? Смешно! При этой мысли Гесса нахмурила брови, и рот её скривился. А то, что произошло на игре, — всего лишь случайность, самопроизвольное открытие. Только надо же так совпасть, что внимание было направлено на девчонку. Казалось, что это она открыла портал, да ещё и швырнула туда соперника. Вот именно, казалось. А спровоцировать воронку могло что угодно, и она, Дара, возможно, тут вовсе ни при чём. Может, это случилось из-за Риена, что выглядело бы гораздо более логично, потому что он был намного сильнее. Несопоставимо сильнее. А теперь Айвис думает, что девчонка — это ключ. Гесса криво усмехнулась, но тут же лицо её снова стало серьёзным. Ведь, несмотря на то, что она убеждала себя в обратном, убеждала каждый день, всё-таки дело было в Даре. Именно в ней.
Но только что с того? Да, она сильна, но не умеет направить силу. Этому надо учиться годами, десятилетиями. Так, как училась сама Гесса.
И что такое она есть? Генетическая аномалия или чье-то произведение? Элиаза? Гесса поморщилась, поняв, что входит в мёртвую зону. «Даже если и так, это ничего не меняет», — продолжила она свои размышления.
Но Элиаз ушёл. Он бросил их и просто исчез. Тот, на кого они полагались больше всего, тот, кому принадлежала идея. Прошло слишком много времени. Тогда, в самом начале, Элиаз был для них всем. Их лидером, вдохновителем, желающим исправить ошибки прошлого. А теперь нужно справляться без него. Губы Гессы снова сжались.
Силуэт башни выглядел так живописно на фоне розовеющего неба. Она приблизилась и открыла знакомую дверь. За ней был небольшой зал со стойками и несколькими стульями, пережившими целый век, и лестница вниз. Шахта лифта бездействовала без электричества. Гесса включила фонарик. Уже на половине пути она ощутила знакомое покалывание на кончиках пальцев. Тёмный тоннель, несколько дверей. Негромкий скрежет позади. Гесса оглянулась — только пыльные стены коридора. Вот она, подземная часть павильона. Темно, но тусклое мерцание исходит от стен, как будто покрытых фосфоресцирующим лаком. Гесса сняла перчатки, откинула капули и глубоко вдохнула сырой, тяжёлый, напитанный частицами воздух. Подавив желание чихнуть, сделала второй вдох, втянула одурманивающий, немного гнилостный аромат и почувствовала привычное головокружение. Подошла к круглой, уходящей вниз впадине с висящим над ней тонкопластинчатым прибором — очень похожим на ту установку, что стояла в лаборатории. Призрак прошлых экспериментов, которые проводили здесь, в шахте, сотню лет назад. Сомкнутые серебристые лепестки, ждущие, чтобы раскрыться. Им не хватало только импульса.
Вот оно. Женщина вытянула ладони к исходящему оттуда потоку. Бросила снятые перчатки прямо на каменный пол, вынула из сумки небольшой пузырёк и осушила залпом. Её глаза потемнели. Она вскинула руки, и закружилось, заплясало всё вокруг. Заискрились стены тёмной шахты, как будто рассыпались вокруг тысячи подмигивающих глаз, подсматривающих с той стороны. Рот Гессы растянулся в хищной улыбке упоения и торжества, наслаждения силой. Она ходила вокруг колодца, приплясывая, словно в ритуальном танце, всё больше разгоняя вихри сверкающих глазков. Гесса рассмеялась, как смеются сумасшедшие, которые знают о своём безумии — от безудержного, распирающего изнутри экстаза. Вдруг она резко развернулась, выкинула обе руки вперёд, направив на тонкие, висящие над пропастью пластины. Сжала и разжала кулаки. Что-то вспыхнуло промеж сомкнутых лепестков, завибрировало, задрожало, пластины чуть разошлись. Но вскоре импульс погас. Гесса опустилась на пол, принимая неудачу. И, посидев немного в гаснущих огоньках, вдруг сказала:
— Не стой там, выходи. Выходи же, не бойся. Я давно тебя заметила.
Из ниши в дальнем углу шахты появилась голова Лизы. Девочка смотрела на Гессу, не отрываясь, и, казалось, видела её настоящую в первый раз.
— Подойди.
Лиза прошла по каменному полу, стараясь ступать как можно тише. Но эхо всё равно разнесло приглушённый звук её шагов. Гесса встала, забыв отряхнуть длинную юбку. Лиза смотрела на неё — губы полуоткрыты, видны зубы. Было в красивом лице наставницы в этот момент нечто отталкивающее и одновременно притягательное. Лизе вдруг захотелось прикоснуться губами к этому полураскрытому рту. Как будто прочитав её мысли, Гесса улыбнулась:
— Чувствуешь её?
— Кого?
— Силу. Иную силу. Она сочится отсюда, из этой щели, которую им не удалось заткнуть.
— Но… энергия воронок разрушительна.
— Разве ты чувствуешь себя плохо?
— Сейчас… скорее странно, кружится голова. Но тогда я испытывала такую боль и бездвижие.
— Возможно, ты начала привыкать к вибрациям червоточин. Или именно эта червоточина не оказывает такого негативного воздействия на тебя. Здесь доза энергии не настолько велика, как в зоне старых башен. Дай мне руку.
Лиза несмело протянула ладонь. Гесса взяла её и подтянула ко впадине.
— Чувствуешь? Почувствуй. Посмотри. Услышь. Не бойся, глупая, это не больно. — И подмигнула затянутым чёрной поволокой глазом.
Лиза расслабилась, закрыла глаза и прислушалась. Низкие и высокие частоты в необычной комбинации.
— Мы, как две жрицы в тайном храме, скрытом ото всех, черпаем силу тьмы из глубин праматери. Bona dea. — Гесса приложила палец к губам. Потом вдруг прикоснулась ими ко рту девочки, а та почувствовала, как острый язычок быстро скользнул по её губам.
Гесса встала и, хитро улыбаясь, снова приложила палец ко рту.
— Тайна. Тайна всегда привлекательна. — Она обвела взглядом полутьму павильона. — Вещество, например. О нём почти ничего не известно. Сладкая жижа новых возможностей. Хаос в чистом виде. Оно попало в наш мир и дало нам так много. Но потом выяснилось, что оно убивает. Представь себе, какая досада. А когда ты так высоко поднялся, то бывает очень больно падать. Что, собственно, с нашим миром и случилось.