Паргелион — страница 9 из 92

Дара заставила себя идти вперёд и вскоре увидела то, что, как она сама вспоминала впоследствии, изменило что-то внутри неё, надорвало, изувечило. И увечье это осталось незалеченным, потому что не было от него ни лекарства, ни снадобья, ни целебной травы. Вдали от всех, прислонившись к забору, сидит Варка. Она бежит к нему. Тёмные волосы растрёпаны, смотрит прямо на неё и, кажется, чуть улыбается.

— Варка! — кричит девочка, но осекается, увидев, что его застывшие глаза смотрят в одну точку, с уголка губ спускается красный червячок и тянется к подбородку, а из живота торчит деревянный кол, недавно вытянутый из мёрзлой земли. Ему всего девять, глупый мальчишка. Дара отшатнулась, потом всё-таки заставила себя закрыть ему глаза — не могла вынести, что он смотрит на неё вот так: страшные, страшные глаза, пугающие своей обманчивой живостью. Теперь лучше.

Медленно побрела она дальше, сопровождаемая всё той же облезлой собачонкой, которая жалась к единственному живому существу. Смерть пришла в деревню внезапно, не спросив разрешения. Шум и крики где-то там, вдалеке, Дара не замечала и слышала лишь, как громко каркают вороны, которые всегда появляются, когда пахнет смертью.

Прямо на неё выскочила женщина и с криком бросилась бежать, волоча за руку маленькую девчушку. Дара не узнала её. Но крик вывел из оцепенения. Она заметила, что подошла совсем близко к трём колодцам, а там — бойня. Выхватив нож, она стала медленно подкрадываться к месту драки. Поискала глазами и выхватила из толпы лицо Кия. Тот отбивался от двоих чужаков, размахивая попеременно то палкой, то коротеньким копьём. Хотелось заорать: «Кий! Кий!», но она сдержалась и подоспела к старухе, которую бил ногами мужик в грязной фуфайке, а та только лежала на земле, прикрыв руками голову. Налетев со всего маху на нападавшего, девочка оттолкнула его от старухи и ударила ножом, не разбирая куда. Тот взвыл, упал на колени, но тут же обернулся. Дара подняла с земли камень и швырнула им в перекошенное болью и злобой лицо. Потом отскочила, уже уворачиваясь от другого нападавшего, который норовил схватить её за волосы. Она пнула его по голени, оставив в руке белый клок, и полоснула ножом по глазам. Тот завизжал, хватая ртом воздух, а Дара, как будто что-то вселилось в неё, принялась, перескакивая через тела, резать направо и налево, уклоняясь от ударов, и только раз почувствовала, как что-то плоское ударило её в спину, от чего она пошатнулась, но всё же удержалась на ногах. Уже несколько чужаков носились за ней по поляне, но она вилась, как фурия, отчего поймать её не было никакой возможности. Девочку захватило полубезумное удовольствие от происходящего, она захохотала, в очередной раз избегая желающей схватить руки. Все они двигаются как-то очень медленно, неуклюже, топают ножищами и машут кривыми лапами, и ей не составляет никакого труда уворачиваться. Краем глаза она заметила лучника, который направил на неё стрелу. Тут же сменив траекторию, Дара, наступив на чью-то руку, которая, кажется, хрустнула — трупу уже все равно, — подскочила к лучнику сбоку и всадила нож прямо ему в шею. Тут девочка заметила, как двое чужаков волокут по земле Ситху в одной рубахе, тот орет благим матом и отбивается. Рожа у него вся выпачкана в земле, глаза выпучены, рубашка в крови. Борода подрана, от былого величия не осталось и следа. Сейчас он был жалок и слаб, и Дара не в силах была оторвать от него взгляд. Но не было внутри неё мстительной злости или торжества, только удивление, что тот, кто недавно так пугал её, сейчас валяется на земле и не в силах сопротивляться. Остальные тоже остановились как по команде и повернулись к своему вождю. Ситху, несмотря на хаос и смятение, уставился прямо на Дару и начал хрипеть: «Это она! Я говорил вам! Она виновата! Это из-за неё!», и продолжал бормотать, пока ему не всадили нож в сердце.

Дара очнулась только тогда, когда заметила, что к ней идёт он, Кривозубый. Узнала его сразу по багровому порезу через всю щеку, её заслуга. Девочка спохватилась, но поздно — чужак залепил ей наотмашь по уху и хотел было приложить ногой, но она увернулась, откатилась в сторону и, когда противник снова приблизился, дала ему по колену. Мужик взвыл, но все же успел схватить её за руку. Где же брат? Она не могла вернуть прежней быстроты, которая покинула её вместе со словами Ситху. Девочка почувствовала, как по телу разливается боль, потом ощутила ещё один удар по голове и повалились на снег.

— Сука! Мразь! — зашипел Кривозубый и на всякий случай приложил ещё раз ногой по лицу. Но, видя, что она не шевелится, перестал избивать.

— Режь её, — вякнул чей-то голос прямо над ней. В голове пронеслось — «Вот и все». Но тут же голос Кривозубого захрипел:

— Нет. Её я возьму с собой. Если не издохнет.

— Смотри-ка, лук у ней какой, дай мне.

— Отвали. Кто нашёл, берет себе.

Кривозубый поднял Киев лук, вырвал из руки девочки нож, снял сумку, пошарил по карманам. Надел ей на шею верёвку, но не стал затягивать сильно и потащил куда-то. Грязный снег, запах крови, вонь плоти, смрад, исходящий от одежды Кривозубого. Очень болит голова. Чьи-то ноги протопали мимо, задев её. Чье-то тело распласталось на земле. Лучше закрыть глаза. И она провалилась во тьму.

* * *

Звёзды. Надо же, какие яркие. От их мерцания что-то затряслось в голове и отозвалось мучительной болью. Бывают же моменты, когда видеть звезды неприятно. Холодно-то как. Невозможно пошевелить ни руками, ни ногами.

Поверхность под ней, чем бы она ни была, немного раскачивалась и вдруг подпрыгнула. От этого сильно затошнило, желудок дёрнулся спазмами, и девочка почувствовала во рту отвратительный вкус желчи.

Кажется, она куда-то ехали. Скрип колес, стук копыт лошади. Чье-то громкое дыхание, голоса. Всё это — смазано, искажено, словно кто-то растянул звуки и пожевал их. В голове пульсирует боль, но даже приятно, потому что приводит в чувство.

Дара открыла рот и постаралась сплюнуть желчь. Захотелось пить.

Медленно, очень медленно открыла глаза. Не умерла. Ясность в этом вопросе наступила, когда боль затёкших мышц заполнила всё тело. Постаралась подвигать конечностями, чтобы восстановить кровообращение. Не вышло, руки стянуты за спиной. Дара подёргала верёвку туда-сюда — хорошая работа, кто-то отлично умеет вязать узлы. Ноги были не в лучшем положении — верёвка давила, пережимая кровоток. Несколько раз девочка глубоко вдохнула холодный воздух, отчего посвежело в голове. Её куда-то везут, это очевидно. Только куда? Она была в отключке, но сколько? Судя по положению луны, сейчас глубокая ночь. Телега не одна, их много, судя по скрипу колес. Значит, чужаки погрузили свой груз на обоз.

Рядом послышался стон, потом ещё один.

— Кто здесь? — шёпотом спросила Дара, но, кажется, её слова растворились в скрипе телеги.

Однако всё же прозвучал несмелый ответ:

— Я Ава. А ты кто?

— Ава, дочь Рангана портного?

— Да. А ты кто?

— Я Дара.

Тихий плач.

— Ты не знаешь, куда нас везут? — спросила Ава, всхлипывая.

— Нет. Где твои родители?

— Не знаю. Они ушли, сказав мне сидеть в избе, и не вернулись. А потом явились эти… — Снова всхлипывания.

— Они тебя били?

— Ударили пару раз, связали, потащили в телегу. Он сказал, я симпатичная. Ну, чужак.

— Сколько тебе зим, Ава?

— Одиннадцать.

Они помолчали.

— Ты кого-то ещё видела? — спросила Дара. — Кого ещё забрали?

— В этой телеге только мы. И вещи. Шкуры. Я видела, как они тащили их со двора.

Только сейчас Дара поняла, на чем она лежит.

— Много телег?

— Я видела много.

— Не знаешь, в деревне кто остался живой?

Девчонка снова разразилась слезами.

— Не плачь, — голос Дары прозвучал грубовато. — Этим делу не поможешь, ясно? Теперь надо думать, как быть.

От этого горемыка разрыдалась ещё громче.

— Эй, там! — окрикнул грубый мужской голос. — А ну заткните пасти! Или я сейчас остановлюсь и наподдам вам ещё!

Обе замолчали. Ава только часто дышала, видимо, стараясь отогнать душащие её слезы. Дара же просто молчала. Да, девчонка одиннадцати зим, причем такая плаксивая, тут не помощница. Что же делать?

Захлестнуло отчаянием. Сил не было, и казалось, что скоро она снова выключится. Мысли прыгали одна на другую, будто кто-то заставлял их плясать странный дёрганый танец. Хотелось просто провалиться в сон, но из-за холода заснуть не получалось, потому оставшуюся часть ночи девочка провалялась в полузабытьи, слушая стоны Авы и разговоры возницы со своим спутником. Как она ни старалась уловить смысл слов, он расплывался, как пятно от ягоды, брошенной в кашу. И виделись ей попеременно лица матери и брата, мёртвое лицо Варки, глупого мальчишки, который всё хвастался, как хорошо он умеет бегать, но не смог убежать в этот раз. Мастера Миро, Ситху и Кривозубого, который заносил над ней руку.

Когда небо посветлело, пленница стала приходить в себя. Попробовала пошевелиться, но смогла только слегла покататься из стороны в сторону. Девчонку было не слышно, значит, спала. Или умерла — Дара ведь не спросила, не ранена ли она. В лицо летели холодные снежинки. Девочка открыла рот и высунула язык, жадно слизывая с губ прохладу.

Некто всхрапнул, промычал что-то невразумительное, а потом спросил голосом Кривозубого:

— Как там мои девки? Тихо себя вели?

— После того, как я им сказал заткнуться, больше не пикнули. Может, померли?

Пауза.

— Не, живые, — ответил Кривозубый. — Вон, моргают глазами.

— Ты бы воды им дал, а то не дотянут до поселения.

— Так осталось недолго. Авось не помрут.

Они говорили странно, не так, как говорят у них в деревне. Выговор был другой.

— А что ты с ними делать собираешься?

— Ещё не знаю. Может, продам. А может, себе оставлю. Эта белая сучка, конечно, рожей не вышла, но зато характер у неё какой. Я её научу себя вести! — Послышались хлопки. Кажется, Кривозубый похлопал себя по колену и звонко заржал.