От хлопка лошадь гонца понеслась рысью, и всадник быстро пустил её галопом. Вскоре он уже стал пятном взбитой грязи, а его развевающаяся накидка мелькала среди деревьев красным и золотым, пока он не повернул по дороге и не скрылся из вида.
— Хватит стоять, разинув рты! — рявкнул Декин, окинув банду сердитым взором. — Нам ещё собирать добычу и ехать кучу миль до заката.
Все с обычным энтузиазмом принялись за дело — лучники обшаривали солдат, которых убили, а остальные набросились на телегу. Мне тоже хотелось к ним, и я уже озирался в поисках молодого деревца, чтобы привязать украденную лошадь, но остался на месте, когда Декин поднял руку.
— Всего один порез, — сказал он, подходя ближе, и кивнул косматой головой, глядя на убитого солдата с кнутом. — Неплохо.
— Как ты и учил меня, Декин, — сказал я, улыбнувшись, и почувствовал, как улыбка замерла на губах, когда он бросил взгляд на лошадь и дал мне знак передать ему поводья.
— Думаю, рано ему в котелок, — сказал он, поглаживая крупной рукой серую шерсть животного. — Молодой ещё. Много пользы принесёт. Как и ты, а, Элвин?
Он коротко, хрипло хохотнул, и я тут же повторил этот звук. Я заметил, что Лорайн всё ещё стоит неподалёку, не принимая участия в исступлённом грабеже, и следит за нашим разговором, скрестив руки и наклонив голову. Её выражение лица показалось мне странным: чуть поджатые губы означали приглушённое веселье, а прищуренные глаза и поднятые брови говорили о сдерживаемой озабоченности. Декин разговаривал со мной чаще, чем с другими юнцами банды, вызывая немало зависти, но обычно не со стороны Лорайн. А сегодня она явно увидела в его внимании какое-то дополнительное значение, и я задумался, не связано ли это как-нибудь с содержанием свитка.
— Сыграем в нашу игру? — сказал Декин, снова перехватив моё внимание. Я повернулся и увидел, как он дёрнул подбородком в сторону трупов двух солдат. — Что ты видишь?
Я подошёл к трупам поближе, быстро осмотрел их, прежде чем дать ответ, и постарался говорить не слишком быстро, поскольку на своей шкуре знал, как ему не нравится, когда я тараторю.
— На рукавах и штанах застывшая кровь, — сказал я. — Я бы сказал, день или два назад. Вот у этого… — я указал на солдата, у которого изо рта торчал наконечник стрелы, — …свежезашитый порез на лбу, а этот… — мой палец сдвинулся на полуобнажённый клинок, по-прежнему зажатый в руке того, которого я убил, — на его мече ещё не отполированные зарубки и царапины.
— И о чём это тебе говорит? — спросил Декин.
— Они дрались в схватке, и недавно.
— В схватке? — Он поднял кустистую бровь и спокойно спросил: — Ты уверен, что это была всего лишь схватка?
Мой разум тут же бешено заработал. Всегда тревожно, если Декин говорит спокойным тоном.
— Скорее, битва, — произнёс я, понимая, что тараторю слишком быстро, но придержать слова не получалось. — Настолько крупная или важная, что об исходе надо рассказать королю. А раз они дышали до сегодняшнего рассвета, то видимо, победили.
— Что ещё? — Декин прищурил глаза, что говорило о потенциальном разочаровании. Похоже, я упустил нечто очевидное.
— Они кордвайнцы, — сказал я, стараясь говорить спокойнее. — Ехали с королевским гонцом, а значит их призвали в Шейвинскую Марку по делу Короны.
— Да, — сказал он, и небольшой вздох окрасил его голос, указывая на сдерживаемое ожидание. — И каково же главное дело у Короны в эти тревожные времена?
— Война с Самозванцем. — Сглотнув, понял я, и снова облегчённо улыбнулся. — Королевское войско вступило в битву с ордой Самозванца и победило.
Декин опустил бровь и так долго молча смотрел на меня, не отводя немигающего взгляда, что я вспотел второй раз за это утро. Потом он моргнул, повернулся и повёл лошадь прочь, пробормотав что-то Лорайн, которая двинулась рядом. Слова были сказаны тихо, но я расслышал — как он, не сомневаюсь, и рассчитывал.
— Послание?
Лорайн ответила нейтральным тоном, тщательно убрав с лица всякое выражение:
— Ты был прав, как всегда, любимый. Старый придурок переметнулся.
Декин приказал убрать трупы с дороги и утащить подальше в лес, где благодаря волкам, кабанам и лисам от них скоро останутся лишь безымянные кости. Шейвинский лес — голодное место, и свежее мясо редко пролежит долго, как только ветер разнесёт запах среди деревьев. И с удручающей неизбежностью именно Эрчел обнаружил, что один из них всё ещё жив. Эрчел был голоден, как лесной хищник, вот только этот голод другого сорта.
— Этот хуй ещё дышит! — удивлённо и обрадованно провозгласил он, когда арбалетчик, которого мы тащили по папоротникам, издал озадаченный, пытливый стон. Меня так ошеломило это неожиданное выживание, что я тут же выпустил его руку, и он плюхнулся на землю, где снова застонал, а потом поднял голову. Несмотря на дыры, пробитые в его теле, по меньшей мере, пятью стрелами, он, глядя на своих похитителей, напоминал человека, проснувшегося от странного сна.
— Друг, что случилось? — спросил Эрчел, опускаясь на корточки. Его лицо удивительно правдоподобно изображало сочувствие. — Разбойники, да? Мы с друзьями нашли тебя у дороги. — Его лицо помрачнело, в голосе появилась хриплая нотка отчаяния. — Как ужасно. Они настоящие звери, Бич их забери. Не волнуйся… — Он успокаивающе положил руку на качающуюся голову арбалетчика. — Мы всё сделаем, как надо.
— Эрчел, — сказал я с запретительной ноткой в голосе. Его глаза резко встретились с моими, и они ярко обиженно блестели, а острое, бледное лицо насупилось. Мы были примерно одного возраста, но я уже перерос большинство семнадцатилетних парней, если мне и впрямь столько лет. Даже сегодня мне остаётся лишь гадать о своём настоящем возрасте, поскольку таков уж удел бастардов, выставленных из борделя: дни рождения — загадка, а имя — это подарок, который делаешь сам себе.
— На твои развлечения нет времени, — сказал я Эрчелу. Послевкусие от убийства порождало во мне беспокойный гнев, а разговор с Декином его только усилил, укоротив терпение. В банде не было формальной иерархии как таковой. Декин был нашим неоспоримым и непререкаемым главарём, а Лорайн — его заместителем, но далее порядок со временем менялся. Эрчел, благодаря своим манерам и привычкам — грязным даже по меркам разбойников — в настоящее время стоял на несколько ступенек ниже меня. Поскольку он был прагматичным трусом в той же мере, что и злобным псом, обычно всегда можно было рассчитывать, что он отступит даже перед чуть большей властностью. Однако сегодня перспектива побаловать свои наклонности пересилила прагматизм.
— Элвин, отъебись, — пробормотал он, поворачиваясь к арбалетчику, который — невероятно! — набрался сил и попытался встать. — Не напрягайся, друг, — посоветовал Эрчел, и его рука скользнула к ножу на поясе. — Ляг, отдохни.
Я знал, что будет дальше. Эрчел станет шептать этому несчастному утешительные слова, а потом, ударив быстро, как змея, выколет ему глаз. Затем последуют новые успокаивающие заверения, и он выколет второй. А потом начнётся игра по выяснению того, сколько времени пройдёт, пока размякший бедолага не умрёт от ножа Эрчела, который будет вонзаться всё глубже и глубже. Чаще всего у меня не хватало духу такое терпеть, и уж точно не сегодня. К тому же он меня не послушал, а это уже достаточное основание для удара ногой, которой я попал ему в челюсть.
От пинка зубы Эрчела клацнули, а голова мотнулась в сторону. Я пнул так, чтобы причинить максимум боли и при этом не выбить челюсть — хотя вряд ли он оценил мою заботу. Всего секунду или две он потрясённо моргал, а потом его вытянутое лицо перекосило от ярости, он вскочил на ноги, оскалив окровавленные зубы, и выхватил нож, чтобы ударить в ответ. Мой нож размытым пятном вылетел из ножен, и я согнулся, готовый встретить его.
Скажу со всей честностью, дело могло решиться в пользу любого из нас, поскольку по части драки на ножах мы были примерно равны. Хотя, мне нравится думать, что мои габариты склонили бы весы в мою пользу. Но этот вопрос стал чисто академическим, когда Райт бросил тело, которое нёс, шагнул между нами и наклонился, чтобы воткнуть свой нож в основание черепа арбалетчика.
— Кто тратит время понапрасну, тот понапрасну тратит жизнь, — выпрямляясь, сказал он со своим странным мелодичным акцентом, а потом по очереди уставился на нас спокойным немигающим взором. Встречаться взглядом с Райтом мне и в лучшие времена было нелегко — пронзительные ярко-голубые глаза наводили на мысль о ястребе. И к тому же он был крупнее, выше и коренастее даже Декина, но совершенно без пуза. А ещё более отталкивающими были яростно-красные отметины, складывавшиеся в две диагональные полосы на светло-коричневой коже его лица. До того, как я увидел его, делая первые неуверенные шаги по лагерю Декина, я ни разу не встречал ни одного из потомков каэритов. Ощущение чуждости и угрозы, которое он внушил мне в тот день, так и не исчезло.
В те дни ходило множество баек о каэритах и об их загадочных и, по общему мнению, магических практиках. В Альбермайне их нечасто можно было встретить, и те, кто жили среди нас, становились объектом страха и насмешек, как люди, которых считают чужеземцами. В конечном счёте опыт научит нас, что подобные наветы неразумны, но этому ещё только предстояло случиться. Я слышал много мрачных рассказов о каэритах, полных упоминаний об их колдовских странностях и о тяжёлой судьбе миссионеров Ковенанта, которые опрометчиво пересекли горы, дабы обучить эти языческие души примеру мучеников. Поэтому я поспешил отвести глаза, а Эрчел, неизменно изворотливый, но крайне редко отличающийся смекалкой, немного помедлил, что побудило Райта уделить ему всё своё пристальное внимание.
— Ты согласен, хорёк? — шёпотом спросил он, наклонившись поближе, и его коричневый лоб на миг прижался к бледному лбу Эрчела. Поскольку здоровяк наклонился, его ожерелье с амулетами повисло между ними. Всего лишь шнурок, увешанный бронзовыми безделушками — каждая представляла собой тщательно изготовленную миниатюрную фигурку — и всё равно оно меня нервировало. Я не позволял себе задерживать взгляд на нём слишком долго, но мельком замечал изображения луны, деревьев и разных животных. Одна фигурка приковывала мой взгляд более других: бронзовый череп птицы, которую я принял за ворону. По неведомым причинам пустые глазницы этого артефакта внушали мне бо́льший страх, чем неестественно-ясный взор его владельца.