При внимательном рассмотрении выясняется, что общество того времени было организовано куда сложнее: галлы, галло-римляне и франки со времен Хлодвига перемешались в браках так, что этнос стало невозможно определить. Одно можно сказать с точностью: часто трон занимали глупцы, сеявшие беспорядок и хаос. Свойства характера, присущие франкам, а точнее — отсутствие оных, подметил франкский ученый VIII века Эйнгард, составивший также жизнеописание Карла Великого на латыни. Работая в Фульдском монастыре, он по-своему перевел на латынь греческую поговорку: «Можно иметь франка другом, но соседом — никогда». Франк Зигберт, воюя против собственного брата Хильперика, в 574 году полностью подтвердил слова Эйнгарда: разрушил памятники древних времен, снес виллы, бани, колоннады и запалил пожары сразу в нескольких районах города.
Нельзя, однако, утверждать, что все короли франков правили исключительно неудачно. Несмотря на кровавые распри князей и наследников, большую часть времени в стране царила стабильность: германцы не нарушали границ несколько веков. Товары, люди и имущество свободно перемещались по regnum francorum[28]; процветали рынки и ярмарки; на ярмарку Сен-Дени неподалеку от Парижа съезжались торговцы со всей Европы и Леванта[29]. Но в сравнении с оживлением и ростом экономики галльских городов политическая и культурная жизнь страны оставляли желать лучшего. Этот застой отразился и на Париже, который, несмотря на статус политической и военной столицы, за период правления франков почти не вырос в размерах.
Ход истории влиял на соседние земли. При римлянах река исполняла роль границы между латинской цивилизацией и варварским севером. С приходом Хлодвига Галлия воссоединилась с Францией во всех областях жизни: в культуре, политике и исторических переменах.
Париж в период правления Меровингов (490–640 гг.)
По мнению Мишеля Фуко, родившаяся при Хлодвиге нация франков, получившая в качестве столицы Париж, была не просто инструментом управления, но предопределила великое будущее, заявила мечту о великой державе. Ее конкретным воплощением стали активные военные действия франков, направленные на покорение только-только опомнившихся после распада Римской империи галльских племен. Фуко сделал вывод, что французское государство даже во времена Наполеона оставалось в том же состоянии, что и при франках, — как и прежде, рабы полностью подчинялись своим хозяевам.
Очевидно, что поэтическая метафора совпадает с топонимической: небольшой холм на левом берегу Сены, названный именем страдавшей анорексией девственницы Женевьевы, обрывается улицей Хлодвига. Парижане по сей день обращаются к Женевьеве с молитвами о защите в церкви Сент-Этьен-дю-Мон, где святая дева похоронена. Напротив собора, на территории бывшего аббатства Святой Женевьевы, где в строгом окружении зданий Лицея Генриха IV покоятся Хлодвиг с супругой, обучаются будущие городские правители[30].
Глава четвертаяЯзычники
Ощущение устойчивости королевства франков всегда было зыбким. К VIII веку уклад и строй государства расшатались донельзя. Сначала эти земли называли «Невстрией», позднее «Западной Францией». Однако этому образованию далеко было до границ нынешней Франции. На юге, за границей, проходившей по Луаре, жили галло-римляне (франки назвали их Romani), мир которых кардинально отличался от франкского. Romani говорили на другом языке, но не чуждались достижений франкской культуры. На востоке границу очерчивала река Рейн, за ней жили не менее воинственные, чем франки, племена. Политическая нестабильность в этих землях заставляла беспрестанно ожидать худшего. На востоке бритты из Корнуолла захватили Арморику (нынешняя Бретань), принесли в нее собственный язык, общественное устройство по кельтскому образцу и поставили своих правителей[31].
Так что рубежи оставались неспокойными. Парижу и его жителям пришлось тяжело как в VIII, так и в IX веке. Европу охватили массовые миграции, происходили связанные с ними столкновения. Границу между древностью и средневековьем часто проводят по 331 г. н. э. — году утверждения города Константинополя столицей Римской империи. Император Константин, приняв это решение, намеревался связать христианство и империю воедино. Результат, однако, оказался более долгосрочным и непредсказуемым, чем ожидалось: цивилизация Римской империи рушилась и перерождалась в христианскую несколько столетий.
В таких обстоятельствах и проходила христианизация франками галло-римского мира. После того как на правом берегу Сены, между позднейшими Лувром и Бастилией, были построены церкви Сен-Жермен л’Оксеруа, Сен-Колон и Сен-Поль, город изменился до неузнаваемости. Архитектура этих районов по сравнению со сложной системой левобережной галло-римской Лютеции была незамысловата, но именно она определила направление, в котором стал расти город: к сельским территориям Шаронн, Монмартр и Ла-Шапель-Сен-Дени. Город рос на восток, на западе земли оставались нетронутыми и заболоченными. На дороге в сторону Лиона и Италии, близ Сен-Марселя, появилось новое поселение. Остров Ситэ все еще окружала крепостная стена, и попасть на его территорию можно было лишь через огромные ворота — одни на севере, другие на юге. Жизнь на самом острове была тяжела и сложна, на грязных улицах толпились клирики, студенты, благородные господа, крестьяне, грузчики, проститутки и странствующие торговцы.
Возможно, лучшее место, где можно прочувствовать атмосферу Парижа тех времен, — это церковь Сен-Жюльен-ле-Повр на одноименной улице. Само здание церкви датируется XII веком, однако под ним скрывается фундамент придорожной часовни, которая с VI века стояла на главной римской, а затем франкской дороге, проходившей сквозь город. На другой стороне реки, к северу, стоял собор Сент-Этьен (его развалины найдены на восточной стороне Паперти Нотр-Дам), в котором франкские короли поклонялись Христу и хулили умирающий Рим.
Несмотря на мрачные предсказания современников, римлянина Боэция и Григория Турского, изливавших желчь по поводу франков, простой народ в распаде старого римского порядка не видел ничего страшного. Хотя христианство в те времена считалось религией знати, оно, по крайней мере, по словам проповедников, было утешением слабых и беззащитных. Более того, в Париже, где франки и галло-римляне рука об руку трудились, жили рядом и возносили общие молитвы, миф о расколе между «цивилизованным» Римом и якобы дикими «варварами» выглядел надуманным и преувеличенным.
Спустя два века после воцарения в Париже франков все различия между ними и галло-римлянами стерлись начисто. Во времена Хлодвига представители двух этносов значительно различались по социальному происхождению, именам, одежде и, в определенной степени, языку. К VIII веку столетия межэтнических браков и союзов поставили бок о бок франкские и латинские захоронения в некрополях. Останки представителей обеих народностей покоятся сегодня под колесами автомобилей, несущихся по перекрестку Гобеленов: именно здесь, в большом некрополе, хоронили умерших парижан. В этих местах являлись чудеса, их посещали призраки, здесь в V веке видели чудовищ и драконов, позднее в некрополе христиане молились святому Марселю, девятому епископу Парижа, служившему в те смутные времена.
В действительности же в мире уже два века разворачивались глобальные процессы. Их не могли остановить ни вся военная мощь мира, ни алчущие власти правители. Именно эти перемены, сильнее всех этнических столкновений вместе взятых, приблизили гибель Римской империи.
Прежде всего речь идет об углублении на протяжении столетий политического и культурного разрыва между восточной и западной половинами империи. Разлад ослабил, а затем уничтожил остатки римского порядка.
Затем — наступление на бывшие «римские» территории так называемых варваров (в роли мародеров или иммигрантов) из Восточной Европы и Азии. Оно было вызвано немощью местных правителей, ослабленных падением Рима под напором армии готов в 410 году н. э. Событие, сокрушительная сила которого напоминает о трагедии 11 сентября 2001 года в Нью-Йорке, повергло в ужас всех граждан империи, оказавшихся без защиты.
Одновременно с вышеперечисленными глобальными переменами в средневековой Европе появились представители нового вероисповедания, рожденного в песках Среднего Востока. Имя нового бога было Аллах, а молодой религии — ислам. Христианским и еврейским купцам из франкских земель, впервые столкнувшимся с исламом, он показался скорее хорошо отлаженной военной машиной, нежели вероучением.
Пророк Магомет умер в 632 году н. э., и с тех пор армии арабов катились по Аравии и Северной Африке, огнем и мечом обращая местное население в свою веру. К осени 732 года мусульмане покорили огромные территории на Иберийском полуострове. Они стремительно пронеслись в глубь земель франков, угрожая Пуатье и Парижу. Но на их пути встали две преграды: резкие холодные октябрьские ветры и войска длинноволосых франков.
Это были не просто захватнические набеги на Дар аль-Харб («область войны» — так арабы называют земли, не принадлежащие мусульманам), при этом насилие и грабежи были нормой поведения солдат армии агрессора. Этот поход был частью глобальной священной войны во имя Аллаха. Нападение арабов на Пуатье было целенаправленной атакой на христианское королевство франков. Истинной целью был захват священных городов страны и богатейших торговых центров — Тура и Парижа[32].
В 732 году Major du palais Парижа Карл вывел армию франков на место, известное сегодня под названием Moussais-la-Bataille (букв, «место битвы»), где они и встретили наступавших арабов. Карл выстроил пехоту в каре, превратив войска, по словам современника, «в непоколебимую стену» и «ледник». Искусством фехтования, тяжеловооруженной конницей и своей решимостью франки одолели мусульман, которым пришлось отступить после жестокой битвы, длившейся целые сутки. Военачальник арабов Абд ар-Рахман погиб. Исход этой битвы не упоминается ни в одной арабской летописи, термин же «франк» вошел в мусульманский фольклор за два века до начала первых крестовых походов. Это слово проникло даже в современный арабский язык: Европа по-арабски — «bilad al Firanj», что переводится как «владения франков». Карл по возвращении в Париж получил кличку Мартелл — «Боевой Молот».