— Наверное… не знаю, но мне кажется, что скорее это мама их туда положила. — Затем он перешел к более важному делу — демонстрации подарков.
В восемь часов в церкви ударили в колокола, рождественский перезвон поплыл в морозном воздухе, и празднично одетые горожане потянулись к утренней службе.
Барри зашел за Рене после обеда. Обе семьи собирались устроить вечером рождественский ужин, и молодой человек сказал, что ему для такого пиршества надо нагулять аппетит.
Они прошли вдоль реки, мимо пристани с привязанными к причалу и накрытыми брезентом лодками. Рене знала, чего ей ожидать, поэтому надела ботинки на толстой подошве, брюки и старое пальто, а на голову повязала платок. Барри пробирался по грязи впереди нее, а там, где тропинка прерывалась, поворачивался и подавал ей руку. Прилив уже кончился, и вода начала убывать, зато бриз становился все свежее, переходя в порывистый восточный ветер.
— Ничего, зато проветримся, — жизнерадостно произнес Барри. — В Лондоне мне часто кажется, что нечем дышать.
Несмотря на непогоду, вверх по реке с воем пронеслась моторная лодка и завернула с резким фонтаном воды.
— Здорово! — глядя на нее, воскликнула Рене.
Они стояли рядом, следя за резкими поворотами лодки.
Барри взял ее за руку:
— Фред Эллиот уезжает на все лето в Америку и предложил мне взять напрокат его моторку. Как ты на это смотришь?
Она знала — это огромная уступка со стороны Барри: он презирал моторные лодки, предпочитая им парусные. Но ей совсем не нравилось постоянно увертываться от раскачивающегося бревна, которое называется мачтой; кроме того, она всегда вымокала, когда Барри просил ее порулить за него, а вот моторная лодка — это совсем другое дело.
— Я бы с удовольствием, — с благодарностью отозвалась Рене.
— Надеюсь, мы сможем приезжать сюда почти каждые выходные, — продолжил Барри. — Вот если бы у тебя была обычная работа, тогда было бы легче планировать.
Ах, понятно почему он упомянул про моторную лодку — это своего рода взятка, чтобы убедить ее поменять работу.
— Я хочу хотя бы разок съездить в Париж, — пояснила Рене. — Ава Брент, редактор раздела моды в «Бурной жизни», уже приглашала меня несколько раз. Весной она планирует серию снимков для статей про европейские курорты, и надеюсь, что возьмет меня с собой. А потом, когда съемки закончатся, поищу другую работу, если ты так этого хочешь.
— Ты можешь поехать в Париж в любое время.
— Но мне не хотелось бы ехать одной, а тебе это, по-моему, не очень интересно.
— Да уж, по-моему, город как город, ничего особенного.
— А мне так не кажется. Моя самая заветная мечта — участвовать в показе мод в Париже.
— Иногда, дорогая моя Рене, ты болтаешь такую ерунду! — отреагировал Барри.
— Да, конечно, нельзя надеяться, что ты меня поймешь. — Она указала пальцем на его грубый шерстяной костюм. — Тебе до моды нет никакого дела.
— Да уж, увольте! — Интерес мужчин к одежде казался Барри верхом изнеженности. Он любил одеваться скромно и непритязательно.
— Однако самые лучшие модельеры — мужчины, — заметила Рене.
— Если только их можно назвать мужчинами. Я вообще не понимаю, как настоящий мужчина может заниматься такой профессией. Они все, наверное, извращенцы!
Рене засмеялась и провела ладонью по грубому рукаву его куртки.
— Милый Барри, ты так все упрощаешь, разделяя людей на категории, согласно своим собственным правилам. Надеюсь, меня-то ты не считаешь извращенкой?
— Ну, мне вообще-то не нравится, когда люди показывают себя другим, — заявил он, но потом Смягчился. — Хотя, должен признать, тебе есть что показать. — Он обнял ее одной рукой. — Просто дело в том, что я тебя ревную и не хочу, чтобы посторонние пялились на то, что принадлежит мне!
Такое заявление было редкостью для Барри, так же как и ласка. Она прижалась к нему, радуясь надежной теплоте его объятия.
— Я серьезно говорю, что брошу работу, — сказала Рене, стараясь ему угодить. — Но сначала все-таки хочу возместить те деньги, которые потратила на гардероб и прически. Несколько заграничных показов, съемок — и все; за них очень хорошо платят.
— Да? — Он улыбнулся. — Судя по количеству журналов, в которых я тебя видел, мне не хватит всей оставшейся жизни, чтобы сравнять счет!
— Да нет, что ты, Барри, я серьезно.
— Правда, дорогая? Рад это слышать. — Он говорил ласково, но в глубине души сомневался, что она выполнит это свое решение. — Все равно, ведь мы договорились, что ты бросишь работу, когда мы поженимся?
Рене вздохнула. Их женитьба казалась делом таким нескорым, а романтическая атмосфера Рождества настроила ее на сентиментальный лад, и девушке захотелось приблизить эту дату.
— Я сделаю это намного раньше, — пообещала она.
Цапля взлетела из кустов в прибрежных камышах, хлопая огромными крыльями, и проплыла над их головами, издав скрипучий крик. Рене вздрогнула. Тучи собирались на небе в огромную темную завесу, и земля выглядела холодной и пустынной; птичьи крики, как ей казалось, звучали насмешливо и неодобрительно.
Барри убрал руку и посмотрел на часы:
— Пора возвращаться. Скоро стемнеет.
Она молча пошла впереди него по узкой тропинке, чувствуя, как в глубине души зарождается и зреет дурное предчувствие.
Глава 2
— Дорогая, сделай личико попроще, — взмолился Билл Симмонс, глядя на Рене из-за фотокамеры. — Я понимаю, дует холодный ветер, но ты должна выглядеть так, будто нежишься под лучами горячего солнца в полуденную жару.
Рене постаралась унять дрожь и изобразила профессиональную улыбку. Пока съездить в Париж у нее никак не получалась. Вместо этого Ава Брент взяла ее в Бретань рекламировать одежду для пляжа. Это был модный курорт Ла-Боль, конечно менее известный, чем Ривьера, но зато там было не так холодно, как в Ле-Туке на Северном побережье.
Самым главным достоинством Ла-Боль была его бухта — пять миль песчаных пляжей между Порнише и Ле-Пулижаном. Меньше столетия назад здесь еще ничего не было, кроме дюн и сосен, растущих по краю пляжей, а потом вдруг, буквально в мгновение ока, это место прославилось, все медицинские светила объявили его целительным. Началось строительство, и в период между двумя войнами Ла-Боль буквально расцвел, стал очень популярным курортом. На его восточной стороне среди сосен появились шале и виллы, а вдоль берега выстроились многочисленные отели, рестораны и казино. Обращенная на юг, бухта охраняла курортный город от холодных вод Атлантики, место славилось мягким солнечным климатом, теплый сезон здесь наступал уже в самом начале весны. Но сейчас, хотя небо уже и было ярко-голубым, с моря дул очень холодный ветер.
За спиной Рене высились огромные красные скалы самых невероятных форм, а ее ноги стояли на твердом белом песке, состоящем из мириадов крошечных осколков раковин. Тысячи таких же раковин, только целых, усеивали пляж. Они начали работу ранним утром, чтобы избежать зевак; кроме того, фотографа устраивал свет только что взошедшего солнца, но вот найти в скалах укрытие от ветра, как они рассчитывали, им не удалось.
— Я знаю, знаю, что вы мерзнете, — крикнула Ава. — Постараемся закончить как можно быстрее. Давай скорее, Билл, хватит болтать!
Билл Симмонс сделал пару снимков, и Рене кинулась в полосатую палатку, где переодевалась. Она была в закрытом купальнике и знала, что худшее впереди — предстояло еще сниматься в бикини.
— В такую погоду хороший хозяин собаку из дому не выгонит, — пожаловалась она ассистентке, которая уже ждала ее с чашкой горячего кофе из термоса.
Карен Ньюби, секретарша Авы и посыльная по всем делам, сочувственно усмехнулась:
— Да, это неприятная изнанка модельного бизнеса, — проговорила она. — Но какой смысл рекламировать летнее белье, когда наступит сезон и все уже купят к нему что надо. Сегодня хоть солнышко неплохо пригревает.
Рене переоделась в две тонкие полосочки: одна — на бедрах, вторая — на груди, и накинула сверху манто.
— Если Билли будет долго держать меня раздетой в этом костюме, я его прямо там и убью, — заявила она и вернулась на площадку.
Теперь Рене позировала на фоне высокой, уходящей шпилем в небо скалы — тоненькая загорелая фигурка (естественно, загар был ненатуральным, шел всего лишь март). Ее бледно-золотистые волосы развевались под ветром с моря, она защищала глаза от солнца ладошкой, а ее красивый рот чуть обиженно скривился, потому что от холода по ней ползли мурашки.
— Быстрей, поторапливайтесь! — кричала Ава. — Поза превосходная, мне нравится ее слегка надутый вид, но я не хочу, чтобы бедная девочка подхватила воспаление легких.
По морю со стороны Ла-Боль к ним приближался одинокий пловец, который, казалось, ничуть не боялся ледяной воды. Рене безразлично смотрела на выныривающую из волн темноволосую голову.
Пока Билл делал снимки, пловец выбрался на пляж недалеко от них. Встал и молча уставился на Рене. Наконец Билл дал знак, что закончил, и она со вздохом облегчения поскакала обратно в палатку.
— Это все, — сообщила Карен, сверившись со списком запланированного на день.
— Слава богу!
— Если только мисс Брент не захочет что-нибудь переснять.
— Тогда я устрою забастовку, — заявила Рене, торопливо натягивая одежду.
Выйдя из палатки, она застала пловца за разговором с миссис Брент. Кто-то накинул на него полотенце, но больше на нем ничего не было, кроме плавок. Его орлиный профиль четко вырисовывался на фоне синего неба и моря, мокрые волосы блестели, его тело походило на статую греческого героя. Рене замерла, тупо глядя на него. Это был тот самый молодой человек, который угощал ее чаем в Лондоне.
«Боже мой, нет, — подумала она, — какое неприятное совпадение, хуже просто некуда! Вот уж кого меньше всего я хотела бы встретить еще раз!»
Ава и пловец о чем-то оживленно беседовали на смеси французского и английского, и вся съемочная группа молча прислушивалась к ним. Но у Рене было только одно желание — поскорее вернуться в отель и забраться в горячую ванну.