– Ты кем работал, старый? – мрачно поинтересовалась Бабка.
– Королем, – приосанился Дед.
– Везуха… – вздохнула Машенька. – Небось, дочку-принцессу замуж выдавал? Они тут все на замужествах повернуты. Ур-роды!
– Какую принцессу! – закричал Дед, взмахнув мокрыми руками, и забрызгал все вокруг. – Этот король тупой оказался, как вот этот валенок. Что только мне не пришлось делать – сперва я королеву свою застрелил из пистолета, потом в дудку дул так, что чуть не лопнул…
– Зачем дул-то? – прокряхтела Бабка, ерзая на стуле.
– Чтобы королеву оживить, – ответил Дед и, видя недоумение, пояснил: – Я же сказал – король был дебилом. Норвежская сказка.
– Кончилось все смертью? – поинтересовался вползший в зал Волк. Следом за ним вошла и скромно уселась в уголочке Внучка.
– А ты как узнал, Серый? – удивился Дед.
– А у них тут все так кончается. Тебя как замочили?
– Буквально – утопили в море, причем в бочке. – Дед отжал из бороды воду. – Знаешь, как хреново?
– И знать не хочу, – отрезал Волк.
Он, с трудом приподняв огромное пузо, через которое шел длинный кривой разрез, грубо зашитый суровой ниткой, дотащился до ближайшего стула. Уместив пузо на стуле, Волк выдохнул, прикрыл глаза и негромко сказал:
– Когда ж я сдохну?
Бабка и Внучка посмотрели на него и заплакали.
В зал вкатился какой-то грязный ком. В нем с большим трудом можно было опознать Колобка.
– Вы чего ревете? – не понял Колобок, глядя на них заплывшими в щелки глазами.
– Волка жалко! – прорыдала Внучка.
– Себя пожалей, – прорычал Волк.
– Себя тоже жалко-о-о…
– Тебя вместе с Бабкой вроде Волк съесть должен? – спросил Колобок. – А потом охотники выпускают вас из волчьего брюха… – Он озадаченно посмотрел на огромное пузо Волка. – Но если вы тут, то кто тогда – там?
– Там камни, – негромко ответил Волк, глядя куда-то в сторону. – Двадцать фунтов отборных гранитных булыжников. Добрые люди, когда поймали меня и выпотрошили, чтобы достать то, что осталось от Красной Шапочки и ее Бабушки, набили взамен утробу камнями и отпустили – издыхать в мучениях.
– Погоди – Колобок нахмурился и зашипел от боли. – Что значит – «то, что осталось»? А разве они не «выпрыгнули из брюха Волка, живые и здоровые, и жили потом долго и счастливо»?
Тут Внучка не выдержала и заревела в голос.
– А-а-а… – Слезы градом катились на окровавленный передник. – У-у-у… Ы-ы-ы-ы…
Когда Внучку удалось успокоить, она, всхлипывая, поведала остальным – в зале к тому времени собрались практически все сказочные эмигранты – как было дело.
– Волк, – Внучка кивнула головой и на всякий случай указала своей рукой на баюкающего бугристое брюхо Волка, – встретил меня, как и положено, в лесу. Я ему сказала, опять же, как положено Красной Шапочке, что иду к Бабушке, – она указала на Бабку, – несу ей пирожки, горшочек масла и бутылку вина…
– Какого вина? – не понял Михайло Потапыч. – Ты же, как моя Машенька – несовершеннолетняя.
– Это я в советском мультфильме про пионера Петю Иванова и Красную Шапочку несовершеннолетняя. А у этих… – Внучка указала на окно, – я неопределенного возраста. Педофилы чертовы!
– Ну, и что там дальше? – заинтересованно спросил Петушок – Золотой гребешок.
– А дальше Волк прибежал в домик Бабушки, обманом проник внутрь, убил старушку, – Внучка снова заплакала, – оделся в ее одежду, приготовил из ее мяса жаркое, а из крови – напиток, и когда я пришла… – она зарыдала, – угостил меня всем этим… А я ела-а-а-а…. И пила-а-а-а… Как ду-ура-а-а…
– Извращенцы, – пробормотал Дед. – И что, никто тебя не предупредил?
– Я предупредила, – мяукнула Кошка, ковыляя на трех лапах. – Ну, почти успела предупредить. Но Волк бросил в меня деревянным башмаком – тем самым, стильным и экологичным, и убил. Насмерть.
– Что было дальше? – спросил Колобок.
– Дальше, – всхлипнула Внучка, – Волк заставил меня раздеться и лечь с ним в постель… А одежду сжег в печи-и-и-и… И только потом был диалог про «А почему у тебя такие большие зубы-ы-ы-ы…»
– Надо было убежать! – закричал Петушок.
– Она пыталась, – грустно сказал Волк. – Отпросилась до ветру по нужде. Но я привязал ее за ногу веревкой и втащил обратно в домик. А потом съел…
– Погодите, – ошарашенно проговорил Дед. – Это что получается… – Он посмотрел на Внучку. – Ты теперь замужем за Волком, что ли?
– Да какой «замужем». Он же меня… – Внучка залилась слезами пуще прежнего. – Сожра-а-а-ал…
Воцарилась тишина, нарушаемая лишь звуками падающих на пол Внучкиных слез.
– М-да-а… – протянул Михайло Потапыч и повернулся к Машеньке. – Я надеюсь, с тобой ничего такого не произошло? Вроде «Золушка» добрая сказка, там сестер в конце выдали замуж за вельмож… Кстати, ты почему хромаешь?
– Замуж?! – психанула Машенька и задрала подол платья, обнажив ноги по щиколотки. – На, смотри! Замуж…
Все увидели, что левая нога Машеньки залита кровью и перемотана окровавленными бинтами.
– Как же так! – всплеснул лапами Михайло Потапыч.
– Что с твоей ножкой, деточка? – поразилась Бабка.
– Мне ее мачеха ножом обстругала, – буркнула Машенька.
– Но зачем?!
– Чтобы в хрустальную туфельку влезла. А потом голуби… – Машенька поежилась. – Фу, ненавижу… Летающие крысы… Они выклевали мне глаза.
И Машенька сняла темные очки. По залу прокатился коллективный вопль ужаса.
– Убью! – взревел Михайло Потапыч и принялся метаться, круша мебель, но вскоре успокоился и присел на мраморный подоконник. – Тут все как в страшном сне…
– А ты кем работал? – спросил его Колобок.
– Тремя медведями. – Михайло Потапыч сложил лапы на коленях. – Дурацкая история, на самом деле. Три друга-медведя, большой, средний и маленький, живут в домике в лесу.
– Погоди, – не понял Петушок, – это же наша сказка, не европейская. «Три медведя» называется, и там тоже Машенька…
– Ага, держи карман – наша, – хмыкнул Колобок. – Даже я знаю, что сказка это английская народная, а записал ее британский писатель Роберт Саути. И нет там никакой Машеньки. Там – бродячая женщина, пьянчужка, которую выгнали из ее семейства, так как она являлась позором для них. Автор пишет про нее: «Наглая, плохая, сквернословящая, некрасивая, грязная бродяжка, заслуживающая пребывания в исправительном учреждении».
– Все так, – вздохнул Михайло Потапыч. – Она влезла в дом, все съела, выпила, испортила, сломала, изгадила – и сбежала.
– В нашем варианте, который написал Толстой, – добавила Внучка, – медведи были семьей: папа, мама, Мишутка, а тут – нет?
Медведь отрицательно покачал косматой головой.
– То есть получается, что три мужика живут вместе в лесу, отдельно ото всех… – начала Внучка, но Михайло Потапыч оборвал ее:
– Не продолжай. Я по ночам всегда спал спиной к стенке. А что ты хочешь – Европа.
В это время в зал ввалилась, пошатываясь, Аленушка. Все обернулись на нее. Выглядела Аленушка так, словно попала под каток – платье порвано, руки в синяках, шея в засосах, помада размазана по лицу, глаза зареваны.
– Аленушка! – воскликнул Петушок. – Ты же была Белоснежкой…
– Фак е маде! – Аленушка сплюнула. – Эти чертовы гномы… Проклятые ублюдки… Здесь есть водка? Мне нужно как-то забыть эту гребаную неделю…
Аленушка доковыляла до буфета в углу, нашла там шнапс и надолго присосалась к бутылке.
Истории Петушка и Мышки тоже оказались не лучше прочих – Мышку бесконечно ели коты, причем то глотали целиком, то раздирали на части.
– Особенно меня достал старый Кот из басни Лафонтена, – пищала Мышка, бережно баюкая в лапках огрызок хвоста. – Он, тварь, не просто так меня жрал, а под философские рассуждения…
– А меня, – Петушок – Золотой гребешок попытался приладить на место выдранные перья, но вскоре бросил эту затею, – заманил в свою нору и съел хитрый Лис Фокси-Локси. Одно утешает – вместе со мной он сожрал курочку Хенни-Пенни, уточку Даки-Лаки, гуся Гузи-Пузи и индюка Теки-Леки.
Черная, как головня, Баба-яга, распространяя запах гари и оставляя за собой кучки пепла, дошла до камина и тяжело уселась прямо в угли.
– Мне уже все равно, – объяснила она. – Они тут какие-то файерофилы. Хлебом их не корми, дай кого-нибудь спалить на костре. «Ведьма, ведьма». Тьфу.
Затем Баба-яга повернулась к скромно молчавшему Кощею.
– А ты что такой задумчивый, Кощеюшка?
– Мне рассказывать не о чем, – отрезал Кощей. – Работы мне тут не нашлось. Они решили, что бессмертный герой – это слишком. И предложили мне роль Дьявола. Ну, а я отказался. Вот, жду депортации.
Змей Горыныч вползал в зал по частям.
– И не спрашивайте! – рявкнул он хором. – После того, как Беовульф поразил меня в уязвимое место, тело разрубили на части и выкинули в море.
Следом за кусками Змея Горыныча в зал вошел Иванушка-дурачок. Выглядел он подозрительно целым и был даже относительно опрятен.
– Иванушка! – обрадовались все. – Ну, хоть тебе повезло.
– И не надейтесь! – пьяно засмеялась в углу Аленушка и икнула. – Пардоньте.
Иванушка-дурачок горько махнул рукой, усаживаясь на стул.
– Не тяни! – потребовал Колобок. – Кем был?
– Глупцом, кем же еще, – процедил сквозь зубы Иванушка. – Причем таким… Эталонным! Тесто носил, веревкой обвязав, свинье дорогу от базара до дома объяснял, пух в решете на ветру таскал… А, короче, нечего рассказывать… Позорище. Никого не спас, никого не победил. Ну, а ты-то почему такой помятый?
Вопрос был адресован Колобку.
– Я же был дублером Шалтая-Болтая, – ухмыльнулся разорванным ртом Колобок. – Они называют его «Humpty-Dumpty».
– И что? – не понял Дед. – Ты вроде должен быть такой весь при галстуке и в этом… как его бишь? А, вспомнил – в сюртуке! А ты как после погрома в уездном ревкоме.
– Там было так. – Колобок прочитал стихотворение:
Humpty Dumpty sat on a wall,
Humpty Dumpty had a great fall.