Над толпой одинаковых по росту и с лица тайваньцев там и сям торчали белые рожи понаехавших. Тоже одинаковые, с глазами вареных креветок. Раньше это забавляло, теперь надоело.
Шуша думал, что есть в этой парилке некий момент воздаяния за грехи: допустим, ты баню не любишь с детства, но невнимательно отнесся к климату страны релокации – и обмишурился по полной. И поделом тебе.
Еще Шуша с детства не любил русский авангард в целом и супрематизм отдельно. За это ему тоже предстояло нынче пострадать.
Компания с непроизносимой вывеской «Чайна-Тайвань-чего-то-там», которую все, и она в первую очередь, звали для краткости «Чайна-Т», купила себе в коллекцию «Черный квадрат» Малевича. Не настоящий, конечно, и даже не из числа известных авторских копий, а всплывшую на аукционе ранее неизвестную версию 1933 года. Все правильно-честно, живая рука Малевича, не фальшак, вот результаты химических анализов, вот сертификат от самой Третьяковки, где на Малевиче собаку съели и за него порвут. Они там время от времени друг друга рвут публично за недостаточно восторженное отношение к этому шарлатану.
Шуше было на Малевича глубоко наплевать, но если не пойти на презентацию, считай ты сам на себе поставил черный крест. Тусовка не любит неудачников, и если от Шуши отвернутся, он получит моральную травму. Зачем это надо, лишний раз себя мучить. Значит, Шуша должен выглядеть, будто у него все расчудесно, а потом взять и покинуть Тайбей внезапно и тихо. Был – да сплыл. Шуша всегда так жил. Наперекор всему. «Шуша это маленький зверек, который никак не попадет в дырку», припечатала его болтливая одноклассница. И прилипло это прозвище к Мише Шульману. И он с тех пор доказывал себе, что очень даже ушлый, ловкий и во все дырки попадает метко.
Только вот нормальные люди бежали из Мордора в Европу, а Шушу от великого ума занесло на Тайвань.
Он заехал сюда по студенческой визе, и сначала все шло неплохо. Прекрасная толерантная страна, прекрасный современный город, прекрасные улыбчивые и воспитанные люди. Правда, на квартиру денег было жаль, а общежитие выглядело форменной казармой, но Шуше вдруг повезло.
Моды на русских содержанок тогда еще не было, потому что Китай еще не вперся на остров. И Шуша стал в некотором смысле первопроходцем, вступив в особые отношения с немолодой профессоршей. Тетка умела ценить изящное, даром что искусствовед, а Шуша был компактного сложения и с правильными чертами лица, хорошенький на любой вкус, хоть тайваньский, хоть российский. Он в этом контексте всегда всем нравился без разбора. Вскоре Шуша стал внештатным ассистентом преподавателя. Слово «внештатный» он в разговорах и письмах деликатно опускал, и тут-то ему, как говорится, фишка поперла, а он сдуру решил, что так оно и есть.
Российский Шушин диплом искусствоведа был вполне государственного образца, но, чего греха таить, от дешевого виртуального института, вдобавок заочный, Шуша его получил только чтобы задобрить маму. Дело оказалось зряшное, мама все равно рассвирепела, когда Россия захватила Крым, и они с сыном разругались вдребезги. Мама смотрела на аннексию строго как экономист и назвала ее инвестицией в будущее державы. А Шуша был в ужасе, ведь его родина напала на мирную демократическую европейскую страну и оттяпала кусок с двумя миллионами ни в чем не повинного населения. Под конец скандала у мамы вырвалось: «Ну весь в отца, такой же неблагодарный жиденыш». Это было чересчур и даже как-то не по-русски. Шуша давно подозревал, что у мамы с головой непорядок, и испытал громадное облегчение, когда хлопнул дверью.
И за отца Шуша обиделся. Он его почти не помнил, но отслеживал по соцсетям, чисто из любопытства. Тот давно перебрался в Израиль, работал русскоязычным гидом и практиковал полиаморию, из-за чего Шуша ему отдельно завидовал. Лет десять назад отец коротко приезжал на родину, осмотрелся в Москве и написал: знаете, город стал заметно чище, это недурно выглядит, но сильно настораживает: когда наводят порядок на территории, значит, надвигается диктатура.
Умнейший человек, согласитесь.
Иногда Шуша думал, что надо было собраться с духом, напомнить папе о себе и попросить вызов в Израиль. Но там тоже искусствоведов девать некуда, а еще могут напасть арабы, и тебя заберут в армию. Ну и судьба человека второго сорта Шуше еще в России осточертела. Только на родине он стал изгоем добровольно, из-за критического образа мыслей, а в Израиле станет гоем по умолчанию, из-за русской мамы. Евреи ребята конкретные, для них кровь не водица, а аргумент.
Фашисты пархатые.
Воистину страдание – вот истинная профессия русского интеллигента.
Страдать Шуша умел, но зарабатывать на этом не научился, а в качестве искусствоведа нигде и никогда не котировался, сколько бы ни надувал свои красивенькие щеки. Да, он вроде бы давно и успешно подвизался в либеральном интернете, писал текстики-компиляции о том, как в СССР гнобили свободное искусство и как гнобят его теперь в России. Но требовали с Шуши именно компиляции, сляпанные по-быстрому, и платили гроши. Поляну серьезной публицистики за серьезные деньги захватили люди с громкими именами, зачастую не понимающие в искусстве ничего, прямо до смешного, если бы не было так грустно. Но почему-то именно они писали для интеллигенции, и обычно полную ахинею, а интеллигенция шумно аплодировала. Шуша старался работать качественно, но вынужденно обслуживал быдло – и быдло оставляло под его текстами быдляцкие комментарии, а Шуша мучительно переживал. В моральном плане ему немного полегчало, когда такие же тексты начали с тем же успехом клепать нейросети. Но материально это ударило по карману, а на культурных запросах интеллигентов по-прежнему паразитировали живые идиоты.
И только в эмиграции Шушу оценили по достоинству. Когда из независимого эксперта он превратился в сотрудника солидной кафедры университета Тайбея, вдруг оказалось, что Шуша может сделать приличный текст, за который заплатят уже не копейки. Он вписался в тусовку и стал если не важной персоной, то своим в доску парнем. Даже успел мимоходом вдуть Настику, пока та сидела на переводах для Мордора, что делало ее в глазах тусовки безусловно страдалицей, но еще и человеком третьего сорта. Потом Настик вступила в особые отношения с местной издательницей и прыгнула сразу в высший сорт: оказалось, что бедняжка лесбиянка, просто в Мордоре была обязана притворяться, и через силу привыкла давать мужикам. Шуша тогда занервничал, но Настик, добрая душа, толерантно делала вид, что у них то ли ничего не было, то ли ей было не так уж противно.
В общем, жизнь наладилась, а потом разладилась. Шуша оканчивал обучение и уже имел намек из деканата, что когда получит диплом, его сразу зачислят в штат. Это все решало: с Шушиным видом на жительство задержаться на Тайване без работы нельзя, а дауншифтить до мытья туалетов понаехавшим не позволено – туалеты строго для уроженцев острова. Здесь вообще-то безработица. Значит, или ты ценный для Тайваня специалист, или чемодан– аэропорт– Мордор.
Видимо, зная о подвешенном Шушином состоянии, ему подал сигнал замдекана: парень, я бы не отказался курировать твой дальнейший профессиональный рост, если ты согласишься на особые отношения. И тут Шуша сделал глупость. Он непростительно долго думал, готов ли русский интеллигент переквалифицироваться в тайваньского гомосексуалиста. Замдекана не привык, что его игнорируют, обиделся и беспардонно наврал профессорше, сволочь косоглазая, что не только сделал Шуше предложение, но и разок ему вдул, а тому понравилось. Профессорша, на словах вся из себя толерантная, оказалась еще и ревнивой. С криком: «Я же тебя из грязи вытащила, русская свинья!» отхлестала Шушу по морде и нашла ассистента помоложе.
Жизнь накрылась одним интересным местом буквально в мгновение ока. Шуша вел себя довольно безалаберно и не успел накопить денег на новую релокацию. Морально он оказался выбит из седла примерно как в дни аннексии Крыма, когда Шушу в первый раз предала Родина. А материально – вообще как никогда. В Питере ему хотя бы мама давала денег. Нет, ее можно и сейчас попросить, сказав что-нибудь типа «прости, но я ведь твой родной сын». И мама купит родному сыну билет в Мордор, который ему и так вручат за счет гостеприимного Тайваня.
Китайцы, сволочи, могли бы хоть слегка подправить миграционное законодательство. Надо же что-то менять. Оккупация ведь.
Но это русские творят кровавый беспредел на захваченных территориях, а китайцы, со свойственным им коварством, оккупировали Тайвань так, что не изменилось практически ничего. Только возникли правительственные агентства, куда пересели опытные люди из местных министерств. Вон как непотопляемый мистер Ливингстон, к которому Шуша сейчас шел на поклон.
Шуша плелся по гостеприимному Тайбею, будь он три раза проклят, думая, что был бы ты не размазня, а креативный парень, замутил бы протестную акцию. Выступил против тоталитаризма нетривиально, ярко и свежо. Хапнул на хайпе свои пятнадцать минут славы – глядишь, кто и заметит. И поможет.
Но зачем обманывать себя, Шуша трусоват и застенчив. Таких, как он, с Тайваня высылают пачками. И пускай те орут, что едут в Мордор на погибель – бюрократам плевать. Ну и наши страдальцы, чего греха таить, успевают снова из Мордора бежать кто в Армению, кто в Грузию, потому что Мордору неинтересна мелюзга, он показательно гнобит только людей с именами, раздавая им заочные приговоры.
Шуша дорого бы дал за заочный приговор. Тогда бы фиг его выслали. Или хотя бы переправили в относительно свободную страну. Но такое уважение и от Мордора, и от Тайваня надо заслужить. Надо его накреативить.
А Шуша, увы, не креативный.
И если он сегодня достаточно унизится, чтобы выпросить у мистера Ливингстона пригласительный билет на презентацию «Чайна-Т», то это у Шуши будет, образно говоря, прощальная гастроль.
Последнее танго в Тайбее.
В вестибюле агентства с труднопроизносимым названием, которое русские, да и местные тоже, сократили до «отдел культуры», Шуша нарочно проторчал верных полчаса, чтобы обсохнуть. Как раз успели сообщить о посетителе – не бегом же носиться из-за русского, – а мистер Ливингстон милостиво согласился его принять.