Глухой шум послышался Козию. Он перестал работать, прислушался. Шум нарастал, приближался. Слышались металлический лязг, гудение и треск падавших деревьев. Козий стоял, весь сжавшись.
«Идут, — подумал он. — Ну что же теперь делать? Куда мы уйдем?»
Он поднял топор, стал тесать ствол и упорно думал. Нет еще двух лет, как наступила хорошая жизнь. Кто мог подумать, что будет у него корова! Теперь пасется она в колхозном стаде, а в полдень и вечером приходит домой: сама знает свои ворота. И вот идут немцы, идут всё разрушать, отымать…
Он с силой поднял топор, сильно ударил. Оставил его в дереве, поднял голову.
Вылез из-за деревьев танк, помчался по полянке. С другой стороны вылезли еще два. Выскочил из танка человек в кожаном костюме, посмотрел на Петруся.
В холодных пустых глазах пренебрежение. Лицо подтянутое, с рыжими усиками.
— Ну, ты, свидло, — твердо выговаривая слова, сказал человек, — хорошую дорогу знаешь? Марш показывать!
Тоска охватила Козия. Молча он взял топор, заткнул за пояс. Взял куртку.
— Есть дорога, — медленно сказал он, — почему же не быть дороге?
Увидел, как человек достал пистолет из кобуры и стал позади. Все угрюмее становился Козий, губы у него дрожали. Из лесу выходили новые машины — набралась целая колонна. Офицеры достали карты, советовались.
Один с отвращением посмотрел кругом, посмотрел на Козия и крикнул:
— Свинячья страна — свинячьи дороги!
Петруся заставили идти вперед. С глухим рычанием поползли машины, ломая на пути деревья. Петрусь шел тяжело, казалось ему, что не вытащить ноги из вязкой земли. Потом тряхнул головой, оглянулся, внимательным взглядом обвел машины.
Вышли на просеку. Петрусь вспомнил. В сентябре позапрошлого года пришли сюда машины Красной армии. Тогда он с другими белорусскими крестьянами гатил болото, показывал, как пройти. Работали женщины, старики, дети. Этим же топором валил он молодые деревья, командиры жали ему руку — как хорошо тогда было! Вот тут, против старой сосны, вытаскивали они из выбоины машину старого командира. И сам командир, подобрав шинель, помогал в работе, а потом весело говорил:
— Ну, спасибо, товарищи. Теперь заживем мы с вами! Спасибо, братики.
И крестьяне с топорами пошли вперед, потому что за два километра отсюда было гиблое место — топь, болото, откуда ни коню, ни машине не выбраться, а они хотели показать, как там пробраться.
Шел теперь Козий к тому месту и все думал. Вспомнил жену, которая сейчас в хате занимается по хозяйству, вспомнил детишек, увидел новое здание белорусской школы, желтевшее свежим тесом, и вздохнул. Поправил шапку и остановился.
— Вот место есть впереди, — почтительно сказал он офицеру, — его бы скорым ходом брать, иначе трудно.
— Свидло! — с презрением сказал офицер. — Наши машины везде пройдут.
Козий быстро закивал головой.
— Вот и я говорю, на скорости всюду пройдут. Мне дозвольте показать?
Офицеры посовещались, и Козия заставили взобраться на переднюю машину.
Он протянул руку, показал:
— Вон туда! Там пройдем.
Офицер ощерился, придвинул дуло к лицу Козия. Козий посмотрел на синеватую сталь и успокоительно кивнул.
Пошли машины. Сильнее заревели моторы. Козий махал рукой и кричал:
— Наддать надо, сильнее давай, шибче!
Он жадно всматривался вперед, вены надулись на лбу, боялся он пропустить нужное место. Вот оно! Погибла тут три года назад корова, насмерть засосало ее.
— А теперь с ходу, — звонко закричал он и победно взмахнул шапкой, — сюда давай! Сразу! Всем сразу!
Машины с ревом кинулись в топь. Первые провалились, вырвали их вперед могучие моторы; из-под мелкой, как бисер, плесени, обманчиво прятавшей топь, высоко брызнули фонтаны воды.
Обезумевший офицер, грассируя, что-то кричал Козию, тыкая ему в зубы дуло, а Козий, отмахиваясь, весело и исступленно кричал:
— С ходу надо, с ходу наддай!
Передние машины уже не могли остановиться, они отчаянно выдирались, погружаясь все глубже, а задние следовали за ними.
Что-то горячо хлестнуло Козия в спину, потом еще в лицо.
И, падая с машины, улыбаясь кровавым ртом, он еще успел подумать: «Теперь можно. Место верное… Не выберетесь, фашисты, нет…»
Кирилл Левин
Отряд «Деда», быстрее ветра
Дедом его прозвали не за седину, бороду или старость. Годами он был моложе многих других бойцов партизанского отряда. Дедом его прозвали за большой жизненный опыт, мудрость, смекалку и находчивость — все те житейские качества, которыми отличаются наши колхозные старики, бывалые, видавшие виды и знающие жизнь деды.
«Наш Дед сказал», «наш Дед велел», «наш Дед просил» — эти короткие слова всеми воспринимаются как обязательные. Железная сознательная дисциплина, которой отличается партизанский отряд сельсовета, во многом обязана высокому авторитету командира отряда — Деда.
Удивительнее всего было то, что этот человек, проявивший себя прекрасным стратегом, в прошлом не имел серьезного военного опыта, если не считать двухгодичной службы в кавалерии.
Председатель передового сельсовета, не раз красовавшегося не только на областной, но и республиканской доске почета, Дед сколотил крепкий, дружный партизанский отряд, в который, как весенние ручейки в реку, стекались из окрестных колхозов, из районного центра коммунисты, непартийные большевики, бородачи-колхозники и молодежь, люди различных профессий. Есть в отряде бухгалтер из финотдела, два агронома, машинисты местной электростанции, пять трактористов МТС. Они составляют не только боевой авангард отряда, но и считаются первыми консультантами по всем противотанковым операциям.
В отряд входят две женщины: жена Деда и тетя Глаша — председатель колхоза, занимающая в отряде место «продотдела» и разведчика, а когда требуется, и пропагандиста, чтеца. Тетю Глашу неофициально считают помощником Деда. Спокойная, рассудительная, смелая, она ни в чем не уступает Деду. О всех бойцах этого молодого партизанского отряда, конечно, не перескажешь, но нужно хотя бы вкратце упомянуть о самом юном бойце — семикласснике Леше, любимом единственном сыне тети Глаши. Было вполне естественно, что в отряд она ушла вместе с ним — самым близким и дорогим ей существом. Дед тоже любит смелого юношу и не боится давать ему сложные и серьезные поручения.
Дед особенно полюбил Лешу после того, как тот принес сведения о восьми фашистских танках, замаскировавшихся у крутого оврага, вблизи шоссейной дороги.
Командир усадил Лешу возле себя и строго спросил:
— Ты не путаешь? Танки ли ты видал, может, машины, оставленные кем-нибудь?
— Танки, товарищ командир, фашистские, с этой чертовщиной, как вы ее зовете, ну, намогильным знаком…
Дед улыбнулся.
— Точно укажи место.
— Первый овраг будет там, где колхозный завод глину брал, второй овраг, а они за третьим. Там такая чаща есть…
Дед вызвал двоих партизан и вместе с Лешей отправил в дополнительную разведку. Паренек не ошибся. Точно в том месте, где он говорил, гуськом стояли восемь немецких танков.
Из донесений трех разведчиков Деду стало ясно, что танки — в вынужденной засаде, так как у некоторых из них нет горючего. Леша сообщил командиру интересную подробность: к танкам на машине приезжали офицеры и о чем-то долго совещались с танкистами. Потом один танкист, должно быть главный, был усажен на машину, и машина куда-то укатила — видно, за горючим.
Дед вызвал тетю Глашу. Затем был вызван весь отряд.
Перед выступлением командир разделил партизан на три группы и подробно определил задачи каждой. В первой группе находились стрелки, во второй — партизаны, вооруженные бутылками с горючим, в третью группу входили трактористы.
Стемнело. Отряд во главе с Дедом бесшумно подошел к оврагам. Леша вскарабкался на дерево. Дед и еще несколько партизан сделали то же. «Бутылкометчиков» послали вперед. Те незаметно добрались до оврага и потом по сигналу, данному Дедом, метнули тридцать зажженных бутылок в крайние четыре танка. Из первой четверки танков высыпало двенадцать человек. Дед открыл по ним стрельбу из ручного автомата, его дружно поддержали партизаны. Двенадцать фашистских танкистов были сражены.
Четверкой незажженных танков завладели трактористы. Три танка им удалось увести, а четвертый заклепали с помощью партизана, кузнеца Г-ко… Первая боевая вылазка отряда длилась не больше часа, успели же партизаны за это короткое время очень много.
Из штаба Н-ского полка, куда трактористы переправили трофейные танки, Деду отправили письмо. Оно было подписано комиссаром полка, старым другом Деда.
«За первый подарочек спасибо, — писал комиссар. — Думаем, что не откажешь в новых подарках. От души желаем успехов».
Отряд Деда наносит настолько серьезные удары фашистам, что штаб одной части выслал солдат на розыски партизан. И ищут они Деда. Да где им найти его! Ветра в поле не сыщешь, а отряд Деда быстрый, как ветер.
Еф. Садовский
Партизан «Дед»
На дорогах Украины
оккупантам жизни нет —
между гитлеровских клиньев
партизанит Дед.
Кто он Дед?
Во что одет?
Раздражает немцев — Дед.
Он невидим, он неведом,
где его отряд?
Где пройдет — горячим следом
танки Гитлера горят!
Это — Дедова походка,
он смеется над врагом.
Телефонная проводка
перерезана кругом.
Недоступен немцам Дед,
где он есть?
Во что одет?
Путь его — подобен чуду!
Спрашиваешь — где?
Штаб его у речки Всюду,
у села Везде.
Если встретишь вражий поезд,
выжженный дотла, —
Это грозной схватки повесть,
Дедовы дела.
Ищут немцы Дедов след,
не дается в руки Дед!
Где тропа да где дорога —
тайный разговор,
там у Деда — внуков много,
парни на подбор!
Где кусты и где руины,
спрятан внук и дед,