А между тем война уже стояла у порога…
Первые дни войны
22 июня 1941 года, в 4 ч. 30 мин. утра, раздался телефонный звонок. Д. Г. Павлов сообщил, что германская армия в 4.00 открыла военные действия против наших войск по всей линии границы и особенно у Бреста и Гродно. Идут бои, самолеты противника бомбят наши города и важнейшие стратегические объекты. Просит незамедлительно прибыть в Военный совет округа.
Я тотчас же позвонил дежурному по ЦК и, рассчитав примерно время, предложил к 5.30 собрать в ЦК партийных и советских руководителей республики, включая наркомов, а также секретарей Минского обкома и председателя горсовета.
В 5.00 на Военном совете Павлов и Климовских[3] сообщили об обстановке, как она рисовалась в тот момент. Павлов сообщил об указании сверху: ввести в действие необходимые силы с тем, чтобы разбить и выбросить с нашей территории вторгнувшегося врага, но государственную границу не переходить, так как возможно, что это не война, а крупная провокация противника. К этому времени, однако, крупные силы авиации углубляли радиус бомбардировок и, судя по сообщениям командиров фронтовых соединений Красной Армии, это была не провокация – велись планомерные военные действия.
В 5.30 началось первое заседание Бюро ЦК с участием руководящего актива.
Я сообщил присутствующим, что на рассвете фашистская Германия напала на Советский Союз, и на всем протяжении границы идут тяжелые бои с рвущимися на нашу территорию фашистскими ордами, что выдвигает перед партийной организацией и всем народом Белоруссии новые чрезвычайные задачи. В осуществлении их нельзя терять ни минуты. Затем я сделал обзор неотложных мероприятий, касающихся помощи Красной Армии и проведения мобилизации о которой, сказал, мы, вероятно, вскоре получим указания. Говорил об обеспечении бесперебойной работы промышленности и транспорта, обслуживающих армию, укреплении противовоздушной обороны и средств защиты населения от нападений с воздуха, усилении охраны мостов, предприятий, линий связи, проведении других мер, вытекающих из обстановки военного времени. Затем предложил разойтись, продумать соответствующие меры и вновь собраться в 9 часов утра для того, чтобы наметить и принять решения по конкретным задачам.
Все разошлись, остались лишь секретарь ЦК КП(б)Б по кадрам Н. Е. Авхимович[4] и секретарь Минского обкома В. И. Козлов. С ними имелось в виду обсудить вопросы о некотором перераспределении кадров в связи с войной и неизбежной мобилизацией в Красную Армию.
Около 7 часов утра позвонил Сталин. Поздоровавшись, он спросил об обстановке и о том, что предпринимает ЦК Компартии Белоруссии в связи с началом войны. После моего сообщения Сталин сказал:
«Сведения, которые мы получаем из штаба округа, теперь уже фронта, крайне недостаточны. Обстановку штаб знает плохо. Что же касается намеченных вами мер, они в общем правильны. Вы получите в ближайшее время на этот счет указания ЦК и правительства. Ваша задача заключается в том, чтобы решительно и в кратчайшие сроки перестроить всю работу на военный лад. Необходимо, чтобы парторганизация и весь народ Белоруссии осознали, что над нашей страной нависла смертельная опасность, и необходимо все силы трудящихся, все материальные ресурсы мобилизовать для беспощадной борьбы с врагом. Необходимо, не жалея сил, задерживать противника на каждом рубеже, чтобы дать возможность Советскому государству развернуть свои силы для разгрома врага. Требуйте, чтобы все действовали смело, решительно и инициативно, не ожидая на всё указаний свыше. Вы лично переносите свою работу в Военный совет фронта. Оттуда руководите и направляйте работу по линии ЦК и правительства Белоруссии. В середине дня я еще позвоню Вам, подготовьте к этому времени более подробную информацию о положении на фронте».
Поручив присутствующему при разговоре Н. Е. Авхимовичу, а также Г. Б. Айдинову передать записанное мною содержание полученных указании всем первым секретарям обкомов и райкомов, по возможности – и Западных прифронтовых районов, я уехал в штаб фронта.
В штабе Западного фронта всеми мерами безуспешно пытались восстановить утерянную связь со штабами армий и корпусов. Проводная связь на этих линиях была повреждена бомбежкой или выведена из строя диверсантами. Радиосвязь по разным причинам отсутствовала. Посылавшиеся штабом в войска офицеры связи – парашютисты не выходили с ним на связь. Только по отрывочным сведениям от появлявшихся с фронта офицеров можно было судить о положении на некоторых участках фронта, которое, безусловно, по времени получения этих сведений уже изменилось.
Особенно удручающим было то, что большая часть фронтовой авиации погибла в воздушных боях, а также на аэродромах в результате внезапного нападения вражеских самолетов. Положение противника в воздухе стало господствующим, и тыл фронта оказался почти беззащитным от гитлеровской авиации. В связи с этим приведу Вам, Георгий Александрович, один факт, о котором еще не говорилось в печати.
Командующий ВВС Западного округа Герой Советского Союза, генерал-майор авиации Иван Копец, узнав из последних донесений разведки, что в считанные минуты совершится воздушное нападение, отдал приказ поднять в воздух всю авиацию округа и сообщил об этом в Москву. Оттуда последовал угрожающий окрик: «Немедленно дать отбой, иначе это спровоцирует Германию на войну, и Вы ответите головой». Копец вынужден был подчиниться, самолеты сели на свои аэродромы и буквально в это время в небе появилась армада «Люфтваффе». Наши потери были ужасными. Генерал Копец не выдержал такого удара и застрелился.
Это были самые тяжелые военные дни. Только, собрав всю силу воли, можно было сохранить присутствие духа, не быть подавленным обстоятельствами, искать выходы и находить правильные решения, влияя своим спокойствие на других. Я вспомнил тогда прочитанное когда-то у Эдгара По изречение: «Никакие удары и превратности судьбы не устоят перед несокрушимой бодростью человеческого духа».
В 11.30 я приехал в ЦК, т. к. настудило время, когда, как было условленно, должен был позвонить по высокочастотной связи Сталин. В тот момент ко мне в кабинет зашел корреспондент «Правды» по Белорусской ССР Петр Александрович Лидов, впоследствии автор известной статьи в «Правде» о Зое Космодемьянской. Мы с ним были хорошо знакомы еще с середины 30-х годов по Первомайскому району г. Москвы, где нас избрали членами райкома партии.
Не успел Лидов начать разговор, как раздался звонок. У телефона был Сталин, Он сразу спросил: «Что Вы можете сказать о военной обстановке? Что делает и как себя чувствует тов. Павлов?»
Я рассказал ему коротко о тяжелой обстановке, как она рисовалась по данным штаба фронта и сообщениям секретарей обкомов и райкомов партии, о наших попытках восстановить связь и результатах этого. На вопрос о генерале Павлове я ответил, что, несмотря на свои положительные качества: военный опыт, большую энергию, безусловную честность, под давлением тяжелой обстановки, особенно из-за утери связи со штабами фронтовых войск, он потерял возможность правильно оценивать обстановку и руководить сражающимися частями, проявляет некоторую растерянность. Командующий загружен до отказа и, пытаясь решать сотни вопросов и дел, которыми могли бы заниматься его заместители, работники штаба фронта, не сосредотачивается на главных проблемах руководства. «Я хотел бы просить Вас, товарищ Сталин», – заявил я, – прислать в штаб фронта одного из авторитетных Маршалов Советского Союза, который, не будучи поглощен разрешением многочисленных текущих оперативных вопросов, изучал бы внимательно обстановку, продумывал бы неотложные мероприятия и подсказывал их командующему».
Сталин ответил: «Я уже думал об этом, и сегодня же к вам выезжает маршал Борис Михайлович Шапошников. Имейте в виду: это опытнейший военный специалист, пользующийся полным доверием ЦК. Будьте к нему поближе и прислушайтесь к его советам».
В тот же день, 22 июня, маршал Шапошников прибыл в Минск.
Позже стало известно, что фашистская армия напала на войска наших западных приграничных округов значительно превосходящими силами. По личному составу превосходство было в 1,8 раза, по средним и тяжелым танкам в 1,5 раза, по боевым самолетам новых типов в 3,2 раза, орудиям и минометам в 1,25 раза. В условиях внезапного нападения на войска, не занявшие боевых рубежей для обороны, это было решающим превосходством. Однако на решающих направлениях превосходство сил было еще большим. Так, на Брестском направлении, в полосе 4-й армии, на 4 дивизии, занимавшие район Бреста, враг обрушил 10 дивизий, в том числе 4 бронетанковых.
Нарушение связи со штабами фронтов и армий не позволило высшему военному руководству страны в первый день войны правильно оценить положение на фронте и выработать ответные действенные меры. Генеральный штаб в вечерней сводке 22 июня оценивал итоги первых дней боев таким образом: «Германские войска в течение 22 июня вели бои с погранзаставами СССР, имея значительный успех на отдельных направлениях. Во второй половине дня, с подходом полевых частей войск Красной Армии, атаки немецких войск на преобладающем протяжении нашей границы отбиты с потерями для противника»
Это была неправильная оценка положения. К этому времени войска четвертой армии отступали по всему фронту. Пали Брест и Кобрин, захватчики перешли Неман. Соседняя 11-я армия Северо-Западного фронта отступала по направлению к Вильнюсу. Наши войска ожесточенно дрались за каждый метр советской земли, проявляя невиданный героизм, не щадя жизней, сдерживая противника, чтобы дать возможность развернуться и вступить в бой новым силам.
В этих условиях все мероприятия ЦК и правительства, особенно такие, как мобилизация в армию, своевременная эвакуация, подготовка к защите рубежей приобретали необыкновенную остроту. Начавшаяся в первый же день войны мобилизация повсеместно проходила с огромным политическим подъемом. Тысячи граждан, особенно юношей и девушек, заполнили военкоматы, чтобы вступить добровольно в армию. В июне – августе 1941 года в армию было призвано свыше 500 тысяч человек.