"О, все уже давным-давно
Турниром пробным решено!
При этом у князей светлейших
Нет больше сил для битв дальнейших
А тех, кто духом отощал,
Спор продолжать не приневолишь..."
"О королева, я всего лишь
Закон и совесть защищал,
И не один - со всеми вместе.
К тому же, признаюсь по чести,
Сии высокие князья
Сражались не слабей, чем я,
Своим достойнейшим оружьем.
На то, чтоб зваться вашим мужем,
Прав у меня особых нет.
Но все, кто верно вам служили,
Сегодня право заслужили
На благодарный ваш привет!"
"Пусть нас высокий суд рассудит
Как он прикажет, так и будет!"
И тут пришлось ему и ей
Избрать двух доблестных князей
Для отправленья правосудья...
И вот что порешили судьи:
"Кто здесь явился перед всеми
С короной княжеской на шлеме,
Чье имя на устах у всех
И чей заслуженный успех
Единогласно признается,
Сим приговором отдается
В мужья прекраснейшей из жен!.."
Наш друг убит, наш друг сражен,
Слеза в глазах его мерцает,
Он бессловесен, как немой.
Тут Герцелойда восклицает:
"О Гамурет! Теперь вы - мой!
Пусть нас любви связуют нити!
Смелей к груди моей прильните,
И я клянусь, что ваше горе
Со мной забудете вы вскоре!.."
Грустил он несколько недель,
А между тем прошел апрель,
Луга вокруг зазеленели,
Ручьи в долинах зазвенели.
Май по дорогам кочевал
Больные души врачевал.
И, пробужден дыханьем майским,
Весенним, теплым ветром райским,
Наш славный друг в крови своей
Услышал властный голос фей,
Прабабок голос всемогущий,[40]
К любовным радостям зовущий:
"Заветов наших не забудь!
Люби! И сам любимым будь!"
И, вдохновленный этим словом,
В блаженном озаренье новом,
Он Герцелойде молвил так:
"Да будет прочен этот брак!
Но пусть отныне и вовеки
Не будет надо мной опеки!
Прошу вас внять моей мольбе
И не приковывать к себе.
Моя любовь к вам тем вернее,
Чем я в делах своих вольнее,
И в месяц - ну, хотя бы раз
Позвольте покидать мне вас
Во имя рыцарских забав.
Что делать, уж таков мой нрав.
А нет, - поверьте, я не лгу,
Опять не выдержу: сбегу,
Как от любимой Белаканы.
(Ах, мне не по сердцу капканы!)
О, как она меня ласкала,
Но ни на шаг не отпускала,
И бросить мне пришлось жену,
Ее народ, ее страну!"
Испанка молвит: "Вы свободны
Так поступать, как вам угодно.
Я только вам принадлежу,
Но вас насильно не держу".
"Чем я вольней, тем постоянней.
Жить не могу я без ристаний.
Раз в месяц - бой, то тут, то там,
Раз в месяц - копья пополам,
И славой мы любовь украсим!.."
Она ответила согласьем.
Так подружился он с женой
И завладел ее страной...
Молва ту новость принесла
В шатер французского посла.
И капеллан бежит тайком
К герою в замок, прямиком,
И тут же, как бы по секрету,
Тихонько шепчет Гамурету:
"Той, кем вы с детства дорожили,
О вас подробно доложили,
Ей было радостно узнать,
Что вы смогли завоевать,
В своем геройстве неустанны,
Двух королев сердца, и страны,
Великий заслужив почет.
Теперь она вам отдает
В придачу к двум другим коронам
Себя, отечество свое..."
"Я научился у нее
Быть верным рыцарским законам.
И коль велел высокий суд,
Я принужден остаться тут!
Пускай мне боль терзает душу,
Законов чести не нарушу,
Своих отцов не оскорблю.
Слова ей передайте эти,
Добавив, что на белом свете
Я лишь одну ее люблю,
И к ней стремиться буду вечно!"
Так он сказал чистосердечно
И одарить хотел посла
Дарами, коим несть числа,
Но тот священник узколобый
Его дары отверг со злобой.
Зато три князя молодых
Слезами горько обливались,
Когда с анжуйцем расставались.
И он, рыдая, обнял их.
. . . . . . . . . . . . .
Тут до анжуйских войск дошло,
Что с князем их произошло:
Пал властелин на бранном поле,
Но восседает на престоле
Его геройский младший брат,
Муж Герпелойды величавой,
Увенчанный военной славой,
О коей всюду говорят...
И к венценосцу самому
Явились рыцари с поклоном:
"Стань и для нас отцом законным"
"Быть,- он ответил,- посему!
Хотя судьба неумолима,
А наша скорбь неутолима,
Ее должны мы превозмочь!
Живущий да к живым вернется,
И скорбь отвагой обернется!
Слезами горю не помочь.
Рожденный доблестным Гандином,
Я стану вашим властелином
С моей возлюбленной женой.
Отныне к верному причалу
Моя судьба меня примчала.
Здесь я бросаю якорь свой!
И, положась на доблесть вашу,
Пантерой этот щит украшу:[41]
Пусть славный герб моих отцов
Вселяет в грудь моих бойцов
Неукротимую отвагу!.."
Все принесли ему присягу.
. . . . . . . . . . . . .
Он, Герцелойдою влекомый,
В покой вступает незнакомый.
Дверь королева заперла
И в эту полночь отдала
Анжуйцу девственность свою.
Нет, я от вас не утаю,
Как наш герой, в боях суровый,
Рот целовал ее пунцовый,
Как оба не щадили губ,
И - пусть рассказ мой слишком скуп,
Сменились радостью печали,
Те, что их душу омрачали...
А вскорости на целый мир
Был справлен ими брачный пир
И - господу благодаренье!
Тем состоялось примиренье
Досель враждующих сторон...
Князь Гамурет, взойдя на трон,
Оставленный погибшим братом,
Всех одарил арабским златом:
От достославнейших бойцов
Вплоть до бродячих игрецов.
. . . . . . . . . . . . .
Так завершилось торжество...
Не раз пантера, - герб его,
Что щит анжуйский украшала,
Князей строптивых укрощала.
Носил герой поверх кольчуги
Рубашку царственной супруги,
В которую была она
В часы любви облачена,
И в той священнейшей рубашке
Он в битвах не давал промашки...
В конце свидания ночного
Рубашку получал он снова:
Их восемнадцать набралось,
Пронзенных копьями насквозь.
. . . . . . . . . . . . .
Да, обделен он не был славой,
И княжество его цвело.
Зачем же снова в бой кровавый
Он поспешил, судьбе назло?
Назло судьбе, себе на горе,
Вновь переплыть решил он море:
Гонцов прислал за ним Барук.
(Здесь, выражая сожаленье,
Я сделать должен добавленье:
Князь поступил как верный друг...)
Барук - мы сведенья имеем
Вновь атакован был Помпеем,
Не тем, которым славен Рим,[42]
А тем, кто дядею своим
Взращен, Навуходоносором,[43]
Тем властелином, о котором
Шумела глупая молва,
Что он - соперник божества
Из-за его завоеваний,
А нынче, не без оснований,
Посеявший раздоров семя,
Осмеян он и проклят всеми...
. . . . . . . . . . . . .
Барук безмерно рад подмоге...
Идет нещадная война.
И знают разве только боги,
Чья одолеет сторона:
Помпея или Гамурета?
Дерется храбро та и эта...
Ах, кто под чьим падет мечом?
И Герцелойда молодая,
Домой супруга ожидая,
Еще не знает ни о чем.
Что ждет ее: добро иль худо?
Вестей тревожных нет покуда,
Беспечно жизнь ее течет.
Довольство, радость и почет
Испанку нашу окружают.
Все королеву обожают,
Ее вниманьем дорожат.
Нет королевы благородней
И благостней!.. Притом сегодня
Ей три страны принадлежат!..
. . . . . . . . . . . . .
Ей ревность сердце не терзала,
Любя супруга своего,
Она с улыбкой узнавала
О похождениях его.
Пусть он иным любезен дамам,
Ее не ранит он тем самым:
Какой ей может быть урон,
Коль всеми привечаем он?..
Меж тем прошло уже полгода,
А из далекого похода
Не возвратился Гамурет.
Вестей о нем все нет и нет...
Так радость горестью сменилась.
Душа тревогой стеснена.
Картина страшная приснилась
Ей в час полуденного сна:
Внезапно вспыхнул полог звездный,
Гром громыхнул грозою грозной,
Кругом пожар заполыхал,
Неслись хвостатые кометы
Всемирной гибели приметы,
И серный ливень не стихал.
В том гуле, грохоте и визге
Метались огненные брызги...
Но вот ужасный этот сон
Другим ужасным сном сменен.
И снится бедной королеве:
Она дракона носит в чреве,
И девять месяцев спустя
На свет рождается дитя:
На голове его - корона...
Она злосчастного дракона
Своим вскормила молоком.
Но вскоре, к странствиям влеком,
Он мать родимую покинул
И вдруг исчез. Как будто сгинул...
Неотвратимую беду
По высшей воле провиденья
Ей предвещали сновиденья.
Она металась, как в бреду,
Пока ее служанкой верной
Не прерван был сей сон прескверный.
. . . . . . . . . . . . .
Сокрылось солнце. Ночь настала.
Вдруг Герцелойда услыхала
Шум голосов и стук копыт.
Без короля вернулась свита:
"Отныне нам лишь бог - защита!
Восплачь, жена! Твой муж убит!"
Как смерть испанка побелела,
Скорбя, душа рвалась из тела.
Глава ее клонится вниз,
Глаза ее не видят света.
Но тут промолвил Тампанис,[44]
Оруженосец Гамурета:
"Узнай, как пал твой муж достойный!..