— Михалкова на туляков не было с авторскими правами…
— Но тут пошли ПТРД и ПТРС под 14,5 мм, они в разы лучше немецкой этой дудки получились. А в 42 году уже все, против Т-34 не плясало, даже с Т-60 и Т-70 не работало, немцы его и переделали для стрельбы гранатами. И эта штуковина — вышибной заряд.
— С деревянной пулей???
— Точно так. Пулька при выстреле в мелкую труху и сгорает. Получается такой холостой выстрел. Если ты не против — давай махнем — я тебе чего попроще для музея, а ты мне эти патрики?
— Не вопрос — согласился Паштет, без особого сожаления отдавая сияющие патроны.
Продолжили махать лопатами дальше. Пара человек уже до пола докопалась. Пол был из жердей. сверху накрыт еловым лапником, сохранившимся на диво хорошо.
— Какой — то выезд получается несуразный — сказал вслух Паша, хлюпая глиной.
— Чего это?
— И немец какой-то нелепый и одет странно и пули деревянные — сказал, вздохнув, Павел.
— А война вообще штука такая. Когда десятки миллионов мужиков дерутся несколько лет по всему земному шару может произойти все, что угодно. И что характерно — происходит. Это ж не кино и не изыскания диванных историков. Будет время — глянь фото и кинохронику во что немцы одеты зимой.
— По сорок первому году?
— Да хоть и по сорок второму. Это папа Гиммлер своих птенчиков одел-обул нормально, по-зимнему. И папа Геринг — тоже. А вермахт и в сорок третьем одет был не по сезону. Даже на шестую армию польтов на ватине не хватило, ходили, как бомжи со справкой. Газетами утеплялись, бабьи тулупы носили и всяким прочим обматывались, что в Германии насобирали жители в "Зимней помощи". Такой видок у них был, что сами же фрицы называли этот карнавал "цыганским цирком". Бабьи-то шали и всякие кофты — яркие, цветастые. В общем — повтор опыта Наполеона. Те тоже мирное население у нас грабили в ноль.
— Серьезно?
— А то! Приказов этих вермахтовских — об обязательном изъятии у военнопленных и гражданских на территории бывшего СССР теплых вещей и обуви, даже в инете — полно. Зимы — то у нас тут прохладные, в шинелке без подкладки и жестяном горшке на репе не очень тепло получается. И с маскировкой та же беда у вермахта выходила. Вот и обматывались реквизированными простынями, наволочками и скатертями. Нуу, чего удивляться — по снегу лучше в скатерти бегать, чем в издаля видной шинелке. Опять же фотографий полно. Да и вон, живой пример лежит.
Тут говорившего прервали, потому как в углу нашли какие-то железяки. Стали разбираться, не поняли, что такое.
— Не то детали астролябии, не то запчасти к лебедке — сказал задумчиво Петрович.
— Капелла, это что за гайка, как скажешь? — показал на ладошке чудовищных размеров деталь один из безлошадных.
— Нуу, тогда просто выпускала промышленность такие гайки, да — мудро ответил эксперт и продолжил разговор с Паштетом. Судя по всему, видел копарь этот металлический хлам впервые, понятия не имел — для чего оно нужно, но лица терять не хотел.
— А все-таки — что это за?
— Я вам не ты, и вы здесь не тут! — огрызнулся Капелла, сворачивая разговор. Зачавкали лопатами и ведрами дальше. Выдернули несколько позеленевших монеток, оброненных кем-то давно на пол и затерявшихся в хвое.
— Ишь ты, какалики — удивился один из безлошадных, но особого интереса монеты не вызвали, потому что наконец на полу пошли находки одна за другой. Попалась гнутая ложка из нержавейки, неожиданно — столовый ножик и плоская оранжевая плошка с треснувшей крышкой, которую копари тут же опознали, как "маргаринницу". Тут же открыли — но результаты вскрытия поразили всех — в баночке не было ровным счетом ничего, кроме жидкой глины. Пошли мятые тюбики, потом в коме глины оказались клочья бумаги, скорее всего — газеты и Паштет успел схватить глазом слова "Wir kennen". Полсотни винтовочных патронов вроссыпь, пустые рамки от обойм, пара гранат — колотушек и много всякой жбони, шмурдяка и шняги, как характеризовали находки черные археологи. Паша уже вымотался, такой темп тяжелой и грязной работы был не по нему, а остальные словно в бой рвались. Извозились в грязи по самые брови и, хотя на них были резиновые рыбацкие штаны с сапогами — наверное и это не вполне спасало от грязной жижи.
Потом Паша отвлекся на вытягивание резиновых противогазных харь — лежала у стенки кучка этого добра в шесть штук.
— Значит, тут еще шестеро погибло? — понял Паштет.
— Где? — живо повернулись остальные.
— Да вот — противогазы же…
— А, это… — публика разочарованно вернулась к рытью.
— Что наши, что немцы эту байду выкидывали, когда драпали. Уцелеешь — новый раздобудешь, уж чего-чего, такого-то говна, а когда бежишь — каждый грамм давит — снизошел Петрович.
— Да и в жбан можно много чего запихать полезного — поддержал сосед справа.
— Какой жбан?
— Футляр немецкий противогазный из гофрированного железа. Мы там чего только не находили. Даже картошку и сухари. Странно, что сохран был опознаваемым, хотя должно бы и сгнить…
— Чего им сделается, армейским-то сухарям!
— Воот, уже не зря приехали — неожиданно довольно заявил Капелла.
— Черт везучий — буркнул один из безлошадных.
Бережно стерший с находки грязь копарь, явил широким народным массам трудящихся плоскую серую штуковину явно из алюминия. Сначала Паштету показалось, что это имитация раковины, потом понял — лежащая на спине девица пышных форм в старомодном капоре, разведя руки в стороны, широко разбросала складки платья.
— Это да, зачетно — согласился Петрович.
— Оно, конечно, дешевый ширпотреб того времени, но куда как достойно — признал и роющий рядом безлошадный. Не без нотки зависти. А Капелла, налюбовавшись находкой, с новой силой вгрызся в глину. Вывернул с тяжелым хеканьем кубический ком грязи. Блеснуло свежеободранное лопатой железо. Ошметья глины стали плюхаться в жижу на дне блиндажа, когда Капелла решительно принялся трясти в воздухе найденное.
— Переноска для противотанковых мин — пояснил Паштету, когда тот помогал ему выкинуть на край глубокой ямы спешно обчищенную от глины кубическую конструкцию с ручками и полочками.
Рыли до темноты, практически пройдя по всему полу и найдя еще кучу всякого ненужного, с точки зрения Паши, хлама. Непонятно почему — нашлись два пустых футляра для сменных пулеметных стволов к МГ-34, одинокий солдатский сапог с чудовищной почти лошадиной подковой на весь каблук и теми самыми пресловутыми шипами на подметке. Что совсем странно — сапог был весь расшорканный, распавшийся на составные детали еще тогда, в то время, о чем говорила намотанная на него проволока, позволявшая еще пользовать "просящий каши", сапог. Подкову и шипы неведомый хозяин стер почти до основания, по какому наждаку он бегал — никто не понял, особенно в здешних болотистых местах.
Пока переодевались, мылись, приходили в себя, поспел ужин. Довольно скромный, надо заметить, если бы не ведро борща, который запасливые мужики быстро и умело сварганили из привезенных с собой запасов, разложенных по мешкам и мешочкам. Капелла торжественно плеснул водки под дерево, Петрович аккуратно положил кусочек мяса (как заметил Паштет — вроде как остаток вчерашнего шашлыка).
— Угощение деду Хабару — пояснил Паше сосед по палатке.
— Неплохой день был — кивнул сидящий напротив.
— Только вот электриков что-то тут не видать. Из всего, что нашли — ничего нет ихнего.
— Тем не менее место практически не битое, добираться сюда солоно, так что перспективы ясны и чисты.
Разговор на время усох, потому как поспел борщ. После тяжеленной работы жрать хотелось как из пушки, и ведро умяли довольно быстро. Под чаек уже опять стали потихоньку чесать языки, прикидывая. что это мог быть за блиндаж и куда от него стоит податься в следующий приезд.
— А с немцем этим что делать будете? — поинтересовался Паштет.
— Что было интересного — взяли. Сам он никому не интересен, пусть себе дальше лежит, чай не Тутанхамон.
— Хоронить не будете? Крест там ставить? — ляпнул Павел и немножко испугался.
— За какие заслуги? Его сюда никто не звал. Приперся плюгавый ариец за рабами и землей — ну вот ему земля. Если каждого из них хоронить с почестями — так жить будет некогда. Тут вон на своих-то внимания мало — заговорили копари.
— Немцам он не нужен и возиться с его перезахоронением та сторона не желает. А нам сопли пускать тем более не с руки. Не стоит быть святее Папы Римского. В конце концов, таких как он, полным полно. Они сделали все, чтоб наши как падаль по лесам и ямам валялись, ну так каков привет — таков ответ.
— Наши-то при чем? — не понял Паша.
— Приказами немецкого командования разных уровней, начиная с ОКВ, похороны служащих РККА проводились по разряду "утилизация падали". Никаких почестей, никаких могил. Свалил в яму — присыпал. Все. Те могилы, где хоть какой-то человеческий подход виден — прямое нарушение приказов немецкого командования со стороны низовых фрондеров. Так что пусть лежит.
— Обратно землю в блин будем скидывать? — спросил один из безлошадных.
— Не стоит зря корячиться. Сама сползет.
— Будем как "ямщики"? — усмехнулся спросивший.
— Не говори ерунды. Сам ведь знаешь — если вблизи жилья копаем или, тем более на поле колхозном — все ямы заровняем. А тут до жилья пешком не дойти. Так что не боись.
— А вот футляры для пулеметов — они что-нибудь означают? Типа того, что и сами пулеметы тоже рядом где-то? — спросил Паштет.
— Нуу, война — это хаотичный хаос, который пытаются чуточку упорядочить. Потому те же МГ-34 могут лежать прямо у входа в блин. А могут — в 100 километрах. Или в 300. Причем хоть на север, хоть на юг, хоть на восток, хоть на запад. У меня родственница после войны получила в глубоком тылу ранение из МГ-34. При том, что там войны и в помине рядом не было.
— Бандиты? — оторвался от чая усатый мужик с круглым лицом.
— Разгружали металлолом из вагонов. Неаккуратно получилось — спусковой крючок у бывшего в куче военного железа пулемета за что-то зацепился и бабах! Не проверяли трофеи собранные на заяженность, наверное. Война потом много еще крови повыпускала, даже сейчас все время кто-нибудь ухитряется или подорваться или еще что учудить на старом хламе. Так что визитерам из евросоюза нам почести воздавать ни к чему. Я их лежаки бил и буду это и дальше делать и плевать мне на все эти благоглупости.