— Вроде фрицы своих хоронили с почестями — вспомнил виденное по телевизору Паштет.
— Нуу, могу кое-что рассказать из того, как хоронили своих немцы по своему опыту работы на таких местах.
— А наши?
— Наши не хоронили почти до середины 1942го, не до этого было. В отступлении не очень-то похороны устроишь — заметил парень в австрийской (опять переоделся) куртке.
— И как хоронили немцы?
— В основном в индивидуальных могилах летом. На каждого отдельная яма. Глубина — как где, и по 30 см бывало, более метра не копал никогда. Зимой чаще длинные рвы, куда клали почти плечом к плечу, глубина маленькая. Кстати, иногда в условиях больших боёв в могилу немцы клали не ломая жетонов, в полной выкладке — в касках, с лопатками, гранатами за поясом, с документами, фотоаппаратами, полными карманами всякого в шинелях. Есть в инете очень любопытные кадры 42 года с похоронами Константина Фёдоровича фон Шальбурга под Демянском (был такой командир Фрайкорпа СС Дании). Там церемония несколько скомкана, но и время было горячее. Были найдёныши и такие — верховые немцы просто в лесу, но жетоны отломлены. Типа учтены и захоронены. Видать, сами халтурили в горячке. Так что по-разному и зачастую, не взирая на приказы. Целиком документация по устройству немецких воинских кладбищ у меня есть, занимает около 8 гигабайт в сканах.
— Я полагаю, тут не от наших или от немцев зависело, а от обстоятельств.
На войне как на войне — заметил усатый, грея ладони о кружку.
— Нуу, да. На всю жизнь запомнил один немецкий лежак на 700 с лишним рыл в Новгородской. Он до сих пор не выбит полностью, остались и целые могилы. Там был просто трэш. Сначала было нормальное кладбище по всем нормам и с индивидуальными могилами. Но без гробов, немцы хоронили в плащ-палатках всегда или в пакетах из крафт-бумаги, я лично гробов никогда не встречал — рассказы слышал от людей, но сам никогда.
Потом видимо настало. Хоронить начали вокруг, в небольших рвах плечом к плечу во всей выкладке — с документами, амуницией, штыками, фотиками и обручалками, и не ломаными жетонами. Командование дивизии хоронили на бугорке в центре кладбища. Штабной пригорок, да, это мы по половинкам определили, что командование. А потом был удар катюш по переднему краю. И вдоль кладбища появился длиннющий ров со скрюченными горелыми прямо в шинелях и с оружием даже — никто, видать, не хотел разлеплять, валили и головой к ногам и ногами к голове.
— Обстоятельства. Как наши в воронках присыпанные повсеместно.
— Потом то же и с евроинтеграторами было. Чем дальше — тем больше. Да и сами они свои кладбища сносили, где успевали. Типа чтобы наши не глумились. В Демяне все кресты снесли. А что тебя удивило?
— Даже в 1941-м, зимой, немцы просто трупы зарывали, правда потом, идя по нашей земле — откапывали свои трупы и хоронили как у них положено. А потом, когда они бежали — все эти кресты снесли к едрени матери вполне по закону мести. И вообще, меня ничего не удивило — благо, опыт у меня по их лежакам копательский неплохой. Испугать меня покойником вообще нельзя. Меня поразил угар того, как их ударно херачили — они даже теряли людей, командующих дивизией. Это не так просто — угондошить немецкого полковника на месте стационарных боевых действий. Он на свет-то почти не вылазит.
А тут прям вообще исполняли песенку "как здорово, что все мы здесь сегодня собрались".
— "Испугать меня покойником вообще нельзя", сильно сказано, ты меня смешишь. — усмехнулся круглолицый усач и продолжил: "Кости это не покойник, который неделю в озере плавал или расчлененный.
— Свежие трупы они почти не вызывают отвращения, а вот лежалые….Так ведь на войне они все лежалые — заметил парень в остеррайховском кителе.
Капелла глянул иронично.
— Как раз свежие, что от недельки до года, как раз вызывают. Как нам бабка одна в Демяне рассказывала: "Мы по окопам не лазили лет пять. Потом уже, как мясо попрело, пошли всё там собирать — цинки с патронами, посуду, ящики". "Окопами" местное население называет там блиндажи, а нормальные окопы у них называются "щели".
А скелетированные останки — это дело плёвое. Даже волосатые изнутри каски не впечатляют, а такие попадаются часто.
— В смысле волосатые? — поинтересовался Паша.
— Это когда волосы прилипли к ржавчине и не сгнили до сих пор — пояснил один из безлошадных.
— Не знаю че там бабки видели. Я в 1980-х пинал пробитые немецкие и русские каски, как и череп не знаю чей. Который уже на пне стоял, в бору с грибами. Грибы я там собирал.
— Я такое ещё недавно кое-где пинал. И сейчас знаю одно — два места, где также будет — сказал другой копарь.
— Слушай, я не копатель, но как мент всегда интересовался всем оружием в районе и в том числе выкопанным в нашей земле. Много увидел и план сделал — сказал усатый. Паштет поежился, мент в компании был для него неожиданностью. Остальные, однако, и не почесались, то ли менты среди копарей были не редкостью, то ли не опасались ничего.
— Нуу, так оно ж почти всё нерабочее. Это я как копатель говорю. Я из копаного оружия никогда никого убивать не пойду, ибо лучше топор взять, надёжнее. Немцы копаные дохлые сейчас ВСЕ, поголовно. Может патронник порвать, про автоматику вообще не говорю. Наши да, мосины будут рабочие, папаши там, да и дяди Пети тоже. Но в целом в оборот имеет смысл брать ТОЛЬКО находки с чердаков и домов. Остальное слова доброго не стОит — уверенно возразил Капелла.
— Ты вот как мальчик… Из нерабочего сделаем рабочее — между глоточками возразил усатый мент. Назвать его полицейским как-то не получалось.
— План…не понял? — переспросил один из копарей
— Должен знать — намекающе срезал другой.
— Нуу, ты вот странный тоже… Я хорошо знаю, как за нерабочую ржавую гранату у меня знакомый получил 6 месяцев сизо и год условно. Всё это есть, поэтому я оружие никогда из леса не несу — там топлю или уничтожаю. У меня другие интересы — жетоны немецкие да посуда всех армий, а также окопное творчество в виде рюмок, кружек да пепельниц и прочего. Статью с земли поднимать самому давно не хочется — твердо сказал Капелла.
Светит мне знакомая статья.
Я стволы с моста швыряю, плача.
Булькнула с патронами бадья.
Тонет поисковая удача.
Поглотила глубина штыки.
Пулемет пустил круги по речке.
Дома держат только дураки
Гексоген и порох в русской печке
— негромко пробурчал Петрович.
— Он, наверное, ее хранил неразряженной — пожал плечами усатый.
— Нуу, да, хранил — лень же обезвредить ещё в лесу, давай "каку" на радость милиции притащим в дом и будем 2 года в коробке хлама на балконе хранить.
А потом возьмут человека совершенно безумного, с которым он был знаком 15 минут и обменялся телефонами когда-то, и прошерстят список телефонов безумца — так вот крест в биографию и получают честные, но ленивые граждане. А мы как на картошке поднимали это железо, там перло все вплоть до немецких ракетниц из всех щелей после трактора… Мне было лет немного, я нашел "лимонку", а моя учительница в 1988 году ее кинула в реку. Она не взорвалась — несколько сумбурно, но с явно не прошедшей за все эти годы обидой сказал матерый копарь.
— Из твоего рассказа про учительницу я понял одно — она не пыталась даже чеку выдернуть. Да и выдернула бы — тоже бы не взорвалась.
— Учительница?
— И она и граната и обе вместе.
— Гыгыгы. Давай…обезвредь гранату сорокалетней давности, а не выкинь ее в болото.
— Глаза боятся, а руки-крюки вот они… Нормально там всё разбирается, если знать как. А это заветное знание, как сделать так, чтоб потом твои сослуживцы качали головами при обыске автомобиля и говорили: "Надо же, и впрямь пустая, и откуда они эти пустые берут?"
Больше 80мм мин ничего не разбирал и боюсь. Противотанковые мины не в счёт, там очень просто. Но любая граната наша или немецкая разбирается сейчас нормально и полностью обезвреживается — если знаешь, как. Кроме ружейных — это очень опасно и рецептов там нету. Вообще их в руки не беру, видал, что бывает с этим хламом. Ты как моя руководительница в классе. Закинула сука гранату, то что я собирал… СУКА. Я ведь жизнью рисковал.
— А когда ты копать стал?
— Нуу, я копать по войне начал в 1982 году в 10 лет в сухой почве мергеля в Новороссийске. Там ничего не гнило — лежало, как вчера положенное. Вот там я реально жизнью рисковал, а не то, что щас в глине или песке средней полосы. Щас я хоть матчасть знаю назубок и выкуриваю любой кусок чего-то из земли вытащенный на "раз-два". А тогда вообще было так — 90 % процентов всего рабочее, даже площадь города не разминирована, и мы по 10 лет пацаны в ямах роемся и в костёр кладём что попало, не зная даже, чего от этого ожидать.
Но учительница у тебя реально гадина была — нет хоть чеку убрать, хоть бы все вместе повтыкали…
— Почему гадина? А че ей делать если ты гранату нашел? Только что могла, то и сделала.
— Нуу, могла же меня похвалить и поставить в пример — я же ей гранату отдал. И одной опасностью стало меньше.
— Мне вот таких учительниц не попалось, и теперь как мудак сам за собой убираю, чтобы следующие дети не нашли и в костёр не положили — сказал Петрович.
— Знаешь же анекдот про молдаван, Одессу и гранату? Вот и тут так же.
— Ты в Одессе не жил. Жить там стремно, но бывать — надо.
— Я там был в 11 лет, мне не понравилось — грязно, много людей и бедно было, в отличие от моего почти родного Новоросса. Больше не тянет. Без меня как-то обойдутся.
— А "лучше всего" работали похоронные команды в середине 50х годов в районе Зайцевой горы. На собирание останков сгоняли старших учеников и солдат близлежащих частей. Считали по головам "черепам" и (или) берцовым костям. "Похоронщики" это быстро просекли и собирали только черепа. (помнишь, я писал, что нашел странное захоронение, безголовых солдат) Вот тут тоже самое. Молодой лес, в лесу нашли человек 25 верховых бойцов. Только один комплектный. Остальные, в полном обвесе, с противогазами, иногда каски рядом валяются а голов нет — внезапно выдал самый молчаливый копарь. Видно назрело.